Иван Фирсов - Спиридов был — Нептун

• Название: Спиридов был — Нептун
• Автор: Иван Фирсов
• Издательство: ООО «Издательство АСТ», ООО «Издательство Астрель»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: ISBN 5-17-018870-6, 5-271-06635-5

Новый роман известного писателя-историка И.Фирсова посвящен прославленному российскому флотоводцу, герою Чесменского боя, адмиралу Григорию Андреевичу Спиридову (1713-1790).

Фирсов Иван Иванович (родился в 1926 году в Ростове-на-Дону) — современный российский писатель, капитан первого ранга в отставке. Окончил военно-морскую школу, Высшее военно-морское училище и Высшие специальные офицерские курсы. Служил штурманом на крейсере и эсминцах, помощником командира сторожевого корабля; закончил службу в Главном штабе Военно-морского флота.

Публикуется с 1959 года. Истории русского флота и русским флотоводцам посвящены многие его книги: «Паруса над колыбелью» (Ярославль, 1996), «Сенявин» (М., 1997), «Лазарев» (М., 1998) и другие.

Исторический роман «Спиридов был — Нептун» печатается впервые.

---

В последнее время осмотрительный Апраксин действовал осторожно. Сказывался возраст на исходе седьмого десятка, да и знал генерал-адмирал, что Долгорукие только и ждут его промашки, чтобы свести с ним счеты. Наверняка уже не раз нашептывали царю, что он, Апраксин, одним из первых подписал смертный приговор его отцу, царевичу Алексею.

Как раз в эти дни Верховный тайный совет приговорил отобрать у Меншикова все несметные богатства и отправить его в вечную ссылку на север, в далекий Березов. А поводом стало подметное письмо, найденное 24 марта возле Спасских ворот. Там высказывалось недовольство ссылкой князя Меншикова в Рязанскую вотчину, осуждался царь и давался совет вернуть князя.

Вряд ли такое письмо сочинили союзники Меншикова. Скорее всего авторами были те, кто хотел окончательно доконать Александра Даниловича. 16 апреля 1728 года бывший всесильный князь выехал из своего бывшего поместья Раненбурга под Рязанью, в рогожной кибитке, запряженной парой крестьянских лошадей...

В Москве тем временем готовились к коронации новоявленного императора. Прибыли гвардейские полки, подчищали кремлевские площади, банили и драили пушки.

Свита и московские вельможи прихорашивались, готовили мундиры и платья, купцы потирали руки, выгодно сбывая залежалую после зимы провизию и прокисшее вино для угощения народа.

Виновник торжества, юный царь, поторапливал челядь. Ему ох как не терпелось поскорее выбраться в подмосковные леса, кишевшие дичью и зверем, и предаться любимой охоте.

К тому же у царя-подростка заиграла кровь. С кем поведешься, от того и наберешься. И, бражничая с Иваном Долгоруким, он втянулся в любовные утехи и еще в Петербурге воспылал страстью к своей любвеобильной тетушке Лизавете. Цесаревна была не только красива, но и весьма легкомысленна и, несмотря на разницу в возрасте в пять лет, ответила взаимностью. Амурные дела сразу же заметили, и французский посланник Маньин тут же известил Париж: «Царь до того всецело отдался своей склонности и желаниям, что поставил в затруднительное положение Остермана, опасавшегося оставлять наедине царя с цесаревной. Было решено, чтобы кто-либо из членов Верховного тайного совета постоянно сопровождал царя. Но от надзора старших Петр освобождался простым способом: на охоту или в загородные дворцы он приглашал только Елизавету и своего фаворита».

Обосновавшись в Москве, Долгорукие всячески старались отвлечь внимание царя от Петербурга. Там еще повсюду виднелись следы деятельности его великого деда, да и сам город жил настроем своего создателя.

На стапелях Адмиралтейства и в галерной гавани худо-бедно, но все-таки достраивали корабли, заложенные еще при Петре I, спускали на воду одну-другую галеру в месяц. А главное, по проспектам и улицам молодой столицы почти каждый день со стороны залива дули «сквозьняки» с морским привкусом, небесные странники-тучки то и дело напоминали о близости моря. Оттуда тянулись купеческие шхуны, но в любое время могли появиться и непрошеные гости.

Все это понимали Долгорукие, ярые противники петровских преобразований, удерживая царя в Москве. Они все больше уверовали вернуться к прошлым порядкам, но в их расчет не входило и сближение царя с дочерью Петра I. Это тонко подметил в своей депеше испанский посланник, граф де Лирия: «Все негодуют на князя Алексея Долгорукого, отца фаворита, который под предлогом развлечь е.и.в. и удалить его от случаев видеть принцессу каждый день, выдумывают для него новые забавы и новые выезды».

Собственно негодовал, и то втихомолку, один Остерман, опасавшийся утратить свое влияние на царя. Из «верховников» только Апраксин не ввязывался в придворные интриги. Не до того было.

Весна была в разгаре, на Балтике и в Архангельске скоро сойдет лед, а корабли вооружать нечем. Цейхгаузы пусты, нет парусины, канатов, порох на исходе, ядра не шлют заводы, нечем за них платить. Якоря для новых судов не заказаны, значит, и они будут стоять на приколе.

