Синтия Хэррод-Иглз - Длинная тень

• Название: Длинная тень
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00177-9

«Династия Морлэндов» – это серия романов об истории семьи Морлэндов. Действие происходит в Англии, начиная с XV века. Переходя от жизнеописания одного действующего лица к другому, писательница повествует о судьбе многочисленного семейства на протяжении нескольких поколений. Стремительный, захватывающий сюжет, увлекательная интрига, известные и не очень известные события и лица описаны ярко и живо.

В центре повествования – блистательная Аннунсиата Морлэнд, верноподданная английского короля Чарльза II, владелица роскошного имения, непокорная жена, пылкая возлюбленная, преданная подруга. Ее жизнь полна страстей и тревог, радостей и горя, восторгов и скорби. С юных лет она ищет свою единственную любовь и в конце концов находит ее в собственном доме. Но эта любовь запретна…

---

На стенах спальни красовались китайские обои, которые стоили целое состояние и отличались от остальных тем, что, если бы Хьюго пришло в голову сменить квартиру, он мог бы снять их и украсить новое жилище. Обои были белыми с бледно-голубым рисунком, занавески, полог и покрывало на кровати – голубыми, а на каминной полке стояла пара бело-голубых круглых датских ваз, так что спальня выглядела весьма элегантно.

Кардинально изменить что-то в мастерской не удалось, поскольку ее стены были обиты панелями, но он привез туда два толстых китайских ковра и застелил пол. Особую гордость Хьюго вызывал портрет его матери работы Лели, известный под названием «Турецкий портрет», – он украшал стену над камином. Недавно Аннунсиата получила новый портрет, где была изображена верхом на лошади, который нравился ей гораздо больше, так что интерес к «Турецкому портрету» был утрачен. Она отдала его Хьюго, что было одним из тех непредсказуемых жестов, которым он придавал гораздо больше значения, чем мать в них вкладывала.

Но если он не смог проявить себя в мастерской, то уж в гардеробной постарался на славу. Желая быть по возможности впереди моды, он обставил маленькую комнатку изящной французской мебелью красного дерева, которое в Англии было почти неизвестно. Все предметы этого гарнитура, как и гарнитура в мастерской, были инкрустированы серебром. Гардеробную украшали вазы, кубки, подносы и блюда, все из чистого серебра, и на каждом предмете красовалась гравировка с его родовым гербом. Но венцом экстравагантности была эбеновая ванна ручной работы, отделанная серебряной изящной вязью. Она стоила так дорого, что Хьюго не в состоянии был сразу расплатиться и с большим трудом уговорил продавца отдать ее в кредит и послать счет матери. Сначала Аннунсиата пришла в ярость, хотя Хьюго пытался оправдаться тем, что она сама учила его окружать себя красивыми вещами и что он может позволить себе все, что захочет. Мать же твердила, что всему есть предел, но, увидев ванну, присела от восхищения, и Хьюго понял, что дело слажено. Такой элегантной, изящной ванны Аннунсиата никогда раньше не видела. Она согласилась оплатить ее и поместить в апартаментах Хьюго, с условием, что сможет ею пользоваться, когда будет приезжать навестить его.

Капитулировав перед ванной, Аннунсиата больше с ним не спорила. Она предоставила сыну слугу – тихого, спокойного молодого человека по имени Джон Вуд, который был одним из многочисленных племянников Клемента из Уилстропа, и заказала коляску с парой лошадей, заплатив за ее ремонт и перекраску. Это был маленький легкий экипаж, почти новый, в хорошем состоянии и с красивым интерьером. По просьбе Хьюго, на дверях экипажа изобразили его родовой герб – красный с золотом рисунок на черном фоне. Мать выбрала ему хорошую пару белых лошадей, так что эффект был весьма значительным. Один из грумов, парень по имени Даниель, приехал из деревни Твелвтриз, чтобы стать его кучером и конюхом. Он был очень горд своим положением и никогда не выезжал, не украсив упряжь красными лентами. Таким образом, Хьюго был вполне удовлетворен, особенно после того, как Ральф, по своей доброте, предоставил ему Орикса в качестве верховой лошади. Хьюго арендовал стойло и помещение для коляски на Биф-лэйн, прямо напротив ворот колледжа, с комнатой для Даниеля наверху. И все это было предметом особой зависти его соучеников.

Людская зависть – вот к чему стремился Хьюго. Он хотел, всегда хотел, чтобы им восхищались, его любили, а сейчас, выйдя в мир, куда его сводному брату путь был еще закрыт, занял свое место под солнцем и делал все, чтобы стать популярным. Несмотря на попытки отца Сент-Мора и пример Мартина, у него не было особого рвения к учебе, но хорошая успеваемость не так уж необходима для популярности. Хьюго часто принимал гостей, и сам бывал, в свою очередь, приглашен на лучшие приемы. Он охотился в Райзингхерсте, ловил рыбу в Ифли, стрелял куропаток в Бинси и участвовал в импровизированных скачках в Порт Мидоу. Никогда особенно не интересовавшийся политикой, Хьюго частенько бывал в двух лучших кофейных домах, вел беседы о политических событиях. И жаловался, как было принято, что земли, проданные его отцом и дедом для короля, не были им возвращены. Он даже начал курить, хотя знал, что этого мать не потерпит, отчего очень расстраивался, и посещал самые приличные бордели в городе, где и потерял невинность, а чуть позже и сердце, отдав его молоденькой смазливой девушке по имени Молли, которую он выкупил и поселил в комнате на Шу-лэйн.

