Джек Йовил - Дракенфелс

• Название: Дракенфелс
• Автор: Джек Йовил
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-443-4

«Женевьева. Жажда крови» Джека Йовила – новая книга завоевавшего большую популярность сериала «Warhammer».

Знакомьтесь: Женевьева Дьедонне – прекрасная вампирша. Она могущественна, изобретательна, умна, бесстрашна и утонченна. Она властвует над миром Молота Войны уже более шестисот лет. В переполненных городах и темных лесах Женевьева и ее малопривлекательная свита противостоят обезумевшим силам зла и самому Вечному Дракенфелсу. А ведь в ее венах течет вампирская кровь, и значит, со времен темного поцелуя борьба со злом стала и борьбой за собственную душу. Но какую цену придется заплатить, чтобы не дать темным силам завладеть собой, знает лишь Женевьева Дьедонне.

---

А теперь Конрадин мертв. Сиур Йехан мертв. Хайнрот мертв. Ули мертв. И прежде чем окончится ночь, остальные – может быть, весь их отряд – присоединятся к ним. Она уже давно не думала о смерти. Возможно, сегодня ночью Дракенфелс прервет темный поцелуй Шанданьяка и вытолкнет ее, наконец, за грань между жизнью и смертью.

Освальд направился прямо к открытым воротам крепости, мельком глянул по сторонам и, махнув им, ступил во тьму. Женевьева последовала за ним. И остальные двинулись за ней.

III

Они шли дальше, и маг Стеллан начал выпевать заклинание на языке, которого Женевьева не знала. Он начал слегка светиться, и ей показалось, что она видит вокруг него пляску сопровождающих мага духов. Порой она могла видеть то, чего не видели другие. Голос Стеллана становился все громче в то время, как они двигались по каменному проходу, жесты – все более оживленными. Светящиеся существа вились вокруг него, гроздьями висли на его амулетах, развевали его длинные, как у женщины, волосы. Очевидно, он пробудил великие силы. Он делал это перед другими битвами и был достоин всяческого почтения, судя по их победам.

В конце прохода оказалась старая деревянная дверь с медными вставками, образующими узор. Разглядеть в абстрактных завитушках лицо не составляло труда. Женевьева знала, что этот эффект был хорошо продуман. Ничто в этом месте не происходит иначе как по плану. Плану Дракенфелса. Лицо, которое она увидела, – это та самая бесстрастная маска, которая была на Великом Чародее в Парравоне. Может, остальным виделись другие лица: жестокий родитель, безжалостный враг, неизгнанный демон.

Все это сильно подействовало на Эржбет. Женевьева услышала, как кровь танцовщицы потекла быстрее. Даже Вейдт и Руди напряглись. Только Освальд сохранял ледяное спокойствие и царственное самообладание.

Освальд шел впереди, одной рукой высоко подняв факел, выставив меч, словно слепой – трость. Вплотную за ним следовал Стеллан, проверяя путь с помощью своей магии. Женевьева теперь улавливала в его заклинаниях ритм и повторы и заметила, что Руди молится в унисон с магом, беззвучно повторяя слова Стеллана толстыми губами. Духи мага окружили его, словно защитное одеяние. Сейчас все должны молиться своим богам. Все, у кого есть боги.

Здесь, в сердце Дракенфелса, ночные чувства Женевьевы говорили ей о том, чего она предпочла бы не знать. Словно миллион насекомых копошился на ее коже, жаля ее серебряными жалами, оглушая какофонией писка. Великая опасность была рядом, великое зло. Но чтобы понять это, не требовалась особая острота чувств вампира. Даже бедная глупышка Эржбет могла бы сказать, что они идут в смертельно опасный мрак. Их угасающие факелы выглядели просто жалкими против тьмы внутри крепости.

– Дверь, – произнес Стеллан на рейксшпиле. – Она защищена заклинаниями.

Освальд помедлил и протянул вперед меч. Он прикоснулся к металлу, и посыпались искры. Вставки раскалились добела, над тлеющим деревом заклубился едкий дым. Воображаемое лицо теперь казалось рассерженным и с ненавистью сверкало на них глазами.

– Ты можешь открыть ее, маг? – спросил принц.

Стеллан улыбнулся своей кривой самоуверенной улыбкой:

– Конечно, ваше высочество. Самый обычный заклинатель смог бы преодолеть эти слабые чары. Удивляюсь, что такой колдун, как Дракенфелс, снизошел до подобных вещей.

Маг полез в сумку и, картинно взмахнув рукой, бросил в сторону двери пригоршню сладко пахнущего порошка. Лицо снова потемнело, и Стеллан взялся за дверную ручку. Он повернул ее и толчком отворил дверь, потом отступил в сторону и, усмехнувшись, с поклоном пропустил принца вперед.

– Видите, – сказал он, – это было просто.

И тут маг Стеллан взорвался.

Их всех залило кровью. На двери повисли клочья ткани и мяса. Каменные стены на десять футов позади них окропило красным. Голый скелет Стеллана постоял мгновение, все еще усмехаясь, и рухнул.

Руди, Менеш и Вейдт громко ругались и яростно отряхивались, стараясь избавиться от налипших на них ошметков плоти и обрывков материи. Освальд невозмутимо вытер лицо. Женевьева почувствовала, как в ней поднимается красная жажда, но справилась с ней. Это ей не банкет. Она лучше будет лакать свиное пойло, чем питаться этим. Духи Стеллана исчезли, погибли вместе со своим повелителем.

– Стены, – бросил Вейдт. – Они меняются.

Женевьева взглянула на потолок. Камни плавились, меняя форму. На стенах проступали лица, каменные когти тянулись к путникам. Освальд взмахнул мечом с грацией опытного бойца, и мертвая рука упала на пол и разбилась вдребезги. Руди выхватил двуручный меч, висевший у него за спиной, и принялся рубить наступающих тварей.

– Осторожнее, ты, бандит, – крикнул Вейдт, едва увернувшись от его клинка. – Это оружие не для коридоров.

Под ноги Женевьеве покатилась каменная голова, остекленевшие глаза закатились, вспухший язык вывалился наружу. Одна из тварей, скорчившаяся горгулья, отделилась от потолка и, обрушившись на Женевьеву, вцепилась ей в волосы. Та сжала кулак и ударила существо в грудь. Все равно что бить гору: любая человеческая рука была бы просто раздроблена. Боль пробежала по руке к плечу, и Женевьева поняла, что вновь открылась рана.

От удара горгулья остановилась, опешив, тоненькая трещинка побежала по ее туловищу от корявого плеча к талии. Она вновь устремилась к Женевьеве, скрипя каменными лапами и выставив острые как бритва когти. Тварь подобралась слишком близко, чтобы пустить в ход меч, и продолжала теснить Женевьеву. Стена позади нее корчилась, как живая, и тоже протягивала к ней когти.

Женевьева встала поудобнее, развернулась лицом к стене и выбросила ногу в ботинке, метя повыше, стараясь угодить в трещину. Горгулью отбросило прочь, и она раскололась. Верхняя часть ее туловища соскользнула с нижней и разбилась. На полу осталась лежать груда неподвижных камней.

Они пробивали себе путь среди чудовищ, убивая их, когда удавалось, и продвинулись, в конце концов, через открытую дверь в заброшенный зал, где к обеду был накрыт огромный стол. Еда давным-давно истлела в прах. Так же как и едоки, чьи иссохшие кости осыпались в креслах среди остатков пышных нарядов. Зато здесь было довольно места для хорошей драки, и меч Руди открыл счет. Горгульи падали.

Главарь разбойников встал в дверях, вращая меч вокруг себя, и твари разