Синтия Хэррод-Иглз - Черный жемчуг

• Название: Черный жемчуг
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00097-7

«Династия Морлэндов» – это серия романов об истории семьи Морлэндов. Действие происходит в Англии начиная с XV века. Переходя от жизнеописания одного действующего лица к другому, писательница повествует о судьбе многочисленного семейства на протяжении нескольких поколений. Стремительный, захватывающий сюжет, увлекательная интрига, известные и не очень известные события и лица описаны ярко и живо.

Пятая книга серии «Черный жемчуг» продолжает сагу о династии Морлэндов – уникальное повествование о жизни одной английской семьи. Годы правления Кромвеля были долгими и жестокими для Морлэндов, но с реставрацией монархии и возвращением в Англию Карла II у Ральфа – хозяина замка Морлэнд – появляется возможность занять прежнее почетное место в обществе и вернуть потерянные земли. Для красивой и тщеславной Аннунсиаты Реставрация дает шанс стать придворной дамой и разгадать тайну своего рождения. Начинается новая эпоха – время залечивания ран, но много испытаний ожидает Ральфа и Аннунсиату, прежде чем они обретут, наконец, желанное счастье и покой.

---

Сейчас Мэри видела, насколько Кит уязвлен действиями своего лучшего друга, но пытается оправдать Эдуарда тем, что он делает это отнюдь не из дурных побуждений. Мэри также была задета этим. Она не думала, что Эдуард влюблен в Аннунсиату, не считала, что эта влюбленность такого же свойства, которую прошлой зимой он питал к самой Мэри. Она сомневалась, способен ли Эдуард любить вообще. В нем была какая-то странность – что-то тревожное и подозрительное, Мэри не смогла бы определить точнее. Когда-то в детстве у нее был щенок, однажды он попал в капкан и повредил лапу. Тогда он был еще слишком мал, и кость срослась, так что пес казался совершенно здоровым и хромал только тогда, когда слишком увлекался погоней. Лапа срослась так хорошо, что трудно было поверить, что она когда-то была сломана. В поведении Эдуарда что-то заставляло Мэри вспомнить о своем щенке. В душе юноши так же что-то было повреждено, а потом постепенно срослось, оставив в напоминание только необъяснимые странности поведения.

Слуги разносили еду, а тем временем Мэри услышала, как Эдуард говорит Киту:

– Наверное, кому-нибудь из нас следует помочь Кэти и Элизабет. За ними некому поухаживать.

– Да, конечно, – откликнулся Кит, и после короткой паузы, поняв, что Эдуард не собирается двигаться с места, устроился рядом со своими двумя кузинами, не слишком усердно помогая им. Эдуард со странной усмешкой поудобнее уселся рядом с Аннунсиатой и заговорил о чем-то так тихо, что Мэри не смогла расслышать. Казалось, Аннунсиата ничего против этого не имеет, судя по взглядам, которые она бросала из-под опущенных ресниц, и милым улыбкам, посланным ее кавалеру.

– Вот и я, дорогая, – сказал Ральф, появляясь рядом с салфеткой и чашкой и подзывая Клема. – Что тебе принести – холодного мяса? Пудинга? Вон те пирожки неплохо удались. Налейте хозяйке немного вина, Клем.

Дождавшись, пока Ральф примется за еду, Мэри вполголоса проговорила:

– Вам не кажется, что необходимо побеседовать с Эдуардом? В последние дни он уделяет слишком много внимания Аннунсиате.

Ральф удивленно поднял глаза, пожал плечами и улыбнулся.

– Не думаю, что она против. Кажется, Аннунсиате это даже нравится.

– Зато Кит против, – коротко отозвалась Мэри.

– Кит, как и Эдуард и все остальные, знает, что Аннунсиата обещана ему в жены с тех пор, как она родилась. Когда наступит подходящее время, они поженятся, так что Киту не о чем беспокоиться.

– Аннунсиата поощряет Эдуарда, – заметила Мэри, и Ральф посмотрел на молодую пару. Аннунсиата смеялась над какими-то словами Эдуарда, слегка порозовев и возбужденно сверкая глазами. При виде ее красоты Ральф улыбнулся.

– Она просто маленькая озорница, прекрасная, как весенние цветы. Конечно, ей льстит внимание Эдуарда. Но она знает, что должна выйти замуж за Кита. У Эдуарда нет состояния, и Аннунсиата не сможет выйти за него, даже если сама этого захочет. При всех своих шалостях плутовка отлично знает себе цену как богатой наследнице – она не выйдет замуж за бедняка. Нет, дорогая, это всего лишь ее забавы – здесь не о чем тревожиться.

Мэри оставалось только промолчать. Ни к чему было рассказывать Ральфу о той зиме, проведенной в обществе Эдуарда, но ничем другим ей не удалось бы убедить мужа в том, что Аннунсиате угрожает опасность. Поэтому она позволила Ральфу переменить разговор и ела в молчании.

– При виде этой мирной картины, – начал Ральф, указывая куском ячменного хлеба на обширные поля, залитые солнцем, – трудно поверить, что хаос так близок. Помнишь, я благодарил Бога за смерть протектора? – Мэри кивнула. – Ну вот, а теперь я был бы рад, если бы Кромвель воскрес.

Мэри вопросительно взглянула на мужа.

– Да, – продолжал он, – каким бы дурным он ни был, он был силен и мог удержать своих людей в повиновении. А теперь нами правит его немощный сын, а шайка еще более немощных прихлебателей поделила власть между собой и определяет нашу судьбу силой своей армии. Долгий парламент вновь созван! – воскликнул он с отвращением. – Это сборище ничтожеств, злобных, самоуверенных, невежественных и порочных! Когда же все это кончится? Любой человек с отрядом солдат может захватить чужую собственность, а закон и правосудие будут просто забыты!

