Борис Ельцин - Записки президента

• Название: Записки президента
• Автор: Борис Ельцин
• Издательство: Огонёк
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994
• ISBN: 5-88274-083-5

В августе 1991 года случился путч. Это событие потрясло страну да, видимо, и весь мир. 19 августа мы были в одной стране, а 21 августа оказались совсем в другой. Три дня стали водоразделом между прошлым и будущим. События заставили меня взять диктофон, сесть за чистый лист бумаги и начать работу... Мне казалось, что все это будет прочитано читателями когда-то в будущем, не скоро.

Это «будущее» оказалось совсем рядом. В сентябре — октябре 93-го года в России произошли события, которые заставили меня вновь сесть за чистые листы бумаги, и через несколько недель я закончил рукопись. Я уверен в том, что именно сейчас, а не через год-два, должен рассказать, что же случилось со страной. Август-91 и октябрь-93 соединились в одну неразрывную цепь, разрушилась империя, мы стали свидетелями мучительного и жестокого прощания с целой эпохой.

Моя книга — это попытка объясниться. Попытка сейчас, а не потом разобраться, что же произошло с Россией, попытка понять, куда мы идём, что нас всех ждёт впереди.

---

СССР кончился в том числе и тогда, когда первый молоток стукнул по Берлинской стене.

Со всем «советским» у наших людей — пусть не всех, но наиболее активной и мыслящей части общества — уже было покончено. Именно с этой точки зрения, сквозь эту призму страна смотрела на выбор нового лидера.

Я пришёл с идеей самого радикального освобождения от «советского» наследия — не просто путём различных реформ, а путём изменения державной, несущей, страдательной функции России.

Ново-Огарево. Акт первый

Обычно переговоры в Ново-Огарёве, одной из подмосковных резиденций Президента СССР, происходили примерно по одинаковому сценарию.

Сначала выступал Горбачёв, говорил в своей манере: долго, округло, неторопливо. Затем приглашал к обсуждению нас.

Как правило, в конце мне приходилось брать инициативу на себя, если шла речь о принципиальном вопросе. И спорить. Это всех устраивало.

Нужно было видеть обстановку в небольшом торжественном зале, где все блистало правительственным великолепием, когда за длинным столом нависала тяжёлая пауза и присутствующие пытались прятать глаза…

При существовании двух полюсов всем остальным было удобно выбирать свою позицию, маневрировать. Мы с Горбачёвым брали всю моральную тяжесть выяснения спорных проблем на себя.

…Как ни странно, это никогда не приводило к скандалам, к каким-то неприятным сценам.

Почему?

Ведь, по сути, мы договаривались об ограничении полномочий союзного центра.

Происходила вещь, вроде бы нестерпимая для такого человека, как Горбачёв: ограничение власти.

Но тут нужно было учитывать ряд обстоятельств.

Во-первых, внешне он шёл как бы во главе этого процесса, сохраняя «отцовскую» позицию, инициативу и лидерство — по крайней мере, в глазах общественного мнения. Никто не посягал на стратегическую роль Президента Союза: все глобальные вопросы внешней политики, обороны, большая часть финансовой системы оставались за ним.

Во-вторых, с Горбачёва разом снималась ответственность за национальные конфликты! Вернее, изменялась его роль в распутывании этих безумных кровавых клубков — из «человека с ружьём» он сразу превращался в миротворца, в третейского судью.

В-третьих, ему нравилась беспрецедентная в мировой практике роль: руководителя не одного, а множества демократических государств. Это был очень хороший полигон для гибкого вхождения в роль мирового лидера.

Ну и, наконец, психологический фон. Ситуация диктовала (и позволяла) нам с Горбачёвым оставаться в процессе переговоров нормальными людьми. Отбросить личное. Слишком высока была цена каждого слова, а кроме того, когда все конфликтные моменты заранее обговариваются экспертами, целыми группами людей, когда ты психологически готов к трудному разговору — это уже не заседание Политбюро, где каждый шаг в сторону расценивается как побег.

После переговоров мы переходили обычно в другой зал, где нас ждал дружеский ужин, любимый горбачевский коньяк — «Юбилейный». Выходили мы после ужина, подогретые и волнующей обстановкой встречи, и ужином.

Пока я отстаивал интересы России за столом переговоров, моим ребятам приходилось отстаивать их в других, забавных ситуациях. Обычно машину Президента России старались поставить у входа первой. Но однажды мой автомобиль оказался в конце вереницы правительственных лимузинов. Моя охрана всполошилась, и, сделав немыслимый разворот, зацепив ново-огаревский газон, машина в конце концов опять оказалась первой: Россия главнее!.. Ребячество, конечно. Комендант Ново-Огарёва был взбешён, грозился выставить штраф за испорченный кусок газона. Но они как-то отбились.

Быть может, со стороны такое количество «президентов», на самом деле реальной властью не обладающих, выглядело в ту пору несколько смешно. И тем не менее эти встречи вспоминаются теперь без всякой неловкости, а с грустью.

