Джеймс Бернс - Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)

• Название: Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями)
• Автор: Джеймс Бернс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-9524-0741-2

Автор книги о Франклине Рузвельте, впервые в истории США избранного президентом на третий (в 1940 г.), а затем и на четвертый (в 1944 г.) срок, — историк, профессор Джеймс Макгрегор Бернс, в 40-е годы работал помощником конгрессмена в Белом доме и изнутри познакомился с политической кухней Америки, в частности с деятельностью администрации президента. В своей книге Бернc дает подробную характеристику президенту и как человеку, и как политику. Огромный пласт малоизвестного у нас исторического материала с неожиданной точки зрения показывает большую игру как захватывающую интригу борьбы интеллектов и характеров.

---

Набор мнений изоляционистов относительно внешней политики причудлив и разнообразен. Этнические изоляционисты — американцы немецкого и итальянского происхождения — противились разжиганию враждебных настроений против родины предков (американцы немецкого происхождения, кроме того, помнили истерию вражды против Хуна во время Первой мировой войны). Американцы ирландского происхождения, концентрировавшиеся в больших городах, не могли простить англичанам эксцессы в Улд-Соде. Идейные изоляционисты считали, что США втянуты в Первую мировую войну, обескровлены и затем отвергнуты, как дядя Шейлок. Усматривали дьявольские козни и кабалистический заговор в каждом шаге, направленном на вовлечение в войну. Левые изоляционисты считали войну конфликтом между империалистами. Правые опасались увеличения государственных расходов, налогов, разбухания государственного аппарата, ограничения индивидуальных свобод и даже диктатуры Рузвельта. Среди изоляционистов были интеллектуалы, которые имели мало общего между собой, за исключением страха перед милитаризмом, толкования истории дипломатии как цепи соблазнов невинных американцев и видения войны как угрозы гражданским свободам и социальному обеспечению, а также праздной игры ума.

Интервенционисты делились примерно таким же образом. Монолитного единства не наблюдалось ни в одной из групп. Расхождения во взглядах на внешнюю политику между группами бизнесменов, профсоюзных деятелей и либералов столь же резки, сколь и различия между самими группами. Под влиянием событий за рубежом эти расхождения мало-помалу сглаживались.

Под комплексом медленно менявшихся настроений скрывалось для вашингтонских политиков кое-что более устойчивое, бессознательное и тревожное. Это «нечто» не связано с какой-либо программой, группой или мнением — это убеждение, выражавшееся в простом вопле: «Никаких войн за рубежом!» Складывалось оно из опасения вовлечь страну в международные дела, цинизма в отношении других стран, пессимизма, когда речь заходила о сотрудничестве демократий. Подобный настрой подогревался разочарованием, страхом, крушением иллюзий, смешанным с чувством превосходства и неполноценности в сравнении с другими народами. Он принимал форму безотчетной, сильной и необратимой неприязни к участию в войнах за рубежом. Обороняться — да, помогать союзникам — возможно, но участвовать самим в войнах за рубежом — никогда.

Рузвельт не только знал об этом настрое — он помогал ему возникнуть. От речи к речи он поклонялся богу невмешательства. Его возражения против интервенционизма достигли пика во время предвыборной кампании 1940 года. Военную акцию, говорил он, больше нельзя считать альтернативным средством внешней политики, даже используемым разумно и осторожно. Это исключается напрочь, если не возникнет необходимости прямого вторжения. Но теперь эта установка противоречила другим настроениям, пока еще не распространившимся широко, непрочным, но растущим в связи с успехами нацистов, — настроениям, рождавшимся из возмущения захватнической политикой и жестокостью фашистов, неприязни к нацистскому расизму, симпатий к странам и народам, подвергшимся нацистской агрессии и оккупации, беспокойства за судьбу евреев, восхищения сопротивлением англичан.

Подобно огромному резонатору, конгресс подхватывал, преумножал и искажал этот клубок идеологий, отношений и настроений. Поскольку в сенате были обильно представлены и интервенционисты юга, и изоляционисты континентальной части страны, дебаты там приобретали крайние формы. Это самый легкий способ избежать трудных политических решений. Конгрессмены-изоляционисты рассчитывали на эмоциональную поддержку, расписывая ужасы, которые принесет американским парням война. Сенаторы-интервенционисты, высоко паря над трудными выборами и дилеммами, опирались на сочувствие героической борьбе союзников, страх перед державами «Оси».

