Ян Вайсс - В стране наших внуков

• Название: В стране наших внуков
• Автор: Ян Вайсс
• Жанр: Научная Фантастика

В книге "В стране наших внуков" (1959) Ян Вайсс пытается изобразить бесклассовое общество будущего. Автор приоткрывает завесу будущего и дает свой идеал Человека с большой буквы.

Перевод с чешского В.Н. и Н.А.Вагнер.

---

Первая часть симфонии рассказывает о блужданиях слепого мальчика в темноте, как в заколдованном кругу. Но эта тьма добрая, ее не нужно бояться.

Всегда где-то поблизости в нужную минуту раздается нежный голос, который зовется "мать". Этот голос можно даже ощутить, он теплый и мягкий, он может взять тебя на руки. Если ты его позовешь, он моментально откуда-то отзывается. Если ты идешь, он превращается в руку, которая ведет тебя в темноте; в нее можно броситься - с тобой ничего не случится, темнота расступится, темнота не причинит зла...

Но уже в первой части проскальзывают нотки странного, зловещего предчувствия. Тревога все возрастает по мере того, как мальчик растет.

И вдруг она прорывается в трагическое, потрясшее все его существо сознание, что где-то есть солнце, что мир полон света и красок, что темноты нет, что темнота только в нем и вокруг него. А потом наступает период мучительного умственного созревания, возмущения и примирения и, наконец, страшное умудрение ребенка.

В начале второй части раздается детский голосок флейты - такой наивный и радостный, он долго шаловливо порхает и спрашивает, а другой, немного задумчивый голос ему отвечает. Гана мечтательно улыбается далекому прошлому. Первый голосок - это, очевидно, ее голос. Ведь вся эта часть называется "Три голоса", но с тем же успехом ее можно было бы назвать "Три сестры". Кто мог предполагать тогда, что они оставят в его жизни такой глубокий след? С трепещущим сердцем вслушивалась Гана в музыку давней встречи.

Вдруг она вспомнила, как тогда невольно обидела его, как проскользнула у него под рукой, когда он протягивал ей красный пион, как она крикнула ему: "Ну-ка, поймай меня!.." Теперь она сгорала от стыда, кровь бросилась ей в лицо. Да, он вправе обвинять и жаловаться, вот сейчас, сейчас, наверное, прозвучит обида слепого мальчика - все повернутся к ней в недоумении: что ты наделала, как ты могла!.. И Гана, покраснев до корней волос, сожмется и заплачет...

Но ничего похожего не прозвучало, оба голоса - его и ее - переплетаются в щебетании флейт, дружно разговаривают, шаловливо поддразнивая друг друга. Ганичка в душе ликовала: "Простил! Простил!" Затем к ее голосочку присоединились два других. Сидя между Яной и Аней, Гана почувствовала, как с двух сторон они пожимают ей руки. Она ответила таким же пожатием - сестры поняли друг друга...

Три ручейка, пробившись из одного источника, радостно запели, перекликаясь, сливаясь воедино, такие одинаковые и в то же время все разные. Три голоса, три оттенка, три мотива: Ганин - серьезный и рассудительный, Янин - шаловливый и, наконец, Анин - тонкий и нежный; в нем, как эхо, прозвучала "Колыбельная", которую Аня тогда пела ему во время их посещения о звезды на небе, как давно это было!

Потом этот же мотив; переходит от флейт к роялю. Правильно, вспомнила Аня. Ведь я тогда не знала конца песни и за рояль сел Ян. А мелодия переходила от инструмента к инструменту, и каждый раз ее исполнение чем-нибудь отличалось от предыдущего, хотя это и была все та же "Колыбельная", но казалось, что ее уже поет другая мать, из другой части света и другому ребенку.

Но вот в спокойную веселую мелодию флейт и скрипок, кларнетов и альтов ворвался фальшивый тон. "Начинается", - сказали друг другу сестры пожатием рук. Да, так оно и было тогда, когда Яна своей шалостью первый раз задела мальчика, как назойливая муха. Но скрипки и альты снова запели, и опять над головками детей воцарилось мирное спокойствие.

Но - о ужас! - вот раздался зловещий, глухой звук бас-кларнета, в нем слышатся напряженность и предостережение - сообщение о появлении врага, чей-то голос словно предупреждает из темноты: берегись! Это Яна повторила свою проделку - и мальчик на этот раз насторожился.

Гана слушала теперь спокойно, ее злая шутка с пионом была, как видно, прощена, раз Ян ни одним звуком не вспомнил о ней. Но Гана ужаснулась, услышав "Когда это началось"; она поняла, какое сильное впечатление произвело это на Яна в детстве. Она никак не цредполагала, что Янины шуточки продолжаются и что они так глубоко потрясут Яна.

Аня с упоением отдавалась во власть музыки, ей казалось, что она переходит из объятий одного инструмента в объятия другого. А когда раздался первый звук "Колыбельной", она подумала, что это случайно, но потом она ясно услышала мотив песенки "Куда ты летишь, птичка-человек?" Сомнений не было. Это ее песенка, он вспомнил о ней, захлебывалась она от счастья и благодарности. Но раздавшаяся вслед за этим глухая, зловещая музыка повергла ее в отчаяние: значит, Ян все еще думает, что это она его обидела. Ей стало больно до слез, хотелось крикнуть дирижеру: "Это была не я!" Как наказания, ждала Яна кульминационного момента этой музыкальной картины. А когда прозвучало обвинение против озорницы, Яна тихонько заплакала. А когда Ян стал рассказывать, как он схватил ее за руку, словно преступницу, когда в звуках бас-кларнета он выразил все свое мучительное недоумение и отчаяние, что на свете есть такой человек, который может издеваться над слепым, Яна пришла в ужас от своего поступка. Она готова была провалиться сквозь землю от стыда - в голове у нее блеснула мысль, что она совершила что-то страшное, непоправимое, что теперь она больше не имеет права на радость, что вся ее жизнь будет заклеймена тем проступком: каждый день, каждый шаг, каждый удар ее сердца. "Конец, конец всему,- рыдала она вместе со скрипками и виолончелями, - навсегда закатилось для меня солнце счастья". А обвинительная музыка все продолжалась, и казалось, ей не будет конца: слышались все более горькие жалобы, и все глубже растравлялись старые раны нет, больше не хватает сил перенести все это...

У Яны потемнело в глазах, зал покачнулся и провалился во мрак.

Сестры моментально пришли ей на помощь - достаточно было нескольких капель эфира па платок. Никто вокруг и не заметил ничего. А когда Яна пришла в себя, оркестр играл уже совсем Другое.

- Третья часть! - ободряюще прошептала Гана, как бы желая сказать, что бояться уже нечего.- Жизнь Япа в Одессе.

Теперь музыка не причиняла Яне боли, хотя автор и отразил в ней еще более мучительный период своей жизни. В ней переплетались два основных мотива - отчаяния и надежды.

Вначале легкомысленная вера, что все пойдет гладко, а потом недели, месяцы и годы тщетных попыток и мучительных операций, нескончаемый ряд неудач, когда врачи лишь пожимали плечами, и страшные, самые черные в его жизни дни, когда пани Бедржишка старалась всячески подготовить мальчика, уговаривала смириться со своей судьбой, оставить все надежды - и она сумела найти такие слова!

"Не отступлюсь!"-кричали трубы и кларнета-пистоны. "Солнце или смерть!" - объявляли охотничьи роги и тромбоны. Без глаз нет жизни! - И новые попытки, новые надежды - и вот на один только миг в мозгу что-то произошло; мгновенная вспышка - и снова мрак; часть темноты посветлела, из черной превратилась в серую и желтоватую, как лампочка под потолком в прачечной, когда из котла валит пар. А потом снова все погасло и спустилась тьма, еще более густая.

- Довольно! Довольно! - скулят фаготы. Надо оставить мозг в покое, человек умрет или лишится рассудка. - А кларнеты издеваются над тщетностью человеческих усилий - конец всему, конец всему...

Но его страстная мечта и стремление увидеть свет преодолели все кризисы, все неудачи - им нельзя было не внять. Вернуть Яну зрение стало делом чести для всей планеты. Он был единственным незрячим человеком в мире, и весь мир загорелся честолюбивым желанием сделать невозможное - дать человеку новые глаза. Ян своим упорством добился цели. Третья часть заканчивается.

У Яна уже есть глаза, но они еще завязаны черной повязкой - это последняя полоска темноты перед его глазами.

Повязка падает.

Ян осматривается в полумраке и ничего не понимает. Как в дымке, видит он лица врачей и сестер - зрительное восприятие людей и предметов...

Он замирает от изумления и немого восторга.

Но, как ни странно, звучат и тревожные нотки.

Возможно ли такое счастье? Не слишком ли его много для одного человеческого сердца? Выдержит ли оно, не разорвется ли от такого счастья? Не исчезнет ли все опять, как фата-моргана?

Начинается четвертая, последняя часть симфонии. Всю силу своей страсти Ян приберег для нее.

И теперь он дал ей свободу. Словно у него внезапно открылись глаза, но не в полумраке больничной палаты со спущенными жалюзи, а в светлой комнате с распахнутыми окнами, в которые льются яркие лучи солнца. Вот он стоит на самом высоком здании города и обозревает все кругом. Все его органы чувств слух и обоняние, вкус и осязание - торжественно и церемонно передают скипетр Зрению, царю всех органов чувств человека. Зрению, перед которым предстало солнце...

Ян старался передать в музыке это первое изумление, первый, самый острый, потрясающий момент, когда темнота исчезла и уступила место свету.