Нелида Пиньон - Сладкая песнь Каэтаны

• Название: Сладкая песнь Каэтаны
• Автор: Нелида Пиньон
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004142-2

Каэтана, актриса бродячего цирка, проезжавшего через захолустный бразильский городок, навсегда поразила воображение одного из влиятельнейших и богатейших людей города. И хотя Каэтана давно, двадцать лет назад, покинула эти места, вспыхнувшее в нем чувство не угасает и в разлуке: годы оказываются бессильны перед такой любовью. Неожиданное известие о возвращении актрисы вызывает в городе настоящий переполох, но встреча возлюбленных после разлуки оборачивается неожиданностью...

Писательница, творчество которой признано далеко за пределами Бразилии, умело сочетает в этом романе элементы пародии, мягкого юмора с романтической приподнятостью.

---

Жоакин подивился ловкости этого человека. Он держал за пазухой хитроумное оружие на случай возможных наскоков, но не торопился его применять. Напротив, давал времени свободно течь, чтобы нужное мгновение вызрело, как вызревает под лучами солнца золотистый виноград.

Магнолия принесла из кухни прохладительный напиток из плодов маракужа[9]. Слегка пьянящий запах развеял собиравшиеся тучи, однако Жоакин молчал, и было непонятно, принимает он приглашение архитектора или нет.

Не желая, чтобы обед закончился неловкостью, Магнолия торжественно уселась на свое место.

– С превеликим удовольствием, сеу Антунес. Не так ли, Жоакин?

Тот залпом выпил сок. Прокашлялся, прочищая горло после терпкого напитка.

Антунес испугался, как бы не возникла супружеская ссора.

– Отныне и впредь прошу называть меня Бандейранте, – попросил он. Видя, что Жоакин испугался, пояснил: – Так прозывали меня и моих родителей, ведущих свой род от португальцев, которые были одновременно и головорезами, и поэтами. Начиная с Фернана Паэса Леме. Они убивали ради золота и земель и создавали новую расу метисов. Именно благодаря этим завоевателям и насильникам мы стали страной с большим будущим. Если бы не они, Бразилия была бы теперь величиной с Францию, да и то с ненадежными границами. Окруженные врагами, мы не могли бы спокойно спать.

И прежде чем Жоакин оправился от страха, вызванного тем, что в его доме упомянули прозвище, данное этому человеку им самим, Антунес обратился к Полидоро, с интересом слушавшему его:

– Настанет день, когда и вы будете счастливы в моей гостинице. А что еще нам надо от жизни? – Подавленный собственными воспоминаниями, он прикрыл лицо салфеткой.

Полидоро выпрямился.

– Я предпочитаю стать вашим компаньоном, сеу Антунес.

Прежде чем Жоакин успел охладить пыл своего первенца, архитектор живо ответил:

– Хотите быть моим компаньоном? Как знать, возможно, в завещании я оставлю вам половину номеров. Какой этаж вы предпочли бы?

– Я предпочел бы номер на шестом этаже. Хочу смотреть оттуда на фазенду Суспиро, которая когда-нибудь станет моей, – ответил Полидоро так решительно, что Жоакину уже нечего было сказать.

– Но прежде нам надо решить еще одну проблему, – озабоченно сказал Антунес. – У гостиницы пока что нет названия. А что, если мы окрестим ее прямо сейчас?

Полидоро посмотрел на мать. Держа руки на столе, Магнолия подмигнула сыну, она была счастлива участвовать в событии, которое стало праздником для нее и для се сына.

Полидоро всегда мечтал пересечь Индийский океан. В этих воображаемых дальних путешествиях он видел женщин, едва прикрытых звериными шкурами, подносивших к его губам пенящееся вино. Все детали были почерпнуты из журналов. Теперь нужно было уточнить, чего же на самом деле он хочет.

– Я знаю, как ее назвать – «Палас». Вот именно: гостиница «Палас».

– Немного же у тебя воображения, – возразил Жоакин, про которого сын в эту минуту забыл. – Да в любом городе любой страны есть гостиница «Палас»!

Рассчитывая на поддержку матери, Полидоро бросил отцу вызов:

– Если гостиница представляет собой дворец, то ее и можно так назвать, хотя бы на чужом языке.

– А на что нам дворец в Триндаде? Разве что для того, чтобы заточать в его подземелье узников, – грубо заметил Жоакин, не считаясь с присутствием честолюбивого гостя из Сан-Паулу.

Не вникая в суть, Магнолия задумалась о памятниках, предназначенных для вечности: такие здания она видела на фотографиях, они по красоте своей не могли быть созданиями природы, а служили памятниками человеческого гения.

– Как хорошо вы сказали, сеу Антунес, – со вздохом произнесла она.

Обильная жирная пища вызвала сонливость. И Жоакин счел, что обед пора закончить, хотя Магнолия все еще старательно помешивала ложкой сладкое молочное блюдо, словно была на кухне и боялась, что молоко свернется.

– Пора отдохнуть после обеда, сеу Антунес.