Услышав эти слова, Эдуард оставил беседу с Аннунсиатой и заметил:

– Так было всегда, и теперь времена ничем не хуже, чем прежде.

– Нет, не всегда! – возразил Ральф. – Прежде у нас был король и церковь.

– Я слишком молод, чтобы помнить это. Подозреваю, что и ты тоже, – ответил Эдуард. – С тех пор как началась война, действует только один закон – закон силы. Так почему же теперь что-то должно измениться? Этот сатана Кромвель умер, раздоры усилились, и мы должны призвать войска, чтобы решить, кто будет нашим следующим правителем. Вероятно, это лучший способ – начнется настоящая война, с битвами и походами, наступлениями и отступлениями. Что хорошего в нашей теперешней жизни? На войне мы найдем себе настоящее дело.

Ральф замер, пораженный горечью в голосе Эдуарда, и порадовался, что никто его не слышал, кроме Мэри и Аннунсиаты. Не следовало поднимать панику и зря тревожить людей.

– Не говори так, Эдуард. Еще одна война просто немыслима.

– Нет, вполне возможна и даже нужна, – возразил Эдуард.

Нахмурившись, Аннунсиата спросила:

– Вы и в самом деле думаете, что будет еще одна война? Вы пойдете воевать?

– Почему бы и нет? – беспечно отозвался Эдуард. – Жизнь наемника, как я слышал, не так уж плоха. Вам бы она тоже понравилась, Нэнси. Там, где война, всегда хватает балов и вечеринок.

– В самом деле? – просияла Аннунсиата. – Замечательно! Сейчас жить так скучно – ни танцев, ни пения, ничего хорошего.

– Война – как раз то, что надо, – торжественно продолжал Эдуард, и Ральф расслабился, видя, что он шутит и опасности больше нет. – Вы будете королевой всех балов, за вас будут поднимать тосты, вы вволю натанцуетесь с храбрыми и галантными воинами, сознавая, что они, уходя на смерть, унесут с собой самые приятные воспоминания.

По лицу Аннунсиаты было видно, что описанная сцена полностью завладела ее воображением, и Эдуард продолжал еще более торжественным тоном:

– А я – я буду самым храбрым и галантным из всех них, и погибну как герой. Когда найдут мой труп, в моих руках будет сжат ваш миниатюрный портрет, который с последним вздохом я подносил к холодеющим губам.

Аннунсиата вздрогнула, ее глаза наполнились слезами, и она поспешила отогнать от себя грустную картину.

– А вы будете оплакивать меня, милая Нэнси, и поймете, что теперь ваша искренняя любовь мне не нужна. Вы навсегда отречетесь от мира и уедете во французский монастырь.

Он зашел слишком далеко. Возбуждение исчезло с лица Аннунсиаты, ее губы сжались, когда девушка поняла, что над ней просто насмехаются.

– Нет, я этого не сделаю, – решительно возразила она. – Я только порадуюсь, что такой негодяй, как вы, получил по заслугам, и выйду замуж за первого, кто попросит моей руки.

Эдуард расхохотался.

– Держу пари, что так оно и будет. Ваша вспыльчивость, милая моя кузина, не доведет до добра.

– Ну хватит, Эдуард, не надо больше дразнить ее. Не следует играть чувствами девушек.

– О, я знаю, он не может без насмешек, – беззаботно отозвалась Аннунсиата.

Мэри почувствовала тревогу. Наблюдая за лицом Эдуарда, она все сильнее изумлялась, ибо горечь, выплеснувшаяся из него, так и осталась в глазах юноши – даже когда он весело смеялся.

Глава 2

Обратно возвращались длинной дорогой – солнце так припекало, что все предпочли обогнуть лес вместо того, чтобы продираться через него. Пока кавалькада объезжала лес с восточной стороны, две большие пестрые борзые Ральфа, Брен и Ферн, внезапно насторожили уши и заворчали, и спустя несколько минут впереди раздался шум. По мере приближения он становился более отчетливым, ясно слышались голоса. Брен и Ферн залаяли и бросились вперед, Ральф и Эдуард пустили лошадей галопом, когда из леса донесся чей-то вопль.

Как только они свернули за поворот тропы, им пришлось туго натянуть поводья: лошади внезапно влетели в самую середину стада свиней, мечущихся возле тропы и упорно не желающих идти туда, куда их гнали двое коренастых мужчин. Ральф и Эдуард с радостью поняли, что именно свиньи издавали те душераздирающие вопли. Однако неподалеку находилось четверо вооруженных мужчин, двое из которых не обращали внимания на свиней, а стояли рядом со стариком и крошечной девочкой. Старик казался испуганным, но яростно спорил с ними, а девочка плакала, и даже издалека Ральф увидел, что слезы промыли светлые дорожки на ее неимоверно грязном лице.

– Эй, вы! Что происходит? – крикнул Ральф. Мужчины оглянулись на его крик, но не сдвинулись с места, а свиньи, движимые новым испугом, шарахнулись в сторону от лошадей. Услышав пронзительный визг, Рыжий Лис раздул ноздри и поднялся на дыбы, но Ральф сумел удержать его, натянув поводья и покрепче сжав шпоры. Лошади ненавидят свиней: вскоре оба коня бешено завертелись на месте, фыркая и брыкаясь, пока черные свиньи разбегались подальше от их копыт, вопя как резаные. Шум и суматоха достигли пика – мужчины изрыгали проклятия, ребенок плакал, старик почти кричал, что-то доказывая, собаки лаяли, а Ральф громко приказывал кавалькаде повернуть назад, пока не взбесились все лошади. Он обливался потом и чертыхался, пытаясь удержать своего буйного жеребца, с ужасом представляя себе, как Мэри падает с лошади.