Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

• Название: Орден куртуазных маньеристов (Сборник)
• Автор: Вадим Степанцов
• Жанр: Поэзия

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».

---

* * *

Вот девушка с тяжелою походкой
Как будто тащит что-то на плечах.
Она всегда попахивает водкой
И смысл отсутствует в ее очах.

Сурово жизнь ее перепахала –
Не так давно все чувства в ней цвели,
Но действия какого-то нахала
Убийственный эффект произвели.

Он как бы произнес:”Сезам, откройся” –
И явью сделал девичьи мечты:
Ее катал повсюду на “роллс-ройсе”
И ей дарил заморские цветы;

Удода, запеченного в кефире,
Ей как-то в “Метрополе” дал поесть
И принимал ее в своей квартире –
Как минимум там было комнат шесть.

Конечно, приходилось отдаваться,
В квартире оставаясь с ним вдвоем –
Лежать под ним и грезам предаваться
О белом платье свадебном своем.

Но день настал – и все перевернулось,
И рухнули все девичьи мечты.
Она, как космонавт, перевернулась
Вниз головой в пространстве пустоты.

Она знакомый номер набирала,
Заранее раскрыв в улыбке рот…
На том конце старуха отвечала,
Что этот гад здесь больше не живет.

И предлагал безжалостно мобильник
Перезвонить немножечко поздней,
И стала жизнь напоминать могильник,
Где глупо ждать ответа от камней.

Ведь если нет “роллс-ройса”, “Метрополя”,
Большой квартиры, дорогих одежд,
То жизнь – одно безрадостное поле,
Всхолмлённое могилами надежд.

Такая вот произошла история,
И нет в глазах у девушки огня.
Хоть был бы рад загладить это горе я,
Однако нет “роллс-ройса” у меня.

И девушка покорно сотрясается
В троллейбусе, где ездит бедный люд,
И с бешеною злобой огрызается,
Когда ее нечаянно толкнут.

* * *

Я крепко здоровье свое пошатнул
В итоге разгульного лета.
Об этом поведал мне собственный стул
Какого-то гнусного цвета.

С жестоким укором сказал я себе:
“Иначе и быть не могло ведь,
Нельзя же все время кружиться в гульбе,
За чаркой вина пустословить”.

Промчался разгульных недель карнавал
Со множеством ярких моментов
И переработался в смрадный обвал,
В нелепый абсурд экскрементов.

Я слушал воды клокотанье и гул
И думал в глубокой кручине
О том, что со временем снова разгул
Предстанет в манящей личине.

Богатства, которыми славен Порок,-
Попойки, случайные связи,-
Я видел, взглянув между собственных ног,
В бесстрастном, как рок, унитазе.

И долго еще я орлом восседал,
Банкрота собой представляя
И то, что я подлинной жизнью считал,
Со злобою вон выделяя.

* * *

Я пью пивко в вечернем парке,
В пруду горит закатный луч.
Старушка ковыляет мимо,
У ней у руках напиток “Хуч”.

Не сам, конечно же, напиток,
А банка с ним у ней в руках.
Алкоголический румянец
Играет на ее щеках.

А может, это луч заката
Так расцветил ее лицо.
Она проходит и не знает,
Что я – Кровавое Яйцо.

Ведь я маньяком стал по жизни,
Но если ты уж стал таким,
То ты обязан для учета
Себе придумать псевдоним.

Я как маньяк сейчас имею
Неповторимое лицо –
Я возле жертвы подписуюсь:
“Маньяк Кровавое Яйцо”.

Так, значит, на скамейке парка –
Маньяк, известный всей стране.
А что касается старушки –
Старушка симпатична мне.

Ее по боковой аллейке
Неплохо бы сопроводить
И на последние копейки
Все тем же “Хучем” угостить.

А после сделать ей подсечку
И с треском повалить в кусты…
Но мне не хочется сегодня
Всей этой жалкой суеты.

Конечно, мог бы по старушке
Я отдуплиться за двоих,
Но потребительским подходом
Я не опошлю чувств своих.

Мне надоело быть корыстным,
Мне в этот вечер суждено
В рутинной практике маньяка
Оставить светлое пятно.

Не пряча взгляда от прохожих,
Пойти домой и по пути
Любовь к подвыпившей старушке
В душе торжественно нести.

* * *

В те дни, когда я как бы оформлялся
И только начал опусы плодить,
Я сделаться писателем поклялся –
Теперь пора итоги подводить.

Я образцово справился с задачей,
Прорвался я в литературный цех.
Я литератор, а не хуй собачий,
И требую почтения от всех.

Теперь меня, как прыщ на видном месте,
Не так-то просто взять и сковырнуть.
Я – человек без совести и чести
И не стесняюсь этого ничуть.

На женщин я взираю жадным оком
И коньячок для вдохновенья пью,
И чтобы потакать своим порокам,
За денежки любого воспою.

Моральная подвижность для поэтов
Есть генератор творческих идей.
Приятно быть превыше тех запретов,
Что отравляют жизнь простых людей.

Теперь стихи пишу я без помарки,
Когда дадут мне денежки толчок,
А для чего? А для того, чтоб в парке
Посасывать на травке коньячок.

Чтоб недвусмысленные предложенья
Всем праздным дамочкам адресовать
И выгоды от нашего сближенья
Хотя бы вкратце им обрисовать.

А так как дамы от природы робки,
Поярче надо все обрисовать,
И бьется эхо в черепной коробке:
“Совать, совать, совать, совать, совать”.

* * *

Я человек весьма развратный,
И оттого ко мне прилип
Так называемый возвратный,
Всю душу вымотавший грипп.

Морально я весьма нестоек,
И за свои полсотни лет
Посредством девок и попоек
Сгубил я свой иммунитет.

Любые пошлые микробы
Теперь меня сбивают с ног.
О Муза, я у двери гроба!
Осталось пересечь порог!

Но в самый миг пересеченья
Замру я с поднятой ногой.
Да, эта жизнь – одно мученье,
Но что мы знаем о другой?

А вдруг там надо быть бесполым,
Вино и девок презирать
И целый день с лицом веселым
Для арфы опусы играть?

Вдруг мне, писателю в законе,
Велит ходить Верховный дух
В каком-то пидорском хитоне
И с парой крыльев, как петух?

Соплю я ударяю оземь
И говорю:”Шалишь, сопля.
Возможно, все мы унавозим
Собой российские поля;

Возможно, соплеход, густея,
Меня задушит на корню,
Но облегчать его затею
Покуда я повременю –

Пока еще не прочь девчонка
Передо мной задрать подол,
Пока зовет на поросенка
Меня брадатый хлебосол.

* * *

Журналист Николай Раскаленный
Был по взглядам пугающе лев.
Он вбуравливал зрак раскаленный
Прямо в очи доверчивых дев.

И, расслабившись, девы решали
Не перечить такому борцу,
Чтобы власть буржуа на земшаре
Подошла поскорее к концу.

Раскаленный был вечно не в духе,
О несчастной России скорбя,
И срывал он с девчонок косухи,
Чтобы как-то утешить себя.

И в такой пребывал он печали,
И Россию любил до того,
Что в конечном итоге зачали
Все девчонки в ячейке его.

Но известие вдруг разнеслося
И повергло всех в ужас оно:
Состоял в ФСБ на подсосе
Николай Раскаленный давно.

И помимо всего этот дятел
По заданью своей ФСБ
Специально девчонок брюхатил,
Чтоб создать им помеху в борьбе.

Но самцом оскорбленная баба
Пострашней, чем любой сталинист,
И в подсобке партийного штаба
Был кастрирован тот журналист.

Гордый орган, которым пробиться
Мог писака хоть к центру Земли,
Наподобье кровавой тряпицы
Был затоптан в чуланной пыли.

И толпа истязательниц гневных
Рассосалась, угрозы цедя.
Разорвал на бинты себе евнух
Пыльный вымпел с портретом вождя.

С той поры на партийные сходки
Раскаленный уже ни ногой
И статейки за подписью “Кроткий”
Издает он в журнале “Другой”.

Пишет он о косметике, модах
И как стряпать бойфренду еду.
Приобрел он двойной подбородок
И заметно раздался в заду.

В заведеньях, неведомых женщинам,
Он сидит и смакует абсент
И о Путине с видом застенчивым
Говорит:”Это мой президент”.

* * *