Витольд Гомбрович - Фердидурка

• Название: Фердидурка
• Автор: Витольд Гомбрович
• Издательство: Кристалл
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-306-00049-5

«Фердидурка» – чтение захватывающее, но не простое. Это и философская повесть, и гротеск, и литературное эссе, и лирическая исповедь, изрядно приправленная сарказмом и самоиронией, – единственной, пожалуй, надежной интеллектуальной защитой души в век безудержного прогресса всего и вся. Но, конечно же, «Фердидурка» – это прежде всего настоящая литература.

«Я старался показать, что последней инстанцией для человека является человек, а не какая-либо абсолютная ценность, и я пытался достичь этого самого трудного царства влюбленной в себя незрелости, где создается наша неофициальная и даже нелегальная мифология. Я подчеркнул мощь репрессивных сих, скрытых в человечестве, и поэзию насилия, поднимаемого низшим против высшего». (Витольд Гомбрович)

---

Долгая и тяжкая будет это дорога. Ибо сегодня и личности, и целые народы совсем неплохо умеют управлять своей психической жизнью и не чуждо им искусство создания стилей, вер, принципов, идеалов, чувств по собственной их прихоти, а также в согласии с их собственными сиюминутными интересами; но они не умеют жить без стиля; и мы не знаем еще, как защищать нашу глубинную свежесть от дьявола порядка. Великие открытия неизбежны – мощные удары, нанесенные мягкой человеческой ладонью по стальному панцирю Формы, – неслыханная хитрость, и великая честность мысли, и необыкновенное обострение ума, – дабы человек избавился от своей жестокости и сумел согласить в себе форму с бесформенностью; закон с анархией, зрелость с вечной и святой незрелостью. Но покуда это не наступит, скажите мне: лучше ли, по вашему мнению, Бе-ре Ананасовки? И любите ли вы поедать ее, сидя удобно в плетеном кресле на веранде, либо же предпочитаете предаваться этому в тени деревьев, тогда как ваши части тела охлаждает ласковый и свежий ветерок? И я спрашиваю вас об этом со всею серьезностью и со всею ответственностью за слово, равно как и с глубочайшим почтением ко всем вашим частям без исключения, поскольку знаю, что вы представляете собой часть Человечества, которого частью являюсь и я, а также, что вы частично участвуете в части части чего-то, что также является частью и чего я также являюсь частью в части вместе со всеми частичками и частями части части части части части части части части части части части… Спасите! О, проклятые части! О, кровожадные, омерзительные части, так, значит, вы опять за меня уцепились, неужели не убежать мне от вас, ха, куда же мне укрыться, что делать, о, хватит; хватит, хватит, кончим эту часть книги, перейдем поскорее к другой части, и, клянусь, в следующей главе уже не будет частичек, ибо я отряхнусь от них, и сброшу их, и выброшу их наружу, оставаясь снаружи (частично по крайней мере) без части.

ГЛАВА V. Филидор, приправленный ребячеством

Князем наиболее чтимых во все времена синтетиков, вне всякого сомнения, был д-р проф. Синтетологии Лейденского университета, верховный синтетик Филидор, родом из южных околиц Аннама. Он творил в патетическом духе Высшего Синтеза, главным образом с помощью прибавления + бесконечности, а в экстренных случаях также и с помощью умножения на + бесконечность. Это был мужчина достойного роста, довольно крупный, с развевающейся бородой и лицом пророка в очках. Духовное явление такого масштаба не могло, разумеется, не вызвать в природе контр-явления, в соответствии с ньютоновским принципом действия и противодействия, и, потому столь же знаменитый Аналитик скоренько родился в Коломбо и, получив докторскую степень, а также звание профессора Высшего Анализа в Колумбийском университете, быстро поднялся по лестнице научной карьеры на верхнюю ее ступень. Это был мужчина сухонький, маленький, гладко выбритый, с лицом скептика в очках и единственной страстью, состоявшей в преследовании и посрамлении знаменитого Филидора.

Он творил разделительно, а специальностью его было разделение особы на части с помощью счета, в особенности же с помощью щелчков. Так, с помощью щелчка в нос он побуждал нос к самостоятельному бытию, причем нос, к ужасу своего хозяина, ни с того ни с сего начинал вертеться во все стороны. Искусство это он часто пускал в дело в трамвае, если ему было скучно. Прислушавшись к голосу своего истинного призвания, он бросился в догоню за Филидором, а в одном маленьком городке Испании ему даже удалось получить дворянскую частичку к имени – анти-Филидор, чем он безумно гордился. Филидор, узнав, что тот преследует его, естественно, также пустился в погоню, и долгое время ученые гонялись друг за другом безрезультатно, ибо гордость ни одному из них не позволяла признать, что он не только преследователь, но и преследуемый. А потому, когда, к примеру, Филидор был в Бремене, анти-Филидор мчался из Гааги в Бремен, не желая или не будучи в состоянии принять во внимание, что Филидор в то же самое время и с той же самой целью скорым поездом отправляется из Бремена в Гаагу. Столкновение двух разогнавшихся ученых – катастрофа, сравнимая по масштабам с крупнейшими железнодорожными катастрофами, – произошла совершенно случайно в зале первоклассного ресторана, гостиницы «Бристоль» в Варшаве. Филидор, сопутствуемый профессоршей Филидор, держа в руках расписание поездов, был поглощен выбором лучшего маршрута, когда прямо с поезда, в ресторан ворвался запыхавшийся анти-Филидор под руку со своей аналитической спутницей Флорой Дженте из Мессины. Мы, т. е. при сем присутствовавшие ассистенты, доктора Теофил Поклевский, Теодор Роклевский и я, оценив серьезность положения, тотчас же принялись за составление заметок.

