Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

• Название: Орден куртуазных маньеристов (Сборник)
• Автор: Вадим Степанцов
• Жанр: Поэзия

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».

---

* * *

Трамвай лучами весь пронизан,
И видно из окна вагона:
Как бы висят в морозной дымке
Коробки спального района.

На стройных выстуженных стенах,
Которые чуть розоваты,
Вдруг окна заливает отблеск,
Сминаемый огнем заката.

И, приноравливаясь строго
К дуге обширной поворота,
Встают всё новые уступы,
Пустынные людские соты.

Над ломкой парковой щетиной
Скользит тяжелый шар багровый.
Трамвай гремит по мерзлым рельсам –
Как будто гложут лед подковы.

Гремит промерзшее железо,
Шатая собственные скрепы,
Но цель любых перемещений
В холодном мире так нелепа.

В самих себе замкнулись зданья,
В самих себе замкнулись люди,
И никакому потепленью
Не положить конца остуде.

На ощупь в отчужденном мире
К теплу отыскиваешь дверцу,
А обретаешь лютый холод,
Вмиг пробирающийся к сердцу.

* * *

С трамвая вечером сойдешь –
И за спиною щелкнут дверцы,
И бесприютность, словно нож,
Внезапно полоснет по сердцу.

Плывут трамваи, словно флот
Под парусами снегопада;
Цветами мертвыми цветет
Тьма электрического сада.

Повсюду мертвые цветы –
На гранях, плоскостях, уступах,
На страшных сгустках темноты –
Как украшения на трупах.

Туда, где розоватый мрак
Владычествует абсолютно,
Я смело направляю шаг –
Ведь мне повсюду бесприютно.

Я не боюсь из темноты
Подкрадывающихся пугал –
Вновь лаз в заборе, и кусты,
И между стен знакомый угол.

Здесь теплым кажется мне снег,
Охватывающий мне ноги.
Здесь дерево и человек
Без слов беседуют о Боге.

Здесь только снег шуршит в тиши,
С ветвей осыпавшийся где-то.
Не осветить моей души
Аллеям мертвенного света.

Пусть будет в ней темно, как здесь,
В укромной тьме живого сада,
Пусть уврачуют в сердце резь
Глухие вздохи снегопада.

* * *

Я на ночь форточку распахнул
И вот не сплю уже два часа.
В нее втекают далекий гул,
И смех, и гулкие голоса.

Вот разбивается разговор
На несколько стихших в ночи кусков,
И слышно, как через иссохший двор
С шарканьем тянется цепь шагов.

Озябнуть я теперь не боюсь,
Ночная прохлада в мае легка,
Но в форточку, словно в открытый шлюз,
Влилась беспредельность, словно река.

Вплывают вместе с темной рекой
Все звуки ночи, как челноки,
И прочь несутся, – и мой покой
Уносят воды темной реки.

Шлюзы стеклянные приоткрой –
И вскоре уже не заметишь сам,
Как растворится в ночи покой,
Уплыв вслед гаснущим голосам.

* * *

Храним в своем сердце мы образ святой –
Как в кружке напиток шипит золотой.
Есть много религий и разных идей,
Но пиво сближает всех честных людей.

Пускай же все спешат к разливу –
Сыны снегов, сыны степей;
Ты человек? Так выпей пива,
Не человек? Тогда не пей.
Мы знаем средство для разрыва
Тяжелых жизненных цепей.
Коль ты не раб, так выпей пива,
А если раб, тогда не пей.

Так двинемся вместе в едином строю
Железной колонной в пивную свою,
На праздник пивной или просто к ларьку –
Везде хорошо ударять по пивку.

Пускай же все спешат к разливу –
Сыны снегов, сыны степей;
Ты человек? Так выпей пива,
Не человек? Тогда не пей.
Мы знаем средство для разрыва
Тяжелых жизненных цепей.
Коль ты не раб, так выпей пива,
А если раб, тогда не пей.

СТРАННАЯ ПРИСТАНЬ (2001)

* * *

Я из гостей шагал домой поддатым
И вдруг услышал окрик: “Аусвайс!”,
И вижу: у подъезда с автоматом
В немецкой форме топчется Чубайс.
Я произнес: “Толян, ты что, в натуре?
Ты братану, по-моему, не рад.
К чему весь этот жуткий маскарад?
Я тоже европеец по культуре,
Я тоже убежденный демократ”.
Я на него глядел умильным взором
И повторял: “Борисыч, я же друг!” –
Но он залязгал бешено затвором
И закричал свирепо: “Хальт! Цурюк!”
Он отказался понимать по-русски
И только злобно каркал: “Аусвайс!”,
И понял я: кто квасит без закуски,
Таким всегда мерещится Чубайс.
И кто жену законную обидит,
Кто в адюльтер впадает без проблем,
Тот в сумерках Борисыча увидит,
Эсэсовский надвинувшего шлем.
И коль ты был до наслаждений падок,
Теперь готовь бумажник и ключи:
Чубайс угрюмый, любящий порядок,
Расставив ноги, ждет тебя в ночи.
Чубайс в твоей поселится квартире,
Чтоб никогда не выселяться впредь,
И будет он в расстегнутом мундире
Твой телевизор сутками смотреть.
Он жрет как слон и в ус себе не дует,
Но если слышишь ты мои стихи,
То знай: он во плоти не существует,
Он свыше нам ниспослан за грехи.
И если в нас раскаянье проснется
И горний свет ворвется в душу вдруг,
Борисыч покривится, пошатнется
И страшный “шмайсер” выронит из рук.
Едва мы ближним выкажем участье,
Былые несогласия простив,
Как вмиг Чубайс развалится на части,
Зловонье напоследок испустив.
И ближние носами тут закрутят,
Поморщатся и выскажутся вслух:
“Небось Борисыч где-то воду мутит,
Ишь как набздел опять, нечистый дух”.

* * *

Хочешь ты Гитлером стать? Смелый ты малый, однако,
Гитлером стать нелегко – это тебе не Чубайс.
Помни: для этого ты должен прилежно учиться,
Мудрость фашистских наук вдумчиво должен познать.
Это позволит тебе в людях достоинства видеть,
Тех же, чье сердце черно, прочь отстранять от себя.
Много героев вокруг: вот линзоблещущий Гиммлер,
Геринг, браздитель небес, чистый душой Риббентроп.
Если же низкий Чубайс, масть у лисы одолживший,
Льстиво к тебе подползет – ты его прочь отгоняй.
Годен он только на то, чтоб, охраняя концлагерь,
Русских ленивых рабов палкой лупить по башке.

* * *

Гитлера конный портрет ты в кабинете повесил,
Но через это ничуть ближе не стал ты к вождю.
Сделайся чище, добрей, искренней и благородней –
Фюрер тогда со стены сам улыбнется тебе.
Только достойных берут в светлое зданье фашизма,
И понапрасну туда хитрый крадется Чубайс.
Да, причинил он вреда русским немало, не спорю,
Но не идеи вождя к действию звали его.
Рыжей своей головой думал он лишь о наживе –
Думать о чем-то еще он никогда не умел.
Грабя тупых русаков, денег он нажил немало,
Но ни копейки не внес в кассу НСДАП.
Он по природе своей попросту мелкий мазурик,
Многие люди хотят вырвать кадык у него.
Если и вырвут – так что ж? Плакать фашисты не станут,
Дело он сделал свое – время пришло уходить.
Много примазалось к нам жуликов типа Чубайса,
Партия, дайте лишь срок, освободится от них.
Юноша! Честно плати взносы в партийную кассу,
В этих деяньях простых и познается фашист.

* * *

Полагаю, друзья, что заметили вы:
Происходит неладное в центре Москвы.
Здесь гулящих девиц появились стада
И нахально хиляют туда и сюда.
Расплодились кавказцы здесь сотнями тыщ,
И хоть вроде народ бесприютен и нищ,
Видно, всё же жирок он растратил не весь,
Если столько мошенников кормится здесь.
И вьетнамцы от сырости здесь завелись,
Всевозможным имуществом обзавелись,
А откуда пожитки у этих пролаз?
И кретину понятно, что сперли у нас.
Почему-то Москве не везет на гостей,
Среди них – извращенцы различных мастей,
Негодяи, мерзавцы, подонки, гнилье –
Все ругают Москву и стремятся в нее.
Да, столица нужна – это давний закон,
Но Москва не столица, а только притон,
Чтоб избавиться разом от всяких жлобов,
Передвинуть столицу нам нужно в Тамбов.
А когда и в Тамбов понаедут жлобы,
Мы поймем, что мы – люди нелегкой судьбы,
Нам придется скитаться по всем городам,
А колеса стучат: “Шикадам, шикадам”.
“Шикадам, шикадам”, – распевает Филипп,
Для него-то вся жизнь – нескончаемый клип.
Ну а я не настолько везуч, как Филипп,
И, родившись в Москве, основательно влип.

* * *