Уильям Голдинг - Клонк-клонк

• Название: Клонк-клонк
• Автор: Уильям Голдинг
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-00859-2

Произведение входит в сборник исторических повестей-притч. Их действие происходит в далеком прошлом, однако автор поднимает здесь самые актуальные для XX века вопросы, никого не оставляющие равнодушными и заставляющие вновь и вновь задумываться над проклятыми вопросами бытия.

---

— Я еще достаточно молода, чтобы родить ребенка. Может быть, когда вернутся…

Она быстро взглянула по сторонам, но мужчин рядом не было — ни дряхлого Леопарда, который теперь был способен лишь греться на солнце, ни мальчика, который смог бы запомнить слова Той, Кто Дает Имена Женщинам. Вокруг, в пределах слышимости, в лесу было пусто. Она опустила руки и двинулась вверх по тропе к своей ванне.

Котлы шли к вершине цепью, и каждый следующий был немного — примерно на расстояние локтя — выше предыдущего. Вода наполняла котел и, перелившись через край, непрерывной струйкой стекала по гладким камням в соседний. Иногда ручеек становился шире, словно у земли вдруг менялось настроение; но котлы все равно оставались полными. В этой их полноте был источник радости Пальмы, ибо в ней она видела мощь, богатство и щедрость воды. И хотя вода была только вода, Пальма чувствовала к ней благодарность. Ванна звала. Пальма коснулась талии, распустила пояс травяной юбки, и та легла вокруг ног. Она подобрала волосы, обнажила шею. Но, сложив на скале ряд за рядом шуршавшие ожерелья, помедлила, не спеша окунуться в успокаивающее тепло. Стоя на коленях, перекинула за спину длинные волосы и наклонилась к котлу, где вода была попрохладней. Она повернула голову, подставив лицо солнечному свету, задержала дыхание и потом пристально посмотрела на ту, что выплыла из темноты:

— Я прекрасна.

Прядь волос коснулась воды, и побежавшая рябь закачала отражение. Пальма убрала волосы и вновь заглянула вниз. Огромные темные глаза — темные пятна, — овальное, правильное лицо. Она коснулась его рукой, почувствовала мягкость кожи, почувствовала — не увидела — появившиеся морщинки вокруг рта и на шее, где их скрывали всегда ряды раковин.

— Я все еще прекрасна. Нет… дело не в этом.

Из леса, от Места Женщин, донеслись смех и голоса девушек. Дети тихо спали в тени деревьев. Та, Кто Дает Имена Женщинам, быстро поднялась. Она двинулась вверх — миновав три котла, остановилась, попробовала воду ногой. Шагнула вперед и тотчас прикусила нижнюю губу. От горячей воды бросило в пот. Она скорчилась, приказывая себе перетерпеть боль и ждать, пока кожа привыкнет. Наконец напряжение спало, мышцы обмякли; она откинулась назад, пристроила голову на камне, который именно для этого был положен в котел. Волосы распрямились; тело медленно всплывало наверх — в прозрачной воде светло-коричневое, зеленоватое. Пальма легонько покачивалась, только голова лежала на камне. Прекрасное ее тело лежало в воде, как диаграмма женственности. Она закрыла глаза. И погрузилась в провал, в котором нет времени.

В своем шалаше заухала, будто сова, женщина. Пальма открыла глаза, мысль заработала мгновенно. Скоро я увижу новорожденного. Судя по всему, будет девочка. Надеюсь… Неважно — девочка или мальчик, но мы его сохраним. Я не хочу…

Тревога вернулась — глубокая, сильная, необъятная, как вода. Пальма села, приподняла волосы. Повернулась и сквозь пар посмотрела туда, где белую голову и темные плечи горы окутывал дым. Иногда, подумала она, гора смотрит вверх, в небо, так, будто нас тут и нет, а иногда смотрит вниз — будто нас тут нет!

Пальма качнулась, и вода плеснула через край.

— Гора есть гора! Пальма, ты думаешь как мужчина!

Она нырнула так резко, что ток воды подхватил и распрямил волосы. Потом принялась массировать пальцами лицо, пытаясь на этом сосредоточиться, но мысли сами собой возвращались совсем к другому. Можно радоваться, огорчаться или же ничего не чувствовать, когда ты чего-то ждешь. Но нет смысла тревожиться из-за того, что уже есть.

Только что делать с тем чувством опасности, которое не дает жить спокойно?

Она поднялась, шагнула в следующий котел, где вода была попрохладней, нырнула, вышла и села, ожидая, когда солнце высушит кожу. Она наклонила голову и принялась тщательно расчесывать пальцами волосы. Чувства есть чувства, а волосы должны быть уложены ровно, один к одному. Теперь убрать их, смазать лицо, найти подходящий камешек и обточить ногти.

— Пальма! Пальма!

Это кричала девушка со смотровой площадки — покачиваясь и размахивая для равновесия раскинутыми руками, она, в своей развевающейся травяной юбке, спешила мимо котлов вниз.

— Пальма! Пальма!

«Назвав меня по имени раз, — подумала Пальма, — теперь она будет его произносить когда надо и когда не надо!» Пальма ласково улыбнулась и послала малышке воздушный поцелуй:

— «Пальма, Пальма, Пальма»! Словно меня целый лес!

— Я их видела!

— Они не собираются возвращаться, не так ли? Во всяком случае, не сегодня?

— Нет! Ты была права, Пальма… Пальма, они уходят. Они сейчас очень далеко! Мне плохо было их видно, но… — девушка хихикнула, — сейчас они лазают на дерево!

Пальма улыбнулась в ответ:

— Все? За орехами? Или это игра?

— Я разглядела только одного — очень высоко.

— Значит, за птичьими яйцами.

— Я подумала, лучше сказать тебе об этом.

Одной рукой Пальма откинула волосы, а другой потрепала девочку по щеке.

— Ты правильно сделала… — с усилием она вспомнила имя: — Пескарик. В конце концов, для того ты там и стоишь, не так ли? А теперь помоги-ка мне справиться с юбкой.

— Интересно, может быть, это был Яростный Лев? На таком расстоянии плохо видно. Как ему там, наверное, весело!

Та, Кто Дает Имена Женщинам, застегивала на юбке ракушки.

— Приятно слышать, что они нашли себе развлечение. Но надеюсь, они не забыли, зачем пошли. Хорошо. Идем вместе, посмотрим. Веди.

Снова заухала, будто сова, роженица. «Теперь уже скоро, — подумала Пальма. — Надеюсь…»

Пескарик стояла возле кипящего ключа, приставив к глазам ладонь. Дыхание у нее осталось ровным.

— Там. Видишь, Пальма, большое дерево, с голой вершиной? Вон он, как раз где начинается голый ствол, — неужели не видишь?

— Нет, не вижу, — сказала Пальма. — Но раз уж они туда зашли, им предстоит долгое путешествие. Больше стоять тут нет смысла. Только вечером посмотри, где будет костер.

Пескарик обернулась и робко взглянула на Пальму:

— А что будет, если они… э-э… Если они узнают?

— Не узнают.

Пальма посмотрела вниз, на Жилище Леопардов. Оно было открыто небу и внимательным взглядам с площадки от кипящих ключей. На солнце поблескивали выложенные рядами черепа Леопардов. Она улыбнулась, потом залилась долгим смехом. Рассмеялась и Пескарик. И пока длился смех, обе были ровесницы и сестры.

Пальма умолкла первой.

— Мы не начнем, пока не родится ребенок. Даже тогда… только если ребенок… получит имя.

Лицо у Пескарика стало торжественным.

— Понимаю.

Пальме понравилась ее торжественность, и она улыбнулась. Она подалась вперед и легко коснулась губами губ девушки, отчего та вспыхнула, задохнулась, отступила назад. Пальма повернулась и двинулась вниз — дыхание было ровное, тело изящно раскачивалось, руки раскинуты в стороны. Стены Жилища Леопардов поднялись и скрыли от глаз поблескивающие черепа. Теперь, подумала она, нужно быть осторожной! Нужно меньше пить! И тут, будто мысль вызвала образ из самого воздуха, Пальма живо и четко увидела перед собой кокосовую скорлупу, наполненную темной жидкостью. Она даже ощутила запах, отчего вспыхнула и задохнулась, как недавно Пескарик. «Все дело во мне, — подумала она, — я не такая, как все. С этим я родилась, и никто из всех Назывательниц Женщин не увидел, что я… Я…»

Дряхлого Леопарда возле скалы не было. Дети спали. Пальма стояла на открытой полоске, на которой они играли утром, изящная и грациозная. И ласково улыбалась.

II

На конце голой ветви, торчавшей из кроны огромного дерева, было сложенное из палок гнездо. В палках застряли остатки пищи — кусочки шерсти и кожи. С краю трепыхались несколько красных перьев. Леопард, карабкавшийся к гнезду, был почти так же гол, как и ветвь, — на нем не было ничего, кроме узкой полоски кожи вокруг пояса и закрытого кожаного мешочка между ног. Леопарды кучками стояли под деревом, смотрели сквозь листья вверх и смеялись. Всякий раз, если Лесной Огонь, рискуя свернуть шею, съезжал вниз, они разражались дружным хохотом. Вытирали слезящиеся глаза, приседали, цепляясь друг за друга. Но когда он снова пополз вверх — на этот раз медленней и осторожней, заскользив по стволу как змея, — они замолчали и замерли, не спуская с него глаз. Они стояли красиво, зажав в изгибе локтей копья с закаленными в огне наконечниками. Среди них попадались почти мальчишки, но большинство были стройные молодые люди с коричневой светлой кожей — или только выглядели молодыми. В их облике мало что говорило о возрасте. Лишь самых старших можно было определить по легкой проседи в волосах. На них было оружие, украшения, сумки, котомки, и все равно они были голы, как и приникший к ветке Лесной Огонь, — остролицые, темноглазые, темнобровые и темноволосые люди, разрисованные шрамами, не узорами, с пыльными босыми ногами. Бороды и усы у них походили издалека на темные пятна.