Б. Седов - Рывок на волю

• Название: Рывок на волю
• Автор: Б. Седов
• Издательство: Нева
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-7654-2649-2

Константин Разин по прозвищу Знахарь знал, что осужден по ложному обвинению и материалы следствия подтасованы. Но знал он и то, что апелляции и просьбы о помиловании никак не повлияют на машину «правосудия»: он все равно будет отбывать срок. И тогда Знахарь решился на отважный шаг: побег. Перед ним – четыреста верст тайги, за его спиной – погоня. Спастись невозможно. Но спастись необходимо.

---

А в качестве постскриптума я дописал просьбу о том, чтобы подогнали мне в БУР хавки и выпивки. И медицинский резиновый жгут вместо эспандера, чтобы разрабатывать ногу.

Потом я растянулся на шконке – не такой чтобы очень, но ведь после кичмана!.. – и перебрал в голове все события сегодняшнего дня.

Весьма насыщенного. И очень удачного, если принять в расчет все, что было до этого.

…До больницы кум довез меня на своем джипе, прихватив с собой одного из солдат, вооруженного пистолетом. Стоило нам лишь выбраться за КПП, как солдат, пригревшись в уютной машине, захрапел на заднем сиденье, но ни я, ни кум не обращали на это никакого внимания. За то, что я на костылях попытаюсь выкинуть какой-нибудь фортель, нач. оперчасти не опасался и не стал требовать с меня слова, что буду вести себя хорошо. А возможно, он понимал, что подобного слова я ему больше не дам.

А дальше в маленькой одноместной палате, где была привязана к кровати Кристина, я часа на четыре окунулся в море слез, в невероятную смесь истерик и признаний в любви, в очередные просьбы прописать какой-нибудь легкий наркотик – «Костя, просто для снятия напряжения. Ты же понимаешь. Ты же ведь врач. Настоящий, не то что эти ветеринары». Я накормил Кристину с ложечки и напоил ее чаем – впервые за последние дни (ну совсем как и я). Я внимательно осмотрел ее, изучил все анализы и назначил свое лечение. И какого же труда мне это стоило! Огромный местный врачина с саженными плечами и повадками лесоруба не хотел об этом даже слышать, но кум отвел его в сторону, что-то шепнул на ухо, и «лесоруб» сразу же просветлел лицом, махнул рукой и согласился. Перед самым нашим отъездом Кристина выбила и из меня, и из своего любимого (он неожиданно стал любимым) дядюшки обещание, что теперь я буду появляться у нее ежедневно. А я, в свою очередь, выбил из громилы врача свежий перевязочный материал и антисептики для своей ноги. Большего для такой раны, как была у меня, и не требовалось. Ничего в том месте, где прошла пуля, не гноилось, кожа вокруг имела здоровый оттенок, и я имел серьезные подозрения в том, что сразу после ранения меня хорошо перевязали. Неужели, кум? Не похоже на цириков, чтобы они так пеклись о здоровье беглых зеков, к тому же еще и порезавших их сослуживцев. Вот запихать в рану земли… Но перевязывать! Где-то в самых глубинах души я был за это ему благодарен…

Братва в хате постепенно угомонилась, удивляясь тому, что сегодня по какому-то особому случаю не было вечернего шмона, а значит, следует ожидать ночного. И те, у кого было место, разбрелись по своим нарам. А те, у кого не было, забрались под нары. Правда, надо признать, что такой скученности народу, как я наблюдал в «Крестах», в ижменском БУРе не было.

Когда со всех сторон уже раздавался могучий храп, я решил удивиться тому, что после бессонницы в кичмане сна у меня до сих пор ни в одном глазу. А только стоило удивиться, как тут же, за считанные мгновения, и заснул. Ну прям как после дозы снотворного.

И приснилось мне… Что же, что же? Да не помню! Вроде бы ничего. Давненько со мной не бывало ничего подобного. А ведь если ты спишь без сновидений, даже самых добрых, самых желанных, то значит отдыхаешь на сто процентов. По полной программе восстанавливаешь организм.

Значит, у тебя скорее излечиваются болячки.

Ой, скоро у меня заживет рана на ноге! Что будет, что будет!!!

Глава 2 ВТОРОЙ РАЗ В ТУ ЖЕ ИЖМУ

Как я и ожидал, нога зажила через месяц. Хромота исчезла полностью, и единственным, что доставляло мне опасения, было то, как бы рана не дала себя знать при четырехсоткилометровом марш-броске через тайгу. Это, конечно, если все пройдет наилучшим образом, и мне удастся сорваться из Ижмы и встретиться со своим проводником.

К сожалению, у меня не было никакой возможности для тренировок. По узкой камере много не нашагаешь, а выезжая под конвоем за пределы запретки или выходя на прогулки в прогулочный дворик, я перемещался с трудом, опираясь на палочку, стараясь убедить цириков в том, что ожидать от меня, хромоногого, каких-либо сюрпризов просто немыслимо. Усыплял, так сказать, бдительность противника. Правда, существовали серьезные опасения насчет того, что какая-нибудь из сук нашепчет операм о том, что в камере я по несколько часов провожу в беге на месте или упражняюсь с резиновым жгутом. Да и подглядеть через глазок за тем, как я, хромой и немощный, активно занимаюсь физподготовкой, цирики тоже могли. Хотя, на подобные случаи в правильных хатах всегда существуют варианты прикрытия.