Какая была не использована возможность!

Трудно сейчас сказать, что могло бы получиться из этой ново-огаревской концепции. Быть может, это была бы самостоятельность на словах, а не на деле, и трения России с союзным правительством все равно были бы неизбежны. И все-таки наше расставание с СССР происходило бы гораздо более мирно, безболезненно.

А после 19 августа Союза не стало в один день…

Однако это был не просто «цивилизованный развод», как назвала ново-огаревский договор пресса. Мы с Горбачёвым вдруг ясно почувствовали, что наши интересы наконец-то совпали. Что эти роли нас вполне устраивают. Горбачёв сохранял своё старшинство, я — свою независимость. Это было идеальное решение для обоих.

Мы наконец-то стали встречаться неофициально. В этих конфиденциальных встречах иногда принимал участие и Назарбаев.

29 июля 1991 года в Ново-Огарёве состоялась встреча, которая носила принципиальный характер. Михаил Горбачёв должен был уезжать в отпуск в Форос. Сразу же после его возвращения из Крыма на 20 августа было назначено подписание нового Союзного договора. Сейчас мы имели возможность ещё раз обсудить самые острые вопросы, которые каждый из нас считал нерешёнными.

Разговор начали в одном из залов особняка. Все шло нормально, но когда коснулись тем совсем конфиденциальных, я вдруг замолчал.

«Ты что, Борис?» — удивился Горбачёв. Мне сложно сейчас вспомнить, какое чувство в тот момент я испытывал. Но было необъяснимое ощущение, будто за спиной кто-то стоит, кто-то за тобой неотступно подглядывает. Я сказал тогда: «Пойдёмте на балкон, мне кажется, что нас подслушивают». Горбачёв не слишком твёрдо ответил: «Да брось ты», — но все-таки пошёл за мной.

А говорили мы вот о чем. Я стал убеждать Президента, что если он рассчитывает на обновлённую федерацию, в неё республики войдут только в том случае, если он сменит хотя бы часть своего самого одиозного окружения. Кто поверит в новый Союзный договор, если председателем КГБ останется Крючков, на совести которого события в Литве. Ни одна республика не захочет войти в такой Союз. Или министр обороны Язов, — разве может быть в новом содружестве такой «ястреб» из старых, отживших уже времён.

Видно, Горбачёву нелегко давался этот разговор, он был напряжён. Меня поддержал Нурсултан Назарбаев, сказал, что надо обязательно сменить министра внутренних дел Пуго и председателя Гостелерадио Кравченко. Потом добавил: «А какой вице-президент из Янаева?!» Михаил Сергеевич сказал: «Крючкова и Пуго мы уберём».

Я стал убеждать Горбачёва отказаться от совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и Президента Союза. Удивительно, но на этот раз он впервые не отверг моё предложение. И даже посоветовался: «А может быть, мне пойти на всенародные выборы?»

Все трое единодушно решили, что после подписания договора необходимо поменять Валентина Павлова, тогдашнего премьер-министра. Горбачёв спросил: «А кого вы видите на этой должности?» Я предложил Нурсултана Абишевича Назарбаева на должность премьер-министра нового Союза. Горбачёв сначала удивился, потом быстро оценил этот вариант и сказал, что согласен. «Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа», — закончил он разговор.

Такой была эта встреча, и, я думаю, многое сложилось бы иначе, если бы то, о чем мы договорились втроём, удалось осуществить. История могла пойти совсем по другому пути.

Пройдёт немного времени, и я своими глазами увижу расшифровку разговора Президента СССР, Президента России и руководителя Казахстана. После августовского путча в кабинете у Болдина, начальника аппарата Горбачёва, следователи прокуратуры нашли в двух сейфах горы папок с текстами разговоров Ельцина. Меня в течение нескольких лет записывали — утром, днём, вечером, ночью, в любое время суток.

Записали и этот разговор.

Может быть, эта запись и стала спусковым курком августа 91-го года.

Россия. День за днём. 1991 год

Январь

На 14-й день после инфаркта состояние Рыжкова можно счисть удовлетворительным, он уже начал ходить по палате.

Вечером 8 января премьер-министр Литвы Прунскене с трибуны ВС Литвы сделала официальное заявление об отставке своего правительства в полном составе.

12 января подразделения ВС МВД СССР заняли здание Дома печати — Литовского издательства ЦК КПСС. В Вильнюсе обстановка обострилась. Тяжело ранены два человека. По радио звучат призывы ехать в Вильнюс, защищать важные объекты. На площади Независимости собралось большое количество народа. Образован Комитет национального спасения Литвы, который парламент Литвы объявил незаконным.

Министр иностранных дел Литвы Саударгас направил Шеварднадзе ноту протеста, в которой назвал все происходящее «актом агрессии».

14 января. Вильнюс в трауре. "По уточнённым данным, погибло 14 человек. В больницах много тяжелораненых. С приездом делегации Совета Федерации СССР удалось договориться с военными о том, что ночью никаких действий предпринято не будет.