Роберт Говард - Тень Вальгары

• Название: Тень Вальгары
• Автор: Роберт Говард
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-7906-0070-0

Рыжая Соня (Red Sonya) была придумана Робертом И. Говардом (Robert E. Howard) для рассказа "Тень стервятника" ("The Shadow of the Vulture"). Его Рыжая Соня очень сильно отличалась от той, которую многие из нас знают и любят. Она жила на нашей Земле во времена, когда был уже изобретен порох. Писатель Рой Томас (Roy Thomas) решил, что она могла бы стать подходящей спутницей для Конана в серии комиксов компании Марвел (Marvel), так он сделал ее героиней Хайборийской эры. Он заменил букву 'y' в ее имени на 'j' и дал меч вместо пистолетов. Так родилась Рыжая Соня, Дьявол Гирканских Степей (Red Sonja, She Devil of the Hyrkanian Steppes).

---

Преследователи завопили от изумления и ярости и поскакали обратно. Прирожденные всадники, привычные к широким степным просторам, они не отважились повторить фантастический опыт германского рыцаря. Разыскивая ворота и подходящие проломы в стене, акинджи потеряли время, и, когда они, наконец, выбрались из деревни, мокрый, черный, непроницаемый лес уже надежно спрятал от них беглеца.

Михал-оглы выл, как обезумевший зверь, в бешенстве кусая себе руки. Затем, поручив своему подручному Отману остаться в деревне и проследить, чтобы никто не ушел живым, он устремился в погоню за Готтфридом фон Кальмбахом, поклявшись, что не прекратит преследования, даже если дорога приведет его к самым стенам Вены.

3

Аллах не захотел, чтобы Михалу-оглы досталась голова Готтфрида фон Кальмбаха в этом темном, пропитанном сыростью лесу. Рыцарь знал страну лучше, чем его преследователи, и, несмотря на все свои усилия, акинджи все-таки потеряли его след. К рассвету Готтфрид миновал лес и помчался через объятые страхом фермы и поместья, обитатели которых с ужасом смотрели на зарево, охватившее юг и восток. Страну заполонили толпы беженцев, волочивших на себе жалкий скарб из оставленных на поругание врагам домов, некоторые тащили за собой перепуганную скотину. Казалось, наступил конец света. Проливные дожди лишь ненадолго задерживали продвижение огненного урагана Великого Турка.

Четверть миллиона мусульман пядь за пядью опустошали восточные области христианского мира. Пока Готтфрид шатался по тавернам отдаленных деревушек, пропивая подаренные ему дукаты, пали Пешт и Буда, а германские солдаты находившихся там гарнизонов, хотя Сулейман Великодушный и пообещал сохранить им жизнь, были вырезаны янычарами.

Пока Фердинанд, аристократы и епископы грызлись и пререкались между собой, решая духовные и светские вопросы, за христианский мир сражались лишь разрозненные силы, и безумному нашествию турецкой армады, казалось, противостояла только стихия. Потоки воды размывали дороги, сносили мосты; захватчики тонули в бушующих реках и бездонных болотах, теряли на переправах и в трясине коней, артиллерийские орудия и боеприпасы. Но они продолжали двигаться вперед, ведомые неумолимой волей Сулеймана, и в сентябре 1529 года, превратив в руины Венгрию, начали победный марш по Европе. Впереди шли акинджи – головорезы и грабители – как первый порыв ветра, предшествующий свирепому урагану.

Обо всем этом Готтфрид узнавал по дороге от перепуганных людей, погоняя своего усталого скакуна. Он мчался в Вену, в город, ставший последним прибежищем для тысяч несчастных, вынужденных покинуть родные места. За его спиной стоном стонала земля, крылья грифа развевались над поруганными полями, и тень их уже накрыла всю Европу. Вновь паладин Смерти поднялся из глубин сумрачного Востока, как прежде его собратья – Аттила, Батый, Баязет и Мухаммед Завоеватель. Но никогда еще такая свирепая буря не обрушивалась на Запад.

По всем дорогам брели изнемогающие беженцы и громко роптали на равнодушного Бога; стоны и проклятия несчастных заглушали шум их шагов и скрип повозок, но когда людей настигали парящие крылья Михала-оглы – некому было взывать к небесам – оставались только искромсанные, изрубленные тела. Лишь полчаса езды отделяло Готтфрида фон Кальмбаха от отряда убийц, когда он подогнал своего взмыленного скакуна к воротам Вены. Столпившиеся на крепостных стенах горожане уже долгие часы слышали отчаянные крики и лязг металла, которые доносил до них ветер, а вот теперь воочию увидели солнечные блики, играющие на остриях пик – жаждущая крови орда всадников врезалась в безоружную толпу, спускавшуюся с холмов на равнину, окружавшую город. Венцы с ужасом наблюдали за игрой обнаженной стали, напоминающей танец серпа посреди колосьев спелой ржи.