Итак, опасения существовали, но другого выхода не было, и я, несмотря ни на что, в свободное время бегал на месте или натягивал жгут. А кроме того, каждый день отправлялся, хромая и охая, в гости к Кристине под конвоем двоих солдат, вооруженных «пээмами». Желторотых солдат, с которыми, я был в этом уверен, когда подвернется удобный момент, я справлюсь без особых проблем. Оставалось лишь дождаться такого момента.

Тем временем племянницу кума перевели из больницы домой, и там она находилась уже три с половиной недели. Радуя мамашу и дядю тем, что – моими стараниями – все вроде бы вернулось на круги своя: Кристина все такая же то задумчивая, то неспокойная, то кричит и психует, а то плачет и жалуется на жизнь. Но о самоубийстве больше не помышляет. И налицо все предпосылки к тому, что, если помучиться с ней еще месяцев девять, девочка придет в себя. Словно Спящая Красавица, выйдет из летаргии, и кошмар наркомании останется в прошлом.

А красавица тем временем продолжала основательно трепать мне нервы: то объяснялась в любви, то грозилась убить; то декламировала, как здорово то, что слезла с иглы, то требовала добыть ей героина. А стоило мне на время отделаться от дочурки, как за меня тут же принималась мамаша. Заниматься сексом она была готова всегда и везде, вплоть до того, что стоило нам остаться наедине хоть на минуту, как рука Анжелики тут же лезла ко мне в трусы. И это при всем том, что в любой момент в комнату кто-нибудь мог войти – хоть ее дочь, хоть ее брат, хоть один из двоих конвойных солдат. Этой озабоченной бабе все было до лампочки. А я никак не мог взять в толк, почему за три месяца, что провела в Ижме, она не нашла себе здесь какого-нибудь местного жиголо? Почему теребит только меня? Что во мне, одноногом, такого? Впрочем, конечно же, не больная нога…

В конце концов ежедневные визиты в гости к куму мне порядком поднадоели. Омерзительно ощущать себя собственностью двоих сумасшедших дур, исполнителем их ненормальных желаний. Я никогда не продавал себя ни за миску баланды, ни за бутерброд с ветчиной, и если бы не предстоящий побег, то давно бы расторг соглашение с кумом. Отправился бы обратно в кичман… под суд за побег… получил бы дополнительный срок… пошел бы на другую, худшую, зону… Только не быть бы домашним рабом…

В середине августа я наконец пришел к выводу, что к соскоку из Ижмы у меня все готово.

Нога была в полном порядке, и даже после активных нагрузок рана совершенно не давала о себе знать.

Абориген-проводник продолжал дожидаться меня в охотничьей избушке в восьми километрах вверх по реке – об этом отписал мне в маляве Костя Араб.

Бдительность конвоя давно была усыплена полностью. То же можно сказать и о самом куме, который даже начал выдавать конвойным солдатам, дабы особо не привлекали внимания, проходя через поселок, вместо положенных им автоматов пистолеты ПМ. Нарушение – да. Но что значат какие-то нарушения в такой глухомани, как Ижма?

Последнее время меня почти каждый день сопровождали одни и те же солдаты. Один, тезка нашего кума Анатолий, полгода назад был призван из Воркуты. Второй обладал редким именем Парамон. Этому он был обязан, наверное, тем, что был уроженцем заполярного селения Верхняя Колва и, как все подобные уроженцы, отличался специфическим именем и яркой внешностью самоеда. При первой же нашей встрече Парамон поделился со мной тем, что хотя он и потомственный оленевод, но возвращаться в родовой чум не собирается. После армии – а до дембеля ему оставалось меньше трех месяцев – пойдет в школу прапорщиков, а потом будет лупить дубинкой мерзавцев вроде меня. «Что же, – размышлял я, хромая впереди своего косоглазого конвоира, – после таких откровений я прибью тебя без зазрения совести. А потом, если выживешь, то ни о каких школах прапорщиков можешь и не мечтать. Приняли бы обратно в чум…»

Несмотря на явную неприязнь, которую испытывали ко мне оба конвойных, они не гнушались угощаться у меня сигаретами, которые мне подгонял в БУР Костя Араб. А когда Анжелика или Кристина предлагали им кофе и бутерброды, Парамон и Анатолий от жадности забывали вообще обо всем. В том числе и о том, что я могу сбежать. Да и куда бы я, инвалид, по их мнению, делся б из дома, обнесенного высоченным забором? К тому же еще находясь под постоянным надзором одной из двух женщин. «Да эти женщины сразу бы сообщили нам о попытке побега», – вот так, наверное, размышляли два недалеких лоха (один из Воркуты, другой из оленеводческой юрты). И совершенно теряли бдительность, совершенно уверенные в том, что я, одноногий, все равно никуда от них, героев, не денусь.