Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы

• Название: Финал новогодней пьесы
• Автор: Яна Дубинянская
• Жанр: Научная Фантастика

---

Было бесполезно напоминать ему, что она пришла на работу в девять утра, сдала вполне сносный и одобренный материал, написала четыре заметки по агентствам и съездила на заказное интервью к министру культуры. Бесполезно жаловаться на вероломство драматурга, бессонную ночь и металлических мух перед глазами. И выдернуть пару пучков мелированных волос Вероники тоже бесполезно, – а жаль.

Лара подождала, пока словарный запас Старика исчерпается, коротко сказала «меня ждут», оделась и ушла.

Хотя на самом деле никто и нигде ее не ждал.

Становилось все холоднее. Она засунула левую руку за пазуху шубки, а в правой все равно была сумочка, и пальцы уже навряд ли когда-нибудь добровольно разогнутся и отпустят ручку. А метро располагалось в самом конце проспекта, туда еще топать и топать, и было странно вспомнить, как полчаса назад она собиралась запросто прогуляться из конца в конец, чтобы вернуться к кинотеатру. Шарфик сполз, открывая голую шею, поправить его без зеркала вряд ли бы удалось, и Лара, с сожалением вынув из-за пазухи руку, прижала к подбородку меховой воротник. Вид, наверное, как у мокрой ощипанной курицы на снегу.

И наплевать.

Слева вдруг пахнуло теплом с крепким запахом кофе. Лара остановилась. В этих помпезных забегаловках в центре города кофе стоит, как вполне приличные перчатки. В то время как дома она может выпить его совершенно бесплатно… часа через полтора, не раньше.

Ну хорошо. В счет гонорара за ту несчастную корреспонденцию.

И ей было совершенно все равно, как называется это кафе, который теперь час и врал ли ей высокий человек со светлой бородкой и хитро прищуренными глазами, пообещавший, помнится, ждать.

* * *

Он сказал, что придет вовремя, и на том конце провода Марша серьезно пообещала ждать.

Франсис повесил трубку и откинулся в кресле. Собственно, на сегодня работа уже закончилась, и все об этом знали. Кроме Вик, естественно.

Последнюю сегодняшнюю пресс-конференцию давал Склавиньский, известный скандалист, попиратель авторитетов и осквернитель национальных святынь. Накануне Вик страшно переживала, что его очередное шоу для журналистов может выйти за рамки приличий и плавно перетечь в безобразное рукоприкладство. А ей вполне хватило вчерашней давки из-за билетов, – сдержанно повторяла начальница, балансируя на грани срыва и наводя тем самым ужас на сотрудников. Девушку, задержавшуюся вчера с объявлением об аккредитации, Вик чуть было не уволила, – и уволила бы, если б не Франсис. Он единственный в пресс-центре умел находить пути к спрятанному за железной броней нежному женскому сердцу шефини.

Но все прошло нормально. Склавиньский уже порядком поднадоел публике, и на столе перед ним даже через четверть часа после официального начала конференции выстроилось всего три диктофона и один старенький микрофон допотопной телекамеры местного канала. Журналисты тоскливо поглядывали в окно, отчаявшись услышать что-нибудь жареное или хотя бы новое, а телевизионщики вообще смылись через двадцать минут. Чего ж ты хотел, парень, – подумал Франсис, провожая Склавиньского после прессухи к выходу,

– святыни и авторитеты рано или поздно должны были закончиться. Особенно если целых полгода так интенсивно их попирать и осквернять.

Проводив гостя, Франсис позвонил Марше, а затем достал из ящика письменного стола пачку газет. Газеты были вчерашние, но в одной из них он еще утром приглядел большой, на всю последнюю полосу, кроссворд. Сражение с этим монстром должно было с пользой убить оставшиеся полтора часа рабочего времени.

– Господин Брассен, чем это вы тут занимаетесь?

Франсис вскинул голову, – конечно же, над ним стояла незаметно подошедшая

– подкравшаяся? – Вик.

То есть генеральный директор пресс-центра госпожа Викторина Хиггинс.

– Просматриваю прессу, госпожа Хиггинс, – как ни в чем не бывало ответил Франсис, правой рукой виртуозно переворачивая газету первой полосой вверх, а левой неотразимо поглаживая усы. Вик должна растаять, или он теряет квалификацию.

Вик растаяла и даже улыбнулась.

– Шел бы ты домой, Франсис, – внезапно посоветовала она, и девушки за соседними столами резко повернули головы, как если бы в офис вошел одетый в пижаму Артур Кларидж. Франсис и сам крайне удивился, но упускать момент было бы глупо и не по-джентльменски.

– Как скажете, госпожа Хиггинс, – учтиво ответил он, вставая. И добавил негромко и по-человечески:

– Хорошо, что со Склавиньским обошлось.

Начальница кивнула и вышла из офиса. Для ее возраста у нее была очень даже неплохая фигура, особенно ноги. Особенно со спины.