Готтфрид фон Кальмбах застал город чрезвычайно взбудораженным, на всех углах люди говорили о графе Николасе Сальме, семидесятилетнем ветеране, который принял на себя оборону Вены, и его помощниках – Родденгрофе, графе Николасе Зриньи и Пауле Бакише. Сальм работал с неистовой скоростью, разрушая дома возле стен и используя их материал для укрепления крепостных валов, которые обветшали от старости, а во многих местах и вовсе разрушились. Внешнее же ограждение стало таким хрупким, что получило название Штадтцаун – городская изгородь.

И вот теперь, благодаря кипучей энергии графа Сальма, новая стена двадцати футов высотой поднялась от Штубена до Картнеровских ворот. Были выкопаны дополнительные внутренние рвы, соединенные со старым; крепостные валы протянулись от разводного моста к Соляным воротам. Крыши покрыли кровельной дранью – уменьшая таким образом опасность пожаров, а булыжные мостовые разобрали, чтобы смягчить удары пушечных ядер.

Опустевшие пригороды подожгли, превратив окрестности Вены в безжизненную пустыню – теперь полчищам Великого Турка придется разыскивать воду, пропитание и траву для коней за много миль до крепостных стен. А в город все продолжали прибывать новые и новые толпы беженцев, подхлестывая и без того усиливающуюся панику. Но настоящий кошмар начался, когда акинджи достигли стен Вены, и ворота пришлось в спешке закрыть, невзирая на стоны и мольбы тех, кто остался за ними. В течение часа после набега акинджи снаружи не осталось ни одной живой христианской души, за исключением тех, кого увели с собой, привязав веревками к седлам.

Дикие всадники кружили вокруг стен, пронзительно крича и стреляя из луков. Люди на башнях узнали страшного убийцу Михала-оглы по зловещим крыльям грифа за его спиной и заметили, что он мечется от одной груды мертвых тел к другой, жадно вглядываясь в лица убитых, не пропуская ни одного, и только изредка вскидывая голову, чтобы посмотреть в сторону бастионов.

А тем временем через кордон акинджи с запада к городу прорвались германские и испанские войска во главе с Филиппом Пальгравом. Они строем прошли по улицам Вены, вызвав у горожан взрыв восхищения и радости.

Сжимая в руке меч, Готтфрид фон Кальмбах смотрел на их сверкающие доспехи и украшенные плюмажами шлемы. На плечах солдаты несли длинные фитильные ружья, а за спиной у них висели огромные двуручные мечи. Готтфрид фон Кольбах в своей ветхой кольчуге и пробитых во многих местах доспехах и шлеме разительно отличался от этих бравых воинов – он казался случайно ожившим призраком древнего рыцаря, который с завистью наблюдает за триумфом нового поколения. Тем не менее, Филипп Пальграв узнал Готтфрида, когда сияющая колонна проходила мимо него, и отсалютовал ему.

Фон Кальмбах направился к стенам, где стрелки вели прицельный огонь по акинджи, приготовившимся лезть на бастионы при помощи длинных веревок, притороченных к седлам коней. Внезапно до него донесся громкий голос графа Сальма, призывавшего аристократов и солдат копать рвы и возводить земляные укрепления. Готтфрид резко развернулся и что было сил побежал в ближайшую таверну. Напугав своей напористостью хозяина, робкого и бестолкового валлахийца, германец принудил того выставить эль – в долг, и в скором времени напился до такого состояния, что уже никому не пришло бы в голову заставлять его делать что бы то ни было.

До его ушей доносились выстрелы и крики, но Готтфрид фон Кальмбах едва обращал на них внимание: он прекрасно знал, что напор акинджи не иссякнет до тех пор, пока есть что уничтожать. Из разговоров в таверне он узнал, что гарнизон графа Сальма составляют двадцать тысяч копьеносцев, две тысячи всадников и тысяча добровольцев, вызвавшихся защищать город; есть также семьдесят больших и средних пушек.

Новость о многочисленности турок наполнила всех настоящим ужасом – кроме, конечно же, фон Кальмбаха. В сущности, он был фаталистом и никогда ничего не боялся. Но выпив изрядное количество эля, рыцарь вдруг ощутил в себе острую жалость к горожанам, действительно подвергавшимся смертельной опасности. Чем больше он пил, тем меланхоличнее становился, и по его щекам поползли слезы пьяной сентиментальности, повисая каплями на кончиках усов.

Наконец, он с трудом встал на ноги и поднял свой огромный меч с безумным намерением объяснить Сальму причину нашествия акинджи. Оттолкнув прочь с дороги назойливого валлахийца, Готтфрид нетвердыми шагами направился на улицу. Дико озираясь – ему вдруг показалось, что башни и шпили скачут в каком-то безумном танце – он с ошалелым видом устремился в сторону ворот, сбивая с ног прохожих. Навстречу ему попался Филипп Пальграв, шагавший, гремя доспехами, во главе своего отряда; смуглые узкие лица испанцев странно контрастировали с румянцем круглощеких ландскнехтов.

– Позор тебе, фон Кальмбах! – сурово произнес Филипп. – На нас надвигаются турки, а ты в это время засовываешь свою морду в пивную кружку!

– Чья это морда в пивной кружке? – крикнул Готтфрид, пытаясь как можно устойчивее стоять на ногах. – Дьявол тебя побери, Филипп, да за такие слова ты сейчас как следует получишь...