Аннунсиата очень скоро об этом узнала, как и обо всем, что касалось Хьюго, – вот почему слуг для него она выбирала сама. С помощью Хлорис она держала палец на пульсе всех ветвей своей семьи, а та, без всяких просьб хозяйки, очень скоро создала свою систему сбора сведений обо всем, что происходило в Уайтхолле и других значительных домах Лондона. Таким образом, Джон доложил о пассии Хьюго Хлорис, а Хлорис – Аннунсиате, которая, встревожившись, приняла срочные меры. Но Молли показалась ей скромной, чистоплотной и не особенно жадной, так что графиня была вполне удовлетворена. У каждого молодого человека из приличного дома должна быть возлюбленная, – Аннунсиата, наверное, волновалась бы гораздо больше, если бы у сына не случилось этого раннего сексуального опыта. В свои шестнадцать Хьюго был невысок и мускулист – такое сложение свидетельствовало том, что он вряд ли еще вырастет. Он был коренастым, с толстой шеей и коротким туловищем; темные и густые кудрявые волосы и ярко-голубые глаза придавали ему какую-то животную притягательность, хотя вряд ли он когда-нибудь достигнет отцовской элегантности.

Однако в своей модной, шикарной одежде Хьюго почти не отличался от других молодых людей, в тот октябрьский день с комфортом расположившихся в его мастерской, куря трубки и заполняя помещение клубами черного дыма. Поскольку у него не было просторного зала для приема достаточно большого количества гостей, Хьюго сосредоточился на качестве, тщательно отобрав тридцать лучших юношей из своего и других колледжей – все они были лордами, сыновьями лордов или детьми из известных семей. Большинство из них были богаты, и все очень популярны.

Блюда, предложенные гостям, доставили из лучшей продуктовой лавки, которая специализировалась на французской кухне, а Джон руководил шеренгой вышколенных лакеев, суетившихся вокруг блюд и серебряных ведер с бургундским и шампанским. В дальнем углу мастерской тихо играл небольшой ансамбль; девушек не пригласили, и поэтому танцев не было, но Хьюго расставил карточные столы и столы для игры в кости, и все, кто уже поел, рассаживались, укладывая монеты столбиком, и очень скоро азарт возрос, ставки поднялись и в комнате стало очень шумно. Тем, кому игра не доставляла удовольствия, оставалось наблюдать за ней, курить и беседовать. При этом все пили, а Хьюго переходил от группы к группе, все более убеждаясь в том, что прием удался.

Около камина стояли трос особенно элегантных молодых людей, беседуя о лошадях.

Хьюго направился к ним. Арран и Гамильтон были самыми богатыми юношами в Оксфорде, а Масслдайн – его близким, возможно, единственным другом, который так же, как и он, был ирландским пэром, никогда в жизни не бывавшим в Ирландии, но, в отличие от него, владевшим там большим поместьем.

– Я клянусь и божусь, – сказал Гамильтон, – что потерял сотню фунтов, поставив на этих проклятых трехфутовых кляч. Ага! К нам идет знаток, который объяснит, что к чему, – добавил он добродушно, завидя приближающегося Хьюго. – Баллинкри, должно быть, единственный человек в Оксфорде, никогда не проигрывающий на скачках.

– Скажи, Баллинкри, как это тебе удастся? – спросил Арран. Он был младшим сыном шотландского лорда, который, вероятно, послал его в Англию, не придумав ничего лучшего. Парень постоянно позорил семью, будучи самым отъявленным дебоширом в городе. – Как тебе удастся угадать призера? Может, они у тебя меченые?

Масслдайн ответил за друга, освобождая ему место у огня:

– Хьюго родился в конюшне, вот и все. Посмотри на него, Вилли, разве не видно, что его отцом был жеребец? Он шепчется с лошадьми перед заездом, и они говорят ему, кто победит, – он обнял Хьюго за плечи, а все весело расхохотались.

– Как поживает великий производитель твоего отца, Баллинкри? – спросил Гамильтон. – В мае на скачках в Ньюмаркете лучшего скакуна моего управляющего опередило какое-то чертово чудовище, потомок того самого жеребца. Как же его зовут?.. Турок!!! Вот как! Никогда не видел более быстрого зверя. Мой управляющий хотел послать свою лучшую кобылу в Морлэнд. Но вот дерьмо! Цена, которую назначил твой отец...

Арран осушил бокал бургундского и, протянув его проходящему мимо лакею, чтобы наполнить вновь, предложил:

– Скажи своему управляющему, Гамильтон, что я обслужу твою лучшую кобылу за полцены от той, что запрашивает Морлэнд, и вы вольете в свою породу благородную кровь.