Николай Иванов - Вхoд в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре

• Название: Вхoд в плен бесплатный, или Расстрелять в ноябре
• Автор: Николай Иванов
• Издательство: Роман-газета №4 1998 г.
• Жанр: Боевик
• Год: 1998

Ужасы чеченской войны не ограничиваются боевыми действиями и террористическими актами. Плен – испытание не для слабых. Что ждет российских офицеров, попавших в "подземную тюрьму" конца двадцатого века? Есть ли у них возможность выжить? Стоит ли им рассчитывать на помощь товарищей и государства?

---

Точечные удары в этой войне – это когда на российских картах определили точку, российский город Грозный, и в нее, не боясь промахнуться, выкладывали боезапасы российские же бомбардировщики. По российским жителям. В большинстве своем по фронтовикам и русским, которым, в отличие от разбежавшихся по сельским родственникам чеченцев, уходить было некуда. Пора признаться и в этом. И какие там открытые форточки…

Накануне войны министр обороны Грачев, правда, убеждал, что способен взять город за два часа одним парашютно-десантным полком (или двумя полками за один час, что все равно относится к полному бреду). Если уж готовилась спецоперация, то ее следовало проводить еще меньшими силами. В 1979 году в Афганистане, в чужой стране, одним «мусульманским» батальоном и двумя поварами-разведчиками сумели поменять неугодный Кремлю режим Амина, а здесь…

А здесь в новогоднюю ночь 1995 года в узкие улочки Грозного ввели танки.

Господи, в каких академиях обучались генералы, которые позволили технике войти в город без прикрытия пехоты? Торопились преподнести подарок министру, отмечавшему в Новый год свой день рождения? А тот, в свою очередь, мечтал о праздничном рапорте Президенту? Думали взять дудаевцев «тепленькими» после застольных возлияний? Но к тому времени чеченцы перешли на мусульманский календарь и подобные новогодние празднества уже не отмечали. Тем более спиртным, запрещенным по шариату.

А посчитал ли кто-нибудь количество гранатометов, оказавшихся в руках боевиков? Танков и артиллерии? Учли, в конце концов, отчаянный, самовлюбленный характер горцев, которым с самых высоких государственных трибун дудаевцы уже внушали, что у чечена должна быть самая красивая девушка, самая модная одежда, а если он угоняет в России автомобиль, то самый шикарный, и что любой кавказец изначально выше русака?..

Родился тогда и анекдот, обожаемый боевиками, а потому добавляющий нечто к пониманию их характера.

– Встречает чечен мужика и говорит: направо не ходи, там тебя ограбят через сто метров. Налево не ходи тоже, ограбят через двести метров. Вперед – тем более, потому что ограбят за первым поворотом. Давай я тебя ограблю здесь.

То, что Чечня и Дудаев зашли слишком далеко и нужно что-то предпринимать – в этом никто не сомневался: жить отдельно от России, но за ее счет – слишком откровенная наглость. Но танки, самолеты по той самой точке на карте… Аргумент оружия – не есть признак силы. Скорее наоборот. Им удовлетворяются политические амбиции, но никогда не развязываются узлы. Тем более в национальном вопросе, где все правы…

Федеральные войска взяли развалины города через несколько недель упорных боев, оставив с обеих сторон десятки тысяч убитых и раненых. И тут же завязли в бесконечных боях. Еще один анекдот, уже русский:

– Что высматриваешь, рядовой Петров?

– Да не пылит ли тот парашютно-десантный полк, товарищ капитан, который закончит эту войну за два часа.

– Э-э, займись-ка делом – набей патронами магазин для очередного боя. Пыли для ветра не насобираешь…

Зато не по артериям и венам, а по каналам, неведомым простым смертным, потекли полноводной рекой на отстройку только что самими же разрушенного деньги. Вроде не разучились со старых советских времен помогать тем, кому трудно.

Двадцать строительных организаций, получивших деньги и право на восстановление Чечни, в свою очередь создали по два-три десятка субподрядных организаций, поимев на этом свои проценты. Новые хозяева денег, не мудрствуя лукаво, родили еще несколько десятков бригад, и тоже не бескорыстно. В конечном итоге на «чеченские» деньги насело около тысячи строительных организаций, которые в Чечне на налоговый учет не стали и, соответственно, никаких налогов не платили – ни дорожных, ни пенсионных, ни каких-либо других. Деньги крутились где угодно, но только не в республике, которой предназначались.

Это раскопал не я, а налоговая полиция Чечни. И сумела доказать Москве, что подобным образом восстанавливать республику можно бесконечно долго. Президент России издал специальный указ, обязывающий всех строителей стать на учет в налоговые органы по месту работы. И…

И когда я знакомился с Грозным, на его развалинах увидел всего один экскаватор, который, как оранжевый пыльный жук, копошился на развалинах бывшего президентского дворца. Один на весь город!

Сама налоговая полиция размещалась в здании полуразрушенного детского садика. О его прежней принадлежности напоминали лишь песочницы, приспособленные под курилки и места чистки оружия, широченные окна, ныне забаррикадированные мешками с песком, да бывшая воспитательница Людмила Ивановна, перешедшая в уборщицы. Пожалуй, еще рисунок колобка на стене, насквозь прошитый в румяную щеку рваным осколком. Зато перед ним, не испугавшись взрыва, сидела целехонькая лиса и размышляла: кушать ей искалеченного уродца или полакомиться чем-нибудь более вкусным. Такая вот старинная сказочка в современном интерьере.

Кто знал, что в течение всего пребывания в Грозном я сам был подобен колобку, а за мной осторожно, чтобы не спугнуть, наблюдала другая лиса.

– На тебе, полковник, мы поставили метку, когда ты только позвонил в Грозный и сообщил о своем приезде, – признаются потом боевики. И с похвальбой, которая частенько развязывала им языки: – У нас ведь в каждом государственном органе сидят свои разведчики и осведомители. Или сочувствующие.

А я, наивный, трогательно прощался с теми, кто вышел меня проводить на попутке в Нальчик. Среди них наверняка оказался и тот, кто затем передал:

– Берите инкассаторскую «Ниву».

Взяли красиво. Обогнавший нас БМВ ощетинился пулеметами, а пристроившаяся сзади «шестерка» не напоминала ежа только потому, что основным стволом в ней оказался гранатомет. Жестами приказали остановиться. Борис, сам сидевший за рулем, по всем правилам дорожного движения замигал поворотом и съехал на обочину. На этом взаимные любезности закончились. Не успел он заглушить мотор, как его вырвали с сиденья. В кабину всунулись два длинноносых «красавчика» – так чеченцы нарекли пулеметы.

– Руки за голову, голову – в колени.

Команды и движения отработаны до автоматизма – не у нас, конечно, а у боевиков. Водительское место уже занято, и кортеж, прервав движение на трассе, разворачивается и мчится в обратную сторону. Никто не вмешался в происходящее, не выбежал на помощь, не погнался вслед. Начинает доходить, что все происшедшее – по-настоящему, что это – плен и жизнь обесценилась до одной пули. До легкого нажатия на спусковой крючок.

Лоб, уткнутый в колени, покрывается потом, от пота липко горит спина. Неужели страх? Он – такой?

Пытаюсь лихорадочно вспомнить, что у меня есть такого, за что сразу поставят к стенке. Блокнот с записями сразу же «нечаянно» уронил, и его удалось затолкать ногами под сиденье. Найдут, конечно, но потом. А вот в задании на командировку – полный набор компромата. Особенно строчки о сборе материала о мужестве чеченских налоговых полицейских, защищавших Грозный от боевиков. Зачем его печатал и брал с собой? Ну страдал бы склерозом и забывал, зачем еду, тогда простительно. А так будет мне сейчас мужество.

Но главное – фотоаппарат. На последних кадрах – ребята из физзащиты, охраняющие здание с раненым колобком. Крупным планом. А перед этим – мои снимки в окружении воронежских омоновцев. Снялись на память совершенно случайно, когда они подъехали проверить наши документы: милиционеры обвешаны оружием, победно вскинули вверх кулаки. Будут мне и кулаки…

Но кулак взметнулся и вбился в меня, как в тренировочную грушу, когда раскрыли удостоверение.

– По-олковник?! Мразь.

Машины давно загнаны в лесополосу. Документы изучает огромного роста парень с вырубленным словно из камня лицом. Наверняка из числа непримиримых. Еще ни он, ни я не знали и даже не предполагали, что именно он через несколько месяцев займется моим обменом, а на прощание скажет:

– Я тебя взял, полковник, я тебя и отдаю.

Но когда это еще будет… Пока же остальные боевики хоть и с долей стеснения, отворачиваясь, но возятся в сумках, сортируют и делят деньги, спорт-костюм, рубашки, туфли. Улучаю момент и незаметно, пальцами разрываю браслет часов: может, после этого не позарятся на них? Часы очень дороги, подарок. И главное, чтобы не прочли название – «Генеральские», ибо за полковника уже получил. Как же в плену начинает выпирать любая мелочь! И как легко взяли!

В Афгане вообще-то во мне сидело больше боевой настороженности. По крайней мере, там на операции не выходил, не убрав из карманов все, что могло говорить о моей принадлежности к военной журналистике: почему-то был убежден, что из возможного плена пехотного лейтенанта обменяют быстрее журналиста. А вообще на случай возможного плена всегда подальше откладывались одна граната и патрон-«смертничек», чтобы случайно не израсходовать их в пылу боя: готовность на собственный подрыв или самострел отложилась в мозгу, как загар под афганским солнцем – не смоешь и не выветришь.