Евгений Елизаров - Античный город

• Название: Античный город
• Автор: Евгений Елизаров
• Жанр: Философия

Понятия демократии и свободы обычно рассматриваются как некие абсолютные ценности. Однако анализ истории античного города приводит к шокирующим выводам.

Демократическая форма правления возникает и развивается вовсе не как ответ на чаяния угнетаемых масс, но как инструмент предельной мобилизации древней общины. В отличие от авторитарных государств демократический полис обретает возможность привлечь в обеспечение своей экспансии не только материальные ресурсы – инструментом войны становятся все институты государства, и в первую очередь его идеология и право. Более того, благодаря уникальной системе воспитания впервые в истории орудием агрессии становится нравственный потенциал гражданина. Благодаря всему этому античный город оказывается монопольным обладателем последней тайны войны и единственным «профессионалом» в окружении дилетантов.

Ведущаяся демократическим режимом война становится тотальной и вечной, ибо закончиться она может лишь по достижении абсолютной свободы, то есть после построения такого миропорядка, когда только один – победитель – получает обеспеченное силой оружия, закона и государственного мифа право вершить свой суд над всем миром. Свобода демократического полиса – это идеал, когда все повинуются одному не из страха перед репрессиями, но из благодарности победителю.

Для широкого круга читателей.

---

Назвать войском то, что мог поставить в строй Рим первых десятилетий своей истории, трудно. Но, по всей видимости, уже в самом начале его боевое ядро составляла группа неких маргиналов, – людей, не слишком усердствующих в ведении собственного хозяйства, а предпочитающих захват чужого добра. К тому же едва ли удерживаемых какими-то моральными ограничениями. В противном случае невозможно, объяснить то обстоятельство, что уже в сравнительно короткое время они начинают составлять головную боль для довольно пространного региона. Молва о победах, одержанных над своими соседями, захваченной добыче и, разумеется, особая атмосфера, царствующая в этом удачливом разбойничьем гнезде, не могли не привлекать к себе всякого рода беглецов, и лишённых отечества (а значит, не питающих к нему никакой благодарности и готовых к сведению счётов) отщепенцев. Поэтому Рим легко мог опередить своих соседей в главном, что изначально давало решающие преимущество, – в формировании постоянного боевого отряда все возрастающей численности. Легенда о похищении сабинянок, которое историческое предание относит ещё ко времени правления Ромула (753—715 до н. э.), видимо, говорит именно об этом. Ведь потребность в женщинах свидетельствует о существенно деформированной демографической структуре населения, о преобладании холостых мужчин весьма цветущего возраста. А чем же ещё может заниматься собрание молодых сильных мужчин, не обременённых заботами о своём семействе, как не разбоем?

В 968 г. епископ Кремонский посланный германским императором Оттоном I в Константинополь, вернулся оттуда крайне раздражённый надменностью и высокомерием византийцев. Так, во время приёма басилевс Никифор отказал ему в высоком звании римлянина, обозвав его лангобардом. На что епископ ответил: «Ромул был братоубийцей, это доказано историей, и она говорит, что он открыл прибежище для несостоятельных должников, беглых рабов, убийц, приговорённых к казни, и, окружив себя толпой людей такого сорта, назвал их римлянами. Мы же, лангобарды, саксы, франки, лотарингцы, баварцы, свевы, бургунды, мы их презираем настолько, что когда приходим в гнев, то не находим для наших врагов иного оскорбления, чем слово «римлянин», разумея под ним всю трусость, всю жадность, весь разврат, всю лживость и, хуже того, весь свод пороков».[178]

Оскорблённый посол, конечно же, сильно сгущает краски, но факт остаётся фактом – такой взгляд на древних основателей будущей империи мог служить оскорблением только по той причине, что противопоставить ему было нечего. Но, в отличие от достойного епископа, мы не должны вносить сюда никаких моральных оценок, ибо и сегодня скученное обстоятельствами собрание молодёжи, получившей далеко не самое лучшее воспитание, отличается весьма специфическим поведением; между тем та далёкая эпоха в свободе нравов не слишком отличалась от нашей. А тот факт, что и сами сабинянки, как гласит легенда, практически не возражали против своего похищения, не даёт нам основания назвать захватчиков совсем уж законченными «отморозками».

Численно возрастающий, постоянно действующий отряд – это уже основа вполне профессионального подхода к делу. Правильно же организованный разбой позволял распространить свою власть на более значительные территории, а значит, и на бульшие массы населения.

Но вот здесь-то и важно понять, что такое распространение власти на новые земли совсем не означает обращение в рабство их жителей. Вернее, это не вполне порабощение побеждённых. Возможность обрастания невольниками требует соблюдения двух обязательных условий: накопления критической массы свободных граждан, и расширения радиуса контролируемой ими территории. В подкритическом же диапазоне осуществимо лишь некоторое ограничение прав побеждённых – о полном их отъятии не может быть и речи.

