Людмила Анисарова - Вы способны улыбнуться незнакомой собаке?

• Название: Вы способны улыбнуться незнакомой собаке?
• Автор: Людмила Анисарова
• Издательство: АСТ, Транзиткнига
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-021719-6, 5-9578-0615-3

Жизнь обещала ей — умной, красивой, талантливой девушке — МНОГОЕ… И — НЕ ИСПОЛНИЛА своих обещаний!

Погиб жених, предал ставший «спасением от одиночества» возлюбленный… Идут наполненные пустотой годы… Возможно, все уже кончено?! А может НЕТ?!

Ведь никогда не скажешь, в какое мгновение ты внезапно встретишься с ДОЛГОЖДАННЫМ СЧАСТЬЕМ…

---

Так они и жили: Алла на бегу, а Лена — в осмысленно-замедленном движении, разглядывая с детским восторгом (которого она все-таки стеснялась и который старательно пыталась спрятать от окружающих) все вокруг и с совершенно необъяснимой радостью вдыхая холодный и свежий, хотя и несколько разреженный северный воздух.

Особенно красиво на Севере, конечно, осенью. Возможно, оттого, что ей, как и лету, срок здесь отпущен короткий, она торопится-спешит в отведенные ей денечки показать все, на что способна.

Красок у северной осени скорее всего не больше, чем у ее сестры, царящей в положенное ей время в средней полосе. Но Лене Турбиной всегда казалось, что больше. Намного больше. И когда стелющаяся по сопкам растительность начинала вдруг каждодневно менять наряды, Лена не успевала сосчитать, сколько же, сколько цветов у безудержно-буйной заполярной осени? И где им всем взять названия?

Разве можно просто сказать: «желтое», «красное», «коричневое»?

Разве это будет правдой, когда столько оттенков: от холодно-лимонного до солнечно-апельсинового, от грязно-розового до полыхающе-багрового, от молочно-бежевого до медного и ярко-каштанового?

А когда все это проглядывает-пробивается сквозь холодный утренний туман, то возникают новые несмелые сочетания, и сопки еще больше притягивают и взор, и душу своей вековой задумчивостью и неразгаданностью.

Многокрасочный огонь осенних северных сопок радовал-будоражил в редкие солнечные дни и согревал-успокаивал в непогоду. А непогоды, откровенно говоря, здесь всегда было больше. Но поверьте, Лена Турбина любила и ее. Только никому (кроме Аллы) об этом не рассказывала. Потому что нормальные люди, ругающие холод, дождь и слякоть, такой всеядности обычно не прощают и воспринимают ее как лицемерие и ханжество. А в Лене, честное слово, ни того ни другого не было. Правда, ее отношения с природой не переносились на отношения с людьми: любить их так же безоговорочно, как любую погоду, у Лены почему-то не получалось.

3

Восемь лет назад Лена Турбина окончила журфак МГУ и, будучи одной из лучших студенток курса, могла бы вполне рассчитывать на очень приличное распределение.

Прилично распределиться хотелось всем, поэтому в ход шли все мыслимые и немыслимые связи, которые однокурсники Лены использовали для того, чтобы или остаться в Москве, или попасть в город побольше и в газету получше.

У Турбиной тоже обнаружились кое-какие ниточки, и она тоже за них подергала, но, в отличие от вышеупомянутых однокурсников, подергала для того, чтобы попасть на Кольский полуостров, в город Полярный.

Здесь ее ждала работа корреспондента в многотиражке на судоремонтном заводе и короткая любовь, закончившаяся трагедией, обернувшаяся глубокой печалью кофейных глаз, которые еще долгое время после случившегося строго и требовательно спрашивали у каждого: «Все — зачем?»

Почему Лена поехала после университета на Север? Романтика! И давняя любовь к морю и морякам. Дело в том, что папа Лены был офицером-подводником. И ее детство — это маленький эстонский городок Пальдиски, где практически все мужское население носило военно-морскую форму. И не было для Лены одежды лучше и красивее.

Так вот: папа-моряк — раз; старший брат тоже подводник, служит на ТОФе, то есть на Тихоокеанском флоте, — два. И мужчина, которого предстоит встретить и полюбить, только тот, кто в форме, — три. Вполне достаточно причин для того, чтобы ухитриться приехать именно сюда, а не в сухопутный старинный город в трех часах езды от Москвы, куда несколько лет назад демобилизовался папа и где, недолго прожив без моря, он и был похоронен, куда так звала мама, тоскуя в одиночестве, куда стремились многие однокурсники Лены: все-таки цивилизация и от столицы недалеко.

Итак, в восемьдесят четвертом, в середине июля, Лена Турбина приехала на Север, начала работать в газете «Судоремонтник» и уже через месяц получила от завода однокомнатную квартиру. Почти все складывалось удачно. Квартира, интересная работа. И радостное ожидание встречи с одним-единственным, ради чего стоило ехать на край света.

Разумеется, в Лену все и всегда влюблялись. В основном с первого взгляда. И к этой повальной влюбленности она привыкла еще со школьных лет, не придавая этому особого значения. К тому же у Лены было прекрасное и редкое качество: превращать своих поначалу безутешных поклонников в надежных и верных друзей.

Первая любовь обычно настигает нас если не в школе, то уж на первом курсе института точно. А Лену не настигла. Ни в школе, ни в университете. Конечно, периодически ей кто-то нравился, она с кем-то встречалась, но полюбить — нет, не получалось.

Возможно, начитавшись книжек, Лена решила, что любовь в жизни должна быть только одна. И поскольку нарисованный в детском воображении высокий красивый офицер флота не должен был ей встретиться раньше положенного срока — уголок Лениной души, ответственный за любовь, спокойно дремал. А бурлили, наполняясь впечатлениями, все другие.

Лену увлекало многое: жизнь замечательных людей, живопись, музыка, театр. И, приехав после школы из провинциального города в Москву, она с восторгом окунулась в столичный водоворот в стремлении не пропустить ни одного нашумевшего спектакля, ни одной интересной выставки.

Лена выстаивала очереди за билетами, успевая в это время подчитать и подучить все, что требовалось к занятиям. Или отправляла в эти очереди своих поклонников-друзей. Или в крайнем случае умудрялась попасть со служебного входа туда, где не быть ей было просто нельзя.

И вот такая, перекормленная впечатлениями и несколько уставшая от бешеного ритма, Лена Турбина и попала в тихий городок, куда раз в год привозил свои два-три спектакля Мурманский драмтеатр или заезжал с концертом ансамбль песни и пляски Северного флота.

Как уже было сказано, почти все у Лены тогда, восемь лет назад, складывалось удачно. Одно было плохо: не заладились отношения с главным редактором «Судоремонтника» — Галиной Артуровной Званцевой.

У Званцевой было белое, похожее на кирпич, прямоугольное лицо со спрятанными внутрь губами, и Лену Турбину она не полюбила. С первого взгляда не полюбила.

К Званцевой на заводе относились, мягко говоря, не очень хорошо. Не все, конечно. Были немногочисленные «старые кадры» (как она сама их называла), с которыми Галина Артуровна, проработав бок о бок много лет, сумела не поссориться. Эти «старые кадры» периодически заглядывали к ней в редакцию то поздравить с чем-нибудь, то похвалить какой-нибудь ее материал. Статьи Лены они демонстративно не замечали — и не хвалили соответственно. Для этого были «кадры молодые», шумные и веселые, которые, вваливаясь в тесный кабинет редакции, хлопали Лену по плечу и восторженно-громко (назло Званцевой, конечно) восклицали: «Ну, ты молодец!», «Не, такого еще не было!», «Здорово ты их!»

Спотыкаясь и чертыхаясь, шел очередной год перестройки. Флот трещал по всем швам — завод соответственно тоже. Заказы срывались, зарплату задерживали. Публикации Лены становились все острее и непримиримее, как и отношения со Званцевой, которая не привыкла идти против начальства.

Может быть, было бы правильнее давно уехать отсюда, вернуться к маме…

Но Лена не уехала. Что держало ее?

Работа, конечно, держала.

Несмотря на неиссякаемую нелюбовь Званцевой, Лена с не меньшим энтузиазмом, чем когда-то, в начале своего, так сказать, трудового пути, занималась любимым корреспондентским делом.

Держала Лену здесь и ее однокомнатная квартира. Жить с мамой после стольких лет самостоятельности представлялось совершенно невозможным: они и за время Лениного отпуска успевали несколько раз поссориться.

Держала и затаенная нежная привязанность к легендарному месту — Екатерининской гавани — и городу, построенному здесь почти сто лет назад, в историю которого Лена временами уходила с головой, собирая материалы для своих публикаций.

Она любила этот город. И в отпуске скучала по его нескладным улицам, разбросанным по сопкам и между ними.

Скучала по сумасшедшим белым ночам с упрямым и любопытным солнцем, не желающим уходить за горизонт.

Скучала по беспокойному ору огромных нахальных бакланов на помойках, удивительным образом преображающихся в одиночном стремительном полете в благородно-сильных, красивых птиц.

А больше всего Лена тосковала по виду из окна со своего девятого этажа: гладь залива, военные корабли: все серо-свинцового цвета, особая суровая и мужественная красота, которую дано понять не каждому, но на которую неизменно отзываются сердца всех североморцев.

А еще держала Лену здесь память. Хотя, пожалуй, не о памяти речь. Просто, живя на Севере, Лена Турбина была ближе к тому, кого встретила и полюбила (как мечтала и планировала) в свою первую заполярную осень.

Они шли друг другу навстречу и не смогли разминуться.