«Видимо, в эту кампанию эскадры в Кронштадте и Ревеле будут стоять на якорях на рейдах, — с грустью размышлял генерал-адмирал Апраксин, — дай Бог, чтобы корабли сохранить в целости. Но все же пару фрегатов надобно вооружить и держать в готовности. Не позабыть бы и про воронежские верфи. Десяток лет все стихло на стапелях, а суда-то, заложенные при Петре Алексеевиче, сиротинушки, так и догнивают без дела. Надобно их разобрать да в дело пустить. Кого же послать? Токмо Наум Сенявин справится по совести, его и направлю.

Еще тревожили Апраксина заботы о казанской верфи. Там строили гекботы, шнявы, гукоры[16] для Каспия. Каждую весну отправлялись они вниз по Волге до Астрахани.

Вспомнился вдруг Апраксину Персидский поход, последняя морская кампания одержимого морской стихией Петра I.

«Лелеял тогда задумку Петр Алексеич добраться до Индии. Вокруг Каспия все берега у персов для России отговорил. Ныне в тех местах Румянцев с турками землю делит. Он те края знает не понаслышке, чай, в Персидском походе бок о бок с Петром Алексеичем Дербент воевал. Пятый годок шастает, без семьи, без деток, сынка-то и вовсе не видел. Оно-то и понятно, не торопится Александр Васильевич в омут, отсиживается, боязно ему. Царь-то, по навету Долгоруких, имения у него прибрал к рукам, припоминает ему, как он его отца Алексея из Неаполя в Москву вызволил. Токмо Мишуков Захарка из Астрахани рвется, ему-то терять нечего».

Как сейчас, помнил Апраксин заседание Военного совета в лагере под Дербентом. Сам город сдался тогда русским войскам без боя. За пять километров от Дербента Петра встретил буйнакский хан Мутузалей, который «привел для солдат на пищу несколько десятков рогатой скотины и целовал его величеству руки, а посланные от хана хаймакского привели в подарок двух лошадей и целовали его величеству ноги».

У городских ворот дербентский наиб с поклоном передал Петру ключи от города.

На следующий день на Военном совете Петр заговорил о взятии Баку:

— Без него неча нам при Каспии делать.

Первым взял слово генерал Румянцев:

— В Баку гарнизон наш должен быть. Ежели сия крепость будет не в наших руках, то впредь такое препятствие встанет и мы на здешнем море никакой пристани не будем иметь.

— Верно мыслишь, бригадир, — похвалил Петр. — Без доброй гавани нам Каспием не совладать. Мне ведомо, что краше бухты, как в Баку, не сыскать по всему берегу, он есть ключ всего нашего дела в сих краях.

Румянцев протянул царю исписанный лист.

— Сие, господин адмирал, соображения мои паскудные о сем предмете.

Граф Петр Толстой высказался в том же духе.

— Понеже ввести маршем гарнизон в Баку, то можно почитать, уже вся Ширванская провинция будет во власти вашего императорского величества.

— Я тебе на Военном совете не величество, а генерал или адмирал, — недовольно сказал Петр.

По заведенному правилу в походах, на суше и на море он требовал обращений к нему только по воинскому званию.

— А нынче повещу тебя, что Румянцев рассуждает.

Петр взял листок.

— До Баку дорога не худа, только около тридцати верст. А далее ни корму, ни воды нет. И когда в таких местах стоять будем, то и последних лошадей поморим. — Петр взглянул на Румянцева. — Откуда прознал?

— Старики-дербентцы сказывают, да и ханы подтверждают.

— Добро, молодец, не зря деньгу казна платит. Посему будем ждать эскадру из Астрахани. Морем пойдем.

Спустя неделю море заштормило. Около острова Чечень ураганный ветер сорвал с якорей отряд судов, шедших из Астрахани. Чтобы не затонуть с грузом провианта и припасами, суда выбросились на берег. Поход на Баку отложили до весны, Петр вызвал Румянцева:

— Нас не жди, бери любой пакетбот и отправляйся в Астрахань. Оттуда верхом в Казань. Пошерсти там Адмиралтейство. К весне десятка три гекботов чтобы были в Астрахани.

Замыслы Петра исполнились следующим летом. Баку был взят десантом русских войск.

Год назад Иван Сухотин получил назначение в Астрахань и приуныл. Пять кампаний отплавал он гардемарином на Балтике. Петлял в извилистых шхерах на галерах, под парусами на пакетботах хаживал в Ревель и Данциг. Служба покуда шла без особых закорючек, произвели наконец-то в мичманы, съездил на побывку к отцу в родную вотчину в Тульской провинции, нет-нет да и подумывал о женитьбе. А тут тебе как снег на голову — отправляться в Астрахань.

Товарищи подтрунивали:

— Заделаешься пастухом, там верблюдов в достатке.

Иные приятели стращали в шутку:

— Гляди-ка, там Иван Сенявин, на что боевой адмирал, а на тебе, уморился, царство ему небесное.

Знающие люди загадочно улыбались:

— Быть там тебе под началом командора Мишукова. Он лис проворный, однако людишек не забижает. Генерально ты с ним не схватывайся.

Но с Мишуковым все обошлось, помог случай. По пути в Астрахань, в Казани, Сухотин столкнулся в Адмиралтейской конторе нос к носу с самим капитан-командором Захарием Мишуковым. Тот порадовался: