Фрэнк Йерби - Сатанинский смех

• Название: Сатанинский смех
• Автор: Фрэнк Йерби
• Жанр: Историческая проза

---

Он не торопясь зашагал к дому. Но когда он вышел к дороге, порыв холодного ветра несколько отрезвил его, и он странным образом вспомнил холодную распорядительность, с которой Николь готовила их первое свидание.

Он подумал, что при той практичности, которую она проявила, она, видимо, и ранее неоднократно хаживала этим путем наслаждения…

Тут он резко остановился, удивившись тому, как неприятно поразила его эта мысль.

– Жан Поль Марен, – твердо сказал он себе, – ты сентиментальный осел!

Но мысль эта все равно огорчала его. Он прошел через холл, направляясь к задней лестнице. Когда он проходил мимо большого зала, то услышал, что шум попойки стал вдвое громче.

“Прекрасно, – подумал он, – нам не помешают…”

Но когда он вновь оказался в спальне, то не нашел там Николь. Он рассчитывал, что она уже к этому времени присоединится к нему, но комната была пуста. Потом услышал – ошибиться было невозможно, – кто-то плакал. Звуки слышались со стороны большой постели.

Он подошел и отодвинул балдахин. Николь лежала лицом вниз, не обращая внимания на то, что мнет накидку из тяжелого прекрасного белого шелка с широким кринолином, украшенную сзади складками и усеянную мелким жемчугом.

– Ушел, – рыдала она, – ушел, и я никогда его не увижу, но я скорее умру! Nom de Dieu, зачем ты вообще явился сюда? Это несправедливо… я встретила его и говорила с ним, а потом…

Она на мгновение затихла и только всхлипывала.

Жан стоял, глядя на нее, и насмешливая улыбка над самим собой искривила его рот.

Разберись хорошенько, ядовито попрекнул он себя, сколько во всем этом подлинного чувства и сколько винных паров, разберись прежде, чем окажешься отравленным лестью…

Потом он наклонился и нежно коснулся ее обнаженного плеча.

Она перевернулась и посмотрела на него, глаза ее в отблесках огня, наполненные слезами, казались сапфировыми звездами.

– О! – яростно выкрикнула она. – И давно вы тут стоите и слушаете меня?

– Некоторое время, – пробормотал он и, вновь наклонившись, поцеловал ее, очень медленно, нежно, лаская своим ртом, так что, когда он в конце концов оторвался от ее губ, она застыла в том же положении, в каком он ее оставил, – с запрокинутой головой над выгнутой тонкой шеей, ее рот, мягкий, полураскрытый, словно она все еще продолжала ощущать его поцелуй, тянулся к нему, а из-под прикрытых век катились по щекам крупные, как бриллианты, слезы.

– Слишком давно! – прошептала она.

Он сел рядом с ней на постель и притянул ее к себе. Она подалась без всякого протеста, и ее тонкие руки простерлись и обвили его шею.

– Очень жаль, что ты слышал меня, Джио, Джио… О, Боже, не могу как следует выговорить твое имя!

– Называй меня Жан, – прошептал он. – Это одно и то же…

– Жан, мне нравится это имя. – Она прижалась щекой к его щеке и стала смотреть на огонь. – Скажи мне, Жан, – заговорила она, – может ли женщина полюбить мужчину, которого она увидела в первый раз и всего на несколько минут? Или я люблю тебя, или я сошла с ума, а в общем-то это одно и то же.

– Вино помогает, – пошутил он.

– Я… я тоже так подумала, – огорчилась Николь. – Поэтому, когда ты пошел наверх, я вернулась на кухню и приказала служанке приготовить мне целый кофейник черного кофе. И все выпила. Вот почему задержалась. А когда я допила кофе, твое лицо в моем сознании стало еще яснее, чем раньше, и я поняла, что виновато не вино. Я поднялась сюда и обнаружила, что ты ушел…

Она неожиданно вздрогнула, вспомнив все.

Он повернул ее к себе, увидел, как она в ожидании откинула голову, глаза ее закрылись, рот… и вдруг понял, что все идет не так. Это была не та месть, которую он задумал. Все оказалось сложнее, и убийство тоже задумано опрометчиво, потому что еще несколько минут, и он будет не способен его совершить.

Он целовал ее неистово, давя ртом ее губы, причиняя ей боль, которая таилась в нем, так, что она замерла от удивления, пытаясь отстраниться от него, но он прижимал ее яростно, чувствуя себя мошенником, испытывая безграничную ненависть к себе; она снова прильнула к нему, страстно целуя, вонзая ногти в парчу его краденого камзола; наконец он просунул руку в этот ворох шелка и кружев, скорее со злости на шутку, которую сыграла с ним судьба, чем из страсти, пока не добрался до ее тела, и стал грубо тискать ее, как какую-нибудь простую крестьянку.

Он слышал ее прерывистое дыхание, однако она не делала попыток остановить его. Она высвободила рот и принялась шептать ему на ухо:

– Жан, мой Жан, мой самый дорогой, пожалуйста, Жан, о, мой дорогой, пожалуйста, послушай меня: я не буду останавливать тебя, я не могу остановить себя я… я… Боже, помоги мне, я так хочу этого. Только послушай, дорогой… пожалуйста, Жан… Жанно, послушай меня…

Это имя остановило его, это нежное уменьшительное “Жанно” – так всегда звала его Люсьена. Он выпрямился и сел, глядя на нее, растрепанную, с голыми руками и ногами, опухшим ртом и заплаканным лицом. Она стремительно поднялась с постели и снова с плачем обняла его:

– Не отпускай меня! Никогда не отпускай меня… о, Жанно, Жанно, я сошла с ума, я больна от любви к тебе! Я не хотела, чтобы это случилось вот так… Я думала, что, когда я наконец полюблю мужчину, это будет навсегда, что будут клятвы перед священником и на виду у людей… Я никогда не хотела грешной, постыдной любви, но, Жан, любовь моя, Жанно, сердце мое, душа моя, если это все, чем я могу быть для тебя, – тогда возьми меня!

Он оцепенело сидел, глядя на нее, ощущая в сердце торжество смерти и шевелящийся хаос.

– Ты хочешь сказать, – резко произнес он, – что никогда не знала мужчины?

Ее глаза застыли, но, когда она заговорила, голос ее звучал нежно.

– Конечно, нет, Жан, – сказала она и потом продолжила: – А ты именно так обо мне подумал?

– Да, – передразнил он ее, – именно так я и подумал…

– О, – прошептала она, и на глаза у нее вдруг навернулись слезы, – я… я заслужила это, наверное. По тому, как я вела себя там, внизу. Я старалась выглядеть смелой. Сейчас модно казаться смелой…

Она не лгала, и он знал это. Он внезапно поднялся и какое-то мгновение стоял, вглядываясь в нее.

“Все пропало, кончилось, – с горечью подумал он, – все, что я хотел совершить. Я не могу сделать ее орудием мести, не могу, воспользовавшись ее чувством, нанести удар Жерве ла Муату, а затем бросить ее раздавленной. И теперь, о, Боже, в твоей несказанной милости, пожалей меня, я не могу убить его, рожденного тем же чревом, что и она!”

– Прощай, – произнес он наконец.

– Прощай? – как эхо, переспросила она. – Даже не до свидания?

– Нет, маленькая Николь, – прошептал он. – Не до свидания, именно прощай. Ибо это невозможно…

Она спрыгнула с постели и схватила его за плечи, прижалась к нему, целуя его рот, шею, глаза и шепча:

– Почему? О, Жан, почему? Скажи мне… скажи мне… скажи, Бога ради, Жанно, почему?

– Я солгал тебе, – сказал он, и голос его был ровным, сдержанным, почти спокойным. – Я не итальянец и не аристократ. Я буржуа и враг твоего брата, нет, не то, не брата, более того, враг всего вашего класса, и я работаю не покладая рук ради его уничтожения. Сама видишь, любимая Николь, дорогая Николь, ты должна забыть меня, – ведь ни церковь, ни государство и, уж конечно, ни твой брат не утвердят брак между нами…

– Забыть тебя? – задохнулась она. – Никогда! Возьми меня с собой. Мы можем куда-нибудь уехать далеко, где никто никогда не слышал о Граверо и…

Он медленно покачал головой.

– Мир не так велик, – прошептал он.

Она отодвинулась, и он увидел два огромных сапфира – глаза казались необыкновенно большими на ее бледном лице. Руки взметнулись, бриллианты на пальцах сверкнули, а пальцы судорожно впились в его одежду.

– Нет, – выдавила она, хриплый голос ее дрожал, – я не могу, не отпущу тебя! Если даже нам придется скрываться днем и скитаться по ночам, питаться коркой хлеба и носить лохмотья, я еду с тобой, Жанно! Ты не можешь отказать мне!

– Маленькая глупышка! – пробормотал Жан. – Любимая, маленькая, романтическая глупышка!

Он наклонился и нашел ее губы, они прильнули друг к другу, забыв обо всем на свете в этом поцелуе, так что не слышали, пока не оказалось уже слишком поздно, грохота распахнутой двери.

Там стоял Жерве ла Муат со шпагой в руке, рядом с ним виднелась закутанная в одеяло фигура, а позади толпа молодых аристократов с обнаженными шпагами.

– Это он, – закричал пострадавший от рук Жан Поля, – это же, о, Боже!

Жерве вытолкал его за дверь, вышел сам и закрыл дверь за собой. Им слышен был его голос, дрожащий и слабый, произнесший:

– Господа, не могу отрицать того, что вы видели собственными глазами, но я убью на дуэли любого из вас, кто посмеет вспомнить то, что он здесь видел!

Наступило молчание, потом другой голос манерно произнес:

– К дьяволу, ваши театральные штучки, Жерве. Никто из нас не проронит ни слова, и вовсе не из боязни вашей шпаги. Я, к примеру, во все дни недели держу в руках это смертоносное лезвие чаще вас. Сейчас речь не об этом, ибо на карту поставлена честь всего нашего сословия. А теперь отойдите и позвольте нам разделаться с этим молодцом…