Однако президенту не приходилось уклоняться от трудного выбора. Время убедительных речей прошло, настало время реальных политических действий и программ, а также политиков, способных работать сообща. Президент крайне нуждался в укреплении своего союза с умеренными республиканцами — интервенционистами. Уэнделл Уилки, потративший немного времени, чтобы прийти в себя после поражения на выборах, решил посетить осажденную Англию. Когда в середине января он прибыл в Вашингтон за заграничным паспортом, Халл привел его к президенту. Состоялась забавная встреча двух экс-кандидатов на президентское кресло. Президент вручил Уилки письмо, адресованное «дорогому Черчиллю»:

«Уэнделл Уилки доставит вам это письмо. Он не смешивает дела с политиканством. Думаю, эти стихи адресованы народам наших стран:

Плыви, корабль государства!
Плыви, великий и сильный союз!
Человечество, со всеми своими страхами,
Со своими надеждами на будущее,
Затаив дыхание полагается на твою судьбу!»

ЛЕНД-ЛИЗ: ОСТРЫЕ ДЕБАТЫ

Теперь президент сталкивался с чрезвычайно трудной проблемой: как добиться поддержки конгрессом и народом решения, позволяющего оказать существенную помощь зарубежным демократиям, но непонятного большинству избирателей, обременительного для налогоплательщиков и, очевидно, не устраивающего всех подряд. Осуществление этого решения так тесно привяжет военные и дипломатические дела страны к Англии и другим зарубежным государствам, что, несомненно, встревожит изоляционистов. Кроме того, возбудит в обществе настроения, выражающиеся в лозунге: «Никаких внешних войн!» Подход президента к решению этой проблемы прост: законопроект о ленд-лизе представить не как шаг к войне, а как отступление от нее. Рузвельт не собирался дразнить идола — американское общественное мнение.

Противники президента не дремали. «Никогда прежде, — возмущался по радио сенатор Бертон К. Уилер от штата Монтана, — наша страна не прибегала к двойным стандартам во внешней политике. Никогда прежде в Соединенных Штатах ни один политик не наделялся властью для ослабления обороноспособности страны». Разгорячившись, Уилер продолжал: «Программа ленд-лиза — это Антанта во внешней политике „нового курса“. Она зароет каждого четвертого американского парня».

Рузвельт, который обычно отмалчивался и не отвечал на нападки, счел необходимым дать отпор сенатору. В беседе с корреспондентом он расценил заявление Уилера как самое лживое, трусливое и антипатриотичное из всех, какие ему приходилось слышать: «Процитируйте мое мнение об этом заявлении. Вот уж действительно наибольшая гнусность, высказанная публично при жизни моего поколения».

К тому времени как собрался конгресс и политики приготовились к обстоятельным дебатам, президент выработал формат и основное содержание законопроекта. Он проконсультировался со многими советниками и экспертами, включая судью Верховного суда Феликса Франкфуртера; предпринял тщетную попытку обойти сенатский Комитет по внешним связям; посоветовался с лидерами большинства в палате представителей и сенате, а также с республиканцами — противниками изоляционизма. Побеседовал с Моргентау, с которым сотрудничал во время подготовки законопроекта для представления в Комитет палаты представителей по иностранным делам и даже написал часть вступительной речи для Халла на представлении законопроекта. Сам законопроект, получивший счастливый входящий номер ПП (палата представителей) № 1776, наделял президента широкими полномочиями: санкционировать производство и поставки «любого оборудования оборонного назначения для правительства страны, сотрудничество с которым президент считает важным для защиты Соединенных Штатов»; продавать, переводить трансфертом, производить обмен, давать взаймы или в аренду любое такое оборудование любому такому правительству; производить ремонтные работы или переоснащение любого такого оборудования для любого такого правительства. Президент наделялся также всеми полномочиями формулировать условия соглашений с такими правительствами, если возникнет необходимость.

«Это законопроект разрушения Американской Республики, — мрачно провозглашала „Чикаго трибюн“. — Это инструкция по установлению неограниченной диктатуры, наделенной властью распоряжаться имуществом и жизнями американцев, постоянно вести войны и вступать в альянсы». Интервенционистские газеты ответили на этот выпад полковника Маккормика. Вскоре начались бурные дебаты по законопроекту в прессе. Телеграммы в Белый дом свидетельствовали о мощной поддержке законопроекта, особенно среди населения среднеатлантических штатов, но Рузвельт понимал, что судить о настроениях общественности лишь по телеграммам не следует.

— Меньше определенности, — наставлял он Моргентау, собиравшегося выступить с представлением законопроекта.