Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #5

• Название: Журнал Наш Современник 2006 #5
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Но силы находились: она понимала, что если сейчас не заберет Женю, то не заберет никогда. Зимой выпадет снег, на следующий год земля сровняется, вырастет трава, и где искать? Я сама начала ходить к военным и просить. Я просто приходила к солдатам, говорила: “Ребята, мой сын погиб. Я не могу забрать даже тело. Я искала его долго-долго. Кто хочет мне помочь?” И вместо необходимых для разминирования пяти добровольцев-саперов вставали двадцать. Я буду помнить их всегда. Моя вечная благодарность им, настоящим героям. Рискуя жизнью, они шли на разминирование. Когда сейчас ругают молодежь, мне есть что возразить. Я видела и вижу на чеченской войне потрясающих парней! Я всегда молюсь за тех, кто до сих пор там. В этой ужасной, страшной Чечне”.

Наконец, когда деньги были переданы и все условия выполнены, ей показали место захоронения. В присутствии представителя ОБСЕ солдаты стали раскапывать засыпанную землей воронку от авиабомбы, ставшую четырем пленникам братской могилой. Вскоре нашли крестик. Тот самый, собственноручно изготовленный, который Женя не снял под пытками, с которым он погиб.

…Ночь, сырая, развороченная лопатами земля, опавшая листва; при свете фар армейского грузовика “Урал” солдаты раскапывают могилу. Стоя у братской могилы, в которую боевики свалили тела мучеников, понимая умом, что уже ничего нельзя изменить, сердцем Любовь Васильевна цеплялась за малейшую, последнюю надежду. А вдруг обманули боевики? “Я про себя решила так: если на теле не будет крестика, то это не Женя. Потому что православный крестик, который когда-то выковал своими руками, мой сын не снимал никогда и нигде”.

Надругательство над пленными солдатами боевики совершили и после убийства: тела лежали непогребенными на пустыре за селом. В конце мая — начале июня в Чечне уже стояла жара. И только потом, через две недели, их присыпали землей.

Первым подняли тело Андрея Трусова. По размерам сапог мать увидела, что это не Женя. Как носит сын обувь, где стаптывает, любая мать знает. А потом один из солдат поворачивается и говорит: “Крестик”. Ночью, в земле, простой железный крестик можно было не заметить. Но металл блеснул, и солдат его обнаружил. “Именно в тот момент я поверила в Бога, потому что восприняла это как знак свыше. Впервые за все время поисков я потеряла сознание. А потом снова заставила себя подойти к той яме, и увидела Женины сапоги, стоптанные слегка вовнутрь, и сомнений уже не было никаких.

Но в ту ночь мы не заметили, что чего-то не хватает. Тела завернули в фольгу, повезли в казарму. Разгрузили. Для кого-то это “груз двести”, для меня это самый бесценный груз. Подошел полковник Вячеслав Пилипенко, обнял меня, сказал: “Не вздумай что-то с собой сделать. Ты должна его похоронить. Его, кроме тебя, хоронить некому”. Эти слова удержали меня от страшного шага, потому что жить я больше не хотела. Раньше, как бы трудно ни было, впереди у меня, как маленькая звездочка, была надежда, что Женя жив, должен быть жив, он не мог погибнуть.

Уже потом, при опознании, выяснилось, что у Жени не хватает головы. Головы убитых суеверные боевики разбивали прикладами, чтобы не снились по ночам. Я снова вернулась, хотя в Ростове меня отговаривали от этого. За отдельную плату выкупила у убийцы кусочки черепа, повезла туда, где было его тело…

И еще я никогда не пойму: я отдала государству сына живым, здоровым, на время, на два года. Его должны были вернуть живым и здоровым, а, если уж не получилось живым, то хотя бы надо позаботиться о мертвом…”.

И только в конце ноября повезла мать тело сына домой. Она была совершенно одна со своим страшным горем. И не было рядом никого из военных, хотя бы для моральной поддержки. Похоронила она Женю в родной земле, по православному обряду. “Хоронишь не сына, хоронишь себя, свою лучшую половину, свои мечты, надежды, самое лучшее, что есть, и остаешься тенью бродить по земле. И тебя не понимают и говорят: “Не один же он погиб, многие погибли, тысячи, среди них есть и Герои России”. Да, погибли тысячи. Но многие из них погибли в бою. А это большая разница. И большая разница между матерями, которым привезли домой цинковый гроб, и мной, которая, для того чтобы привезти гроб домой, сама ходила по полям войны, своими руками выкапывала тело сына.