Оба обстоятельства связаны, в первую очередь, с необходимостью организации их охраны: там, где расстояние до своих соплеменников, откуда был выхвачен человек, не превышает хотя бы нескольких дневных переходов, требуется значительное отвлечение сил, которые уже не могут быть использованы ни в хозяйстве, ни в военном промысле, на протяжении целых столетий не знающем никаких перерывов. Таким образом, территория, необходимая для заточения в её границах больших масс рабов, превосходит ту, которая была подконтрольна Риму в самом начале его истории, как минимум, в десятки раз. Что же касается численности свободных граждан, то и здесь необходимо иметь в виду, что отвлечение значительной их доли на охрану и принуждение к труду невольников влечёт за собой соразмерное снижение наступательной мощи полиса. Словом, до IV в. до н. э. даже теоретически захват и концентрация военнопленных в каком-то пункте не имеют перспективы в их реальном использовании (а если не использовать их труд, то зачем вообще они нужны?). Около середины V в. до н. э., по свидетельству Дионисия Галикарнасского (греческого историка, ритора и критика, современника Юлия Цезаря и Августа, автора «Римских древностей» – истории Рима с мифических времён до 264 до н. э.), при общей численности населения в 440 тыс. человек рабов вместе с вольноотпущенниками было не более 50 тыс. Цифры, по исторической традиции, призванной подчеркнуть то обстоятельство, что Риму уже с самого начала было начертано господствовать над всеми окрестными народами, сильно (раза в четыре) завышены, но интересны не они, а соотношения величин, которые показывают: римляне ещё просто не знают, что делать со своими пленниками. Нередко после выигранной битвы они поголовно избивались: «Но и после битвы кровопролития не умерились, и убитых было больше, чем пленных, и пленных убивали без разбора, и даже заложников, число которых достигло трёхсот, не пощадила жестокость войны»[179], – читаем у Ливия, – «для пленных уготован был род казни, соответствовавший их положению…»;[180] «однако с тарквинийцами расправились люто: перебив в бою множество народа, из огромного числа пленных отобрали для отправки в Рим триста пятьдесят восемь самых знатных, а прочий народ перерезали»[181]. И так далее…

На деле о статистически значимых количествах рабов можно говорить только после тех побед, одержанных Римом в решающих битвах, что предшествовали столкновению с Карфагеном. Поэтому самый больной вопрос на этапе, предшествующем накоплению критических масс и расстояний, – как воспользоваться своими завоеваниями и удержать захваченное.

Впрочем, технология освоения завоёванного известна, и выработана, по-видимому, задолго до основания Вечного города; она применялась ещё ассирийцами, правда, в предельно жестокой и агрессивной форме, но именно Рим доведёт её до совершенства, одновременно придав ей что-то вроде «человеческого лица». В его практике это примет форму своеобразного обмена территориями, когда часть жителей захваченных земель (где вооружённым насилием, а где и посулами) переселяется на его земли, в свою очередь, часть римских граждан выводится колонизировать освобождаемые места. При этом все переселенцы получали многие из прав, которыми обладали сами римляне. Заметим ещё одно: эта практика содержала в себе и элементы древнего, как сама война, института заложничества. Между тем вокруг этого института давно уже сформировалась своя культура; он опирался на известные правовые нормы и даже накладывал на обе стороны моральные обязательства. Поэтому последствия первых завоеваний вовсе не были такими трагичными для побеждённых, как позднее захваты варварских городов за пределами Италии. Более того, в долговременной стратегической перспективе польза была не только для победителей, но и для них самих. Ведь через поколения это взаимопроникающее сосуществование не может не повести к сближению племён, возникновению соседских связей, брачных союзов, постепенному формирование единого народа, которому предстоит завоёвывать мир и управлять им.

Но всё же потребуется более трёх столетий, прежде чем Рим станет величиной, способной вступить в спор с такими же, как он сам (наивно думать, что это был единственный претендент), за обладание всем полуостровом. Кстати, его ранняя история – это вовсе не хроника сплошных побед над теснившими его со всех сторон коварными врагами, как зачастую рисуют нам античные анналисты. Такой взгляд рождался в то время, когда Рим уже стал великой державой Запада. В действительности же взлёты и победы сменялись долгой чередой поражений и застоя, когда он терял обретённое значение; это видно хотя бы из того, что археологических памятников V в. до н. э. найдено меньше, чем памятников VI в.

§ 3. История завоеваний

Лишь к IV веку до н. э. Рим заканчивает накопление критической массы всех требуемых для этого ресурсов. Примерно к этому времени относится и политическая реформа, перестроившая всю систему государственного управления по образу и подобию той, что сильно напоминает созданную греческими законодателями. Римское общество окажется разделённым на пять имущественных классов. В первый включались те, чьё состояние было не менее 100000 ассов, ко второму – 75000, к третьему – 50000, к четвёртому – 25000, наконец, к пятому – 12500. (Для справки: десять ассов (денарий) равнялись одной греческой драхме, и по стандартам того времени составляли средний дневной заработок подёнщика.) При этом первый класс имел право формировать 80 центурий, другими словами, подразделений, численностью 100 человек, тяжеловооружённой пехоты и 18 – всадников; второй, третий и четвёртый – по двадцать центурий пехоты, пятый – тридцать легковооружённых подразделений. Все прочие составляли шестой класс, эти «пролетарии» не имели возможности приобрести оружие и не подлежали призыву в армию. По количеству центурий формировалось и так называемое центуриатное собрание. Словом, и здесь мы видим организацию общины одновременно по двум основным критериям – позиции, занимаемой человеком в имущественной дифференциации, и месту в едином военном строю города. А это значит неизбежный приоритет второго, окончательная ликвидация (если они ещё сохраняются) остатков режима личной власти и прямое вмешательство в управление государством всех тех, кто занимал ключевое место в военной его структуре.