Анти-Филидор подошел к столику и, не произнося ни слова, взглядом атаковал профессора, который встал. Они попытались одолеть друг друга духовно. Аналитик напирал хладнокровно, снизу, Синтетик отвечал сверху, взглядом, полным твердого достоинства. Когда поединок глазами не дал решительных результатов, оба врага по духу начали поединок на словах. Доктор и мастер Анализа произнес:

– Клецки!

Синтетолог ответил:

– Клецка!

Анти-Филидор заревел:

– Клецки, клецки, или комбинация муки, яиц и воды!

Филидор парировал мгновенно:

– Клецка, или высшее существо Клецки, сама наивысшая Клецка!

Глаза его метали молнии, борода развевалась, было ясно, он одержал победу. Профессор Высшего Анализа в бессильной ярости отступил на несколько шагов, но тут же в мозгу его выстроилась страшная концепция, а именно, тщедушный слабак в сравнения с Филидором как таковым, он взялся за его жену, которую старый заслуженный профессор любил без памяти. Вот дальнейший ход событий, согласно Протоколу:

1. Госпожа профессорша Филидор, дама весьма упитанная, толстая, достаточно величественная, сидит, ничего не говорит, сосредоточивается.

2. Профессор д-р анти-Филидор встал против профессорши со своим мозговым объективом и начал смотреть на нее взором, каковой раздевал ее догола. Госпожа Филидор затряслась от холода и стыда. Д-р проф. Филидор молча накрыл ее дорожным пледом и поразил нахала взором, полным беспредельного презрения. При сем, однако, проявил признаки беспокойства.

3. Тогда анти-Филидор тихо проговорил: – Ухо, ухо! – и разразился ехидным смехом. Под воздействием этих слов ухо тотчас же обнаружило себя и сделалось неприличным. Филидор велел жене натянуть шляпу на уши, это, однако, мало помогло, ибо тут же анти-Филидор буркнул как бы себе под нос: – Две дырки в носу, – обнажив дырки носа почтенной Профессорши манером равно беспардонным, как и аналитическим. Положение становилось угрожающим, тем более что о закрытии дырочек не могло быть и речи.

4. Профессор из Лейдена пригрозил вызвать полицию. Чаша весов явно стала склоняться в пользу Коломбо. Мастер Анализа умственно сказал:

– Пальцы, пальцы руки, пять пальцев.

К сожалению, туша профессорши была не такова, дабы затушевать факт, который вдруг предстал перед собравшимися во всей своей бросающейся в глаза очевидности, то есть факт пальцев на руке. Пальцы были, по пять с каждой стороны. Госпожа Филидор, обесчещенная дотла, из последних сил пыталась натянуть перчатки, но – в это просто трудно поверить – доктор из Коломбо накоротке сделал ей анализ мочи и, зашедшись в плаче, победоносно прокричал:

– Н2ОС4, TPS, немного лейкоцитов и белка!

Все встали. Д-р проф. анти-Филидор, удалился со своей любовницей, которая вульгарно расхохоталась, а профессор Филидор с помощью нижеподписавшихся немедленно отвез жену в больницу. Подписались – Т. Поклевский, Т. Роклевский и Антоний Свистак, ассистенты.

На следующее утро мы собрались – Роклевский, Поклевский и я вместе с Профессором – у одра больной госпожи Филидор. Ее разложение шло чересчур последовательно. Надкусанная аналитическим зубом анти-Филидора, она постепенно утрачивала свои внутренние связи. Время от времени она только глухо стонала: – Я нога, я ухо, нога, мое ухо, палец, голова, нога, – словно прощаясь с частями тела, которые уже начинали двигаться автономно. Индивидуальность ее пребывала в состоянии агонии. Все мы сосредоточились на поисках средств срочного спасения. Средств таких не было. После совещания, в котором принял участие и доцент С. Лопаткин, прилетевший в 7.40 из Москвы на самолете, мы еще раз признали необходимость самых сильных синтетических, научных методов. Методов таких не было. Но тогда Филидор собрал в кулак все свои умственные способности и так их сконцентрировал, что мы отступили на шаг, и произнес:

– Пощечина! Пощечина, причем звонкая, – щека, это единственная из всех частей тела, способная вернуть честь моей жене и синтезировать разбежавшиеся элементы в некий высший почетный смысл хлопка и шлепка. Так за дело!

Но всемирно прославленного Аналитика не так легко было сыскать в городе. Только вечером его удалось поймать в первоклассном баре. Пребывая в состоянии трезвого пьянства, он пил бутылку за бутылкой, и чем больше он пил, тем больше трезвел, то же самое происходило и с его аналитической любовницей. В сущности говоря, они больше упивались трезвостью, нежели алкоголем. Когда мы вошли, официанты, бледные как полотно, трусливо сидели под стойкой, а они молча предавались каким-то не совсем понятным оргиям хладнокровного свойства. Мы составили план действий. Профессор сначала должен был предпринять ложную атаку правой рукой на левую щеку, после чего левой ударить по правой, а мы – т. е. доктора-ассистенты Варшавского университета – Поклевский, Роклевский и я, а также доцент С. Лопаткин – незамедлительно приступить к составлению протокола. План был прост, действия несложны. Но у профессора опустилась поднятая рука. А мы, свидетели, обалдели. Не было щеки! Не было, повторяю, щеки, были только две розочки и нечто подобное виньетке из голубков!