Женя всегда был гордым парнем. Когда-то мы с ним читали рассказ, там мальчик, давший честное слово, стоял всю ночь в парке. Он не мог уйти, он слово дал. Женя зря обещаний никогда не давал. Если он давал слово, он всегда его держал. Может, за это его и уважали все. Он не нарушил солдатской присяги. Он никого не предал, ни друзей, ни мать, ни страну свою. Его предали все. Прежде всего предали отцы-командиры, которые были обязаны заниматься поисками, быть рядом со мной все это время. И в Ростове на опознании, и сопровождать тело, и на кладбище присутствовать. Ничего этого не было. Ту полную до краев чашу, которую судьба мне уготовила, я испила сполна.

Через неделю после похорон умер Женин отец, Александр Константинович Родионов, который долгое время не жил с нами, но он был ему потрясающим отцом. И то, что власть бросила меня на 10 месяцев в лагеря боевиков и я прошла такое, даже немыслимо, даже слов таких не найти, это не моя вина. Это наша общая беда. И та страшная война навсегда разделила то, что было до войны и во время войны. Время “после войны” пока еще не наступило”.

С тех самых пор матери часто кажется, что она проживает не свою жизнь, а чью-то другую. Из тихой домашней женщины, мирного диспетчера транспортного цеха она превратилась и в женщину-воина, и в сестру, скорее, мать милосердия. Идут годы, но ее горе не стареет, не туманится спасительной дымкой времени. Ей часто снится бесконечная дорога, по которой она ходит в чеченских горах. Наверное, душа ее так и осталась бродить там, где погиб сын. После Жени не осталось детей, у нее никогда не будет внуков. Даже любимой девушки в короткой Жениной жизни еще не было. Осталась только материнская память.

Но у матери, воспитавшей такого сына, и память необыкновенная. Мама Жени Родионова не замкнулась в себе, тихо угасая и заливая горе слезами. Ее сердце вместило в себя тысячи других сыновей, солдат России. Более 800 тонн грузов перевезла она за тридцать пять поездок к российским солдатам в Чечню. На деньги, собранные небогатыми прихожанами православных храмов, она закупает у производителей тельняшки, носки, батарейки для миноискателей, подшлемники, сушки, гитары, перчатки, зубные щетки, одеяла и спальники, писчую бумагу, конфеты и “командирские” часы. Все это сортирует по пакетам и коробкам, сама отвозит и раздает в солдатские руки на самых дальних заставах, в горах и окопах. И не только православным солдатам, но и мусульманам, буддистам и атеистам. Она не делит их ни по вероисповеданию, ни по национальности.

“Господь дал мне величайшую награду: меня мало кто называет по имени, зовут “мама Жени Родионова”. И еще он дал мне возможность нести любовь вместе с подарками для наших ребят в Чечню. Собраны эти подарки с помощью православных людей Москвы и Подмосковья, Украины, Белоруссии, Финляндии, Америки, Польши. Православные связаны самым прочным, что есть — верой. Нас могут разделить, раскроить по картам, областям, но вера неделима”.

Маленькая, хрупкая, много пережившая и не очень здоровая женщина совершенно бескорыстно, не напоказ делает большое, великое, мужское дело — соединяет народ и армию, согревает служивые сердца, поднимает воинский дух. Это стало смыслом ее жизни. Маму Жени Родионова хорошо знают и в военных госпиталях. Только инвалидных колясок более двухсот получили через нее искалеченные солдаты и офицеры. Уникальная противоожоговая кровать, появившаяся недавно в Центральном пограничном госпитале в Голицыне, — тоже ее заслуга.

Того, что довелось пережить ей за последние десять лет, хватило бы не на одну жизнь. Непостижима русская душа. Неодолим русский дух. Непобедим народ, который являет миру таких людей, как мать и сын Родионовы. “Давайте помнить о наших погибших светло и радостно, без надрыва, — говорит Любовь Васильевна. — Я точно знаю, что они шагнули в бессмертие, в вечность”.

По историческим меркам десять лет — срок ничтожный. Для отдельно взятой человеческой жизни это много. Десятки тысяч людей за это время узнали о судьбе Жени. Многих и многих эта судьба изменила. В сущности, каждый, кто узнает о ней, невольно задается вопросом: “А я? Смогу ли устоять я, если случится подобное?” А подобное случается все чаще и чаще. Современная жизнь настолько спрессована, что ежедневно, порой ежечасно ставит нас перед выбором между подлостью и честью. И все чаще мы равнодушие называем смирением, беспринципность — человеческими слабостями. Все громче голоса тех, кто предрекает скорый апокалипсис. Глядя на пассионарный всплеск исламского мира, который не мирится с неправедными законами даже тех стран, в которых мусульман меньшинство, невольно сравниваешь эти массовые протесты с нашей духовной вялостью.