Антунес собрался уходить, Полидоро последовал за ним.

– Куда ты, сын? – на редкость кротко спросил Жоакин.

Полидоро подошел к отцу и попросил благословить его. Он собрался проводить Бандейранте до ворот. Антунес же, полагая, что Магнолия все еще сидит на своем месте во главе стола, поклонился так же церемонно, как при встрече. Но потом заметил, что хозяйка ушла, не попрощавшись.

Это происшествие вызвало насмешливую улыбку Жоакина, который оскалил пожелтевшие от табака зубы. Довольный оплошностью Антунеса, он обратился к Полидоро:

– Зайди посмотреть дворец сеу Антунеса, ведь он обещал, что там ты будешь счастлив. Только я надеюсь, что счастье примет женский облик – это единственное, что может тебя интересовать.

И с деланным смехом распрощался с Бандейранте у порога.

В холле гостиницы Полидоро направился к конторке администратора. Мажико ждал его, удивляясь первому за столько лет опозданию. Одет он был в темный костюм и пепельно-серый жилет, как будто боялся капризов предательской зимы.

Говорил он мало. Считал, что по долгу службы должен щадить голосовые связки, приберегая их для самых важных постояльцев. У него не было четко сформулированных критериев оценки гостей, он просто окидывал каждого придирчивым взглядом, принимая во внимание все мелочи – от ботинок до одеколона.

Завидев Полидоро, Мажико нарочно, чтобы досадить ему, вытащил из кармана часы, однако на циферблат смотреть не стал. Тот не обратил на этот жест никакого внимания и облокотился на стойку.

– Хороший вечерок, – сказал он, точно обращался к незнакомому человеку, но такова была освященная годами традиция.

– Слава Богу, дождя нет. К концу этой недели у нас не останется ни одного свободного номера, – важно произнес Мажико, желая тем самым создать впечатление, будто гостиница, несмотря на облупившиеся от непогоды стены, все еще привлекает проводящие медовый месяц парочки и тех, кто оказывается в Триндаде проездом.

Мажико грешил против истины единственно для того, чтобы защитить честь гостиницы. Именно за то, что Мажико переживал обветшание здания не меньше, чем он сам, Полидоро держал его в должности администратора, прощая ему некоторую дерзость.

– Когда-нибудь мы надстроим еще один этаж в целях удовлетворения спроса, – сказал Полидоро, не спеша задать привычный вопрос.

Мажико признавал, что обязан ему должностью и должен быть благодарен за чеки, присылаемые на Рождество, но никогда эту благодарность не выражал.

– Надо еще выяснить, выдержит ли фундамент седьмой этаж.

Полидоро положил руку на стойку, меж тем как Мажико, избегая его взгляда, осматривал свои ногти, накрашенные бесцветным лаком.

– Есть для меня письмо? – наконец спросил Полидоро скрепя сердце.

Мажико знал эти слова на память. Знал интонацию, ритм и придыхание, с которым произносилась эта неизменная фраза. Вот уже двадцать лет Полидоро набирался сил и произносил одни и те же слова на этом самом месте под вечер, когда вестибюль еще находился в полутьме, потому что Мажико не спешил зажечь свисавшую со сводчатого потолка большую люстру.

Мажико выдвинул правый ящик бюро и начал рыться в бумагах: он вроде бы видел письмо, адресованное Полидоро. Фазендейро тоже был уверен, что на этот раз почта доставила ему послание как награду за упорство.

Администратор нарочито медленно перекладывал счета, уведомления и письма, не востребованные бывшими постояльцами. Тем самым он удерживал Полидоро у стойки несколько минут.

Бросался в глаза беспорядок в ящике. Мажико ревностно следил за своим внешним видом и за состоянием здания гостиницы, а административные обязанности были у него на втором плане. Зато, питая страсть к коллекционированию, он хранил даже салфетки, на которых постояльцы иногда запечатлевали свои любовные излияния.

Каждый вечер Мажико терпеливо перебирал бумаги в поисках заветного письма. Все думал, что надо бы избавиться от бесполезных списков всякого рода, но у него не хватало смелости выбросить их в корзину для бумаг. Проверял ящик за ящиком – так же безрезультатно.

– Уж сегодня-то я готов был поклясться, что для вас было письмо, – произнес он с отчаянием в голосе.

– Зайду завтра, – бросил Полидоро, повернулся и пошел прочь, не выразив никаких чувств. Пересек холл и направился в бар. Глянул на люстру богемского хрусталя. Теперь свет был уже включен, и подвески переливались всеми цветами радуги.

Когда-то Бандейранте запретил пускать в бар женщин. Бар был выполнен в английском стиле соответственно воспоминаниям Антунеса о его единственном путешествии в Европу. Он приводил разные доводы, объяснявшие, почему он не хотел видеть женщин среди сквернословящих мужчин, в атмосфере, пропитанной спиртными парами и табачным дымом.

– Не следует им посещать место, предназначенное для грубых мужских удовольствий. Это может ранить их чувствительные души.