Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

• Название: Орден куртуазных маньеристов (Сборник)
• Автор: Вадим Степанцов
• Жанр: Поэзия

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».

---

* * *

Раздвоился морской окоем,
И под легким дыханием бриза
Над иссохшим хрустящим быльем
Духоты колыхается риза.

И опять я впаду в забытье
Под напев набегающий нежный:
Незнакомка, то платье твое
Заалело в дали побережной.

Ты не видишь меня – я стою
Над слоистым скалистым откосом,
Но проходишь – и душу мою
Посылаешь ты ввысь альбатросом.

Ты за преданность щедро воздашь –
Даже волны умильны и кротки,
Даже ветер, как преданный паж,
Примеряется к легкой походке.

И меня твоя милость нашла:
Хоть об этом ты знаешь едва ли,
Но душе ты даруешь крыла
Беспредельной блаженной печали.

С высоты я слежу за тобой,
Над волнами невидимо рея.
Ветер крепнет. Вздыхает прибой
Чаще, глуше, плотнее, грознее.

Я лечу среди чудных миров,
Растворившись в мужающем ветре,
Слыша ковку сверкающих строф
В волновом торжествующем метре.

* * *

Я ловко делал наше дело,
И вот признать в итоге надо:
За все разумные пределы
Распространилась клоунада.

Закладывал любую малость
Я в основание успеха,
Зато из сердца подевалось
Куда-то всё, помимо смеха.

Порой скрипач играет скерцо,
Но сердце плачет под камзолом;
Порой – смеющееся сердце
Не стоит называть веселым.

Почти достроен дом почета,
Веселым будет новоселье:
Постройка разорила мота,
А нищета – залог веселья.

* * *

В кудрях твоих – ночь степная
И запахи разнотравья,
А в карих глазах – вся кротость
Крестьянского православья.

Мечтаю я стать малюткой –
Цикадой, в ночи звенящей,
И в черных кудрях исчезнуть,
В благоуханной чаще.

Хочу, чтобы ты уснула
Под царственным небосклоном,
Сквозь ночь несомая нежно
Моим шелковистым звоном.

* * *

Не больше четверти часа
Заказа я ожидал.
Когда нам подали мясо,
К глазам я поднял бокал.

На вас я, не двинув бровью,
Глядел сквозь его стекло,
И вы сочли, что любовью
Глаза мне заволокло.

А мясо сочилось кровью,
Животный голод дразня…
Шутя справлялась с любовью
Та мощь, что вошла в меня.

Ничто перед этой силой
Любовь, и зло, и добро.
Говядина и текила
Наполнили мне нутро.

И, скрытому жару вровень,
Который горел во мне,
Разымчивый жар жаровен
Меня обтекал извне.

Я видел из заведенья
Мерцанье сухих степей,
И в прах опадали звенья
Любых любовных цепей.

Вставал угрюмым фантазмом
Степной безграничный Юг,
И трель гитарная спазмом
Мне горло сжимала вдруг.

Я знал, что снаружи – вьюга,
Но видел сквозь пряный дым,
Как гаучо скачет к югу
И пыль клубится за ним.

Когда текила допита,
Смешны слова невпопад.
Тогда рокочут копыта
Текучих, как тучи, стад.

Стада рокочут, как реки,
Как камни, катятся в топь,
И в лад ладони на деке
Выводят глухую дробь.

Мы мчались в чреве машины
Сквозь снег, пролетавший вкось;
Видение Аргентины
Со мною вместе неслось.

Вы думали: “Милый ужин,
Не стоит парня терзать”,
А мне хоть кто-то был нужен,
Чтоб всё ему рассказать.

* * *

Вот приплюснутый старый город, шаткий мост через реку Квай,
Где воркуют тугие струи у мохнатых ослизлых свай.
Отдаю я гребцу монету и на лодке туда плыву,
Где летучий город из джонок колыхается на плаву.