Франсис спустился на улицу и направился к пресс-центровской стоянке. На машину уже навалило толстое одеяло снега, хотя по идее его регулярно счищали подрабатывающие тут мальчишки. Он натянул кожаную перчатку и ладонью смахнул снег с гладкого темно-вишневого корпуса. Машину подарила Марша. Вернее, родители Марши – на свадьбу, – но идея была ее. И теперь все свои карманные деньги она неизменно тратила на подарки мужу, хотя Франсис неоднократно пытался раз и навсегда авторитарно запретить ей это. А теперь вот жена решила устроиться на работу, – так что платиновые авторучки и эксклюзивные галстуки от ведущих модельеров посыплются на него сплошным потоком, хочет он того или нет. Пухленькая глупышка Марша. Франсис улыбнулся. Надо же – если бы он тогда не начал ухаживать за ней назло длинноногой красотке-вамп по имени Линда, редкой, кстати, стерве и шлюхе, – мог бы за здорово живешь пропустить свою женщину. Свою. Единственную.

Снежинки плавно кружились в воздухе, мягко опускаясь на только что очищенный вишневый капот. Франсис уже открыл дверцу и, облокотившись на нее, посмотрел вдаль. Улица, где располагался пресс-центр, перпендикулярно выходила на центральный проспект города, и сквозь снежную сетку просматривался отрезок освещенной разноцветными огнями праздничной жизни вечернего города. Жизни, к которой Франсис со времени женитьбы не имел никакого отношения.

Он взглянул на часы. Было всего лишь половина седьмого.

И в самом деле, – думал Франсис, двигаясь на заснеженный маяк проспекта, – за все это время ему ни разу не пришлось выбраться в город без Марши. Короткие вылазки из пресс-центра по мелким личным поручениям Вик не в счет. Вечерами же он неизменно торопился с работы домой по кратчайшему расстоянию между двумя точками, – это было уже на уровне условного рефлекса, который Марше удалось выработать у мужа в сжатые сроки, – горячими ужинами и тщательно скрываемыми слезами в роли пряника и кнута. Иногда, чаще по выходным, Франсис и Марша отправлялись в центр города вдвоем, гуляли по проспекту, разглядывали витрины, сидели в кафе, изредка ходили в кино или театр. И очень здорово проводили время, – впрочем, с Маршей было здорово всегда и везде, с ней, по большому счету, и выходить никуда не нужно было, с такой теплой, уютной, домашней… На черта ей сдалась эта работа?

Франсис вышел на проспект. Кружились разноцветные снежинки, мигали огни, играла музыка. И в обоих направлениях двигались неторопливо или поспешно, сутулясь или покачивая бедрами, пленительно улыбаясь или внимательно глядя под ноги, – женщины.

Много женщин.

Юных девушек, красавиц, толстушек, натуральных блондинок, топ-моделей, учительниц, крашеных брюнеток, молодых мам, проституток, дам в возрасте, неформалок, спортсменок, бизнес-леди, девчонок, феминисток, снова красавиц…

Черт возьми!

Ладно, – уговаривал себя Франсис, – разумеется, он женатый человек, разумеется, ровно в восемь он будет дома. Раньше просто не имеет смысла, – ведь бедняжка Марша, чего доброго, кинется жарить ему яичницу, не слушая уверений, что муж способен поголодать минут сорок в ожидании какого-нибудь фаршированного судака или кнедликов по-варшавски. Конечно, нужно признать, что и яичница у нее выходит потрясающе вкусная… но зачем такие жертвы? В восемь – значит в восемь. Как раз пройтись туда и обратно по проспекту. Без жены, в чем есть своя ностальгическая прелесть.

Кстати, – пусть вредный комплекс вины спрячется подальше в подсознание и не высовывается, – на том конце проспекта есть ювелирный магазин. Почему бы не купить Марше какую-нибудь безделушку? Не на Новый год, а просто так. На случай, если сегодня молодой жене снова взбредет в голову, что он ее больше не любит. Марше взбредало это в голову довольно часто по самым мелким поводам, а то и вовсе без таковых: не похвалил ужина, забыл позвонить с работы или вот как вчера: не выслушал, отмахнулся, спеша уладить конфликт в конференц-зале. А потом слезы, и хорошо, если в открытую, гораздо хуже заставать жену среди ночи беззвучно плачущей в подушку. Глупенькая. Кого же я, по-твоему, люблю?

Прямо перед Франсисом шла девушка в короткой белой шубке и пушистом ангорском берете, еще более белом. Стройненькая, держится прямо, сапожки с белой оторочкой на высоких каблучках… и ножки! Ножки что надо, не придерешься. Когда-то у Франсиса с Полем была игра: слоняясь по проспекту, высматривать барышень и находить в них недостатки. Один высматривает, другой критикует, и наоборот. Побеждал тот, в чьей даме друг не сумел найти серьезных изъянов… хотя на практике, учитывая острый язык Поля и наметанный глаз Франсиса, никто никогда не побеждал. Просто, когда игра надоедала, оба находили очередных кандидаток безупречными и, согласно правилам, шли к ним знакомиться. Иногда, – не всегда, врать не будем, – вечер заканчивался еще веселее, чем начинался.