Как игольчатый панцирь – джонки на упругом теле реки,
Паруса – как драконьи крылья или яркие плавники;
Мачт скрещения повторяют ритм, который прибоем дан:
Здесь с приливом сплавилось устье и оно уже – океан.

Океан чудовищной каплей в равновесье хрупком набряк;
Подтопили пространство воды – хорошо, что я не моряк!
Громоздятся беззвучно тучи над замкнувшей простор дугой.
На литом щите океана опочил Великий Покой.

Подплываем к джонке, чей парус – словно ласточкино крыло,
И опять владелица джонки улыбается мне светло,
В волосах костяные гребни поправляет узкой рукой.
На устах у нее улыбка, а в глазах – Великий Покой.

Сладко видеть приготовленья, сладко видеть вспышку огня,
Сладко то, что она раскурит трубку медную для меня.
И опять размывает опий этот мир неподвижных форм,
И я вновь блуждаю с любимой там, где нас не достанет шторм.

Мы плывем по реке заросшей в утлой лодке, рука с рукой,
И цветы изменяют формы – неизменен только покой.
Золотится туман, на воду золотая летит пыльца,
И я взгляд оторвать не в силах от загадочного лица.

Бесконечна ее невинность – только грезы любит она;
Никуда я отсель не двинусь, чтоб ее не покинуть сна.
Принимаю как неизбежность грозный рокот дали морской:
Всё движение – только внешность, а под ней – Великий Покой.

Не сумел я с покоем слиться – прикоснулся только к нему,
Но я деятельных и сильных никогда уже не пойму.
Мне бы только грезить, качаясь, под журчанье воды у свай
В перелетном городе джонок у моста через реку Квай.

* * *

Подписи к серии гравюр “Семь смертных грехов”

Гордыня

Я – тот, кто в ослепленье злобном
Вознесся над себе подобным,
Забыв, что создал нашу плоть
И дал нам жизнь один Господь,
И что, господствуя над ближним,
Я есмь лишь прах перед Всевышним, –
Но на свою, увы, беду
Пойму я это лишь в аду.

Лень

Я презирал любое дело,
Расслабил и разнежил тело,
Я образ Господа-Творца
В себе унизил до конца
И, пребывая вечно праздным,
Доступен был любым соблазнам,
Был лишним грузом на Земле,
А буду – варевом в котле.

Чревоугодие

Я был рабом своей утробы
И ничего помимо злобы
К голодным ближним не питал,
А лишь свое нутро питал.
Я от всего наследства предков
Оставил только горсть объедков,
И сало из моих телес
Теперь вытапливает бес.

Гнев

Пытаясь приравняться Богу
И ближних осуждая строго,
Я беспощадно их карал
И тем завет любви попрал.
Я, не вникая в оправданья,
Всем ближним нес одни страданья,
Зато и Бог не внемлет мне,
Когда теперь воплю в огне.

Скупость

Когда просил собрат мой бедный,
Жалел я даже крейцер медный;
Он умер – я его вдову
Ограбил, чтоб содрать лихву;
Я разорил его детишек
Для пополнения кубышек,
Но деньги не спасут меня
Из пасти адского огня.

Зависть

Я истекал зловредным ядом,
Коль чье-то счастье видел рядом;
Коварен, словно крокодил,
Я ближним исподволь вредил,
Искусен в сплетне и подлоге,
Рыл ямы на чужой дороге,
Но этих ям страшней стократ
Разверстый предо мною ад.

Сладострастие

До дряхлой старости в охотку
Я тешил плотскую чесотку,
Скучал я около жены,
Лишь девки были мне нужны.
Долбил я девок, словно дятел,
И всё добро на них растратил,
А днесь мой многогрешный уд
В аду на противень кладут.

Заключение

По одному грехи не ходят,
А тьму других с собой приводят,
Кто впал в один какой-то грех,
Тот не избегнет прочих всех.
Запятнан всей земною скверной,
Он рухнет в адский пламень серный,
На скорбь и муки обречен
До окончания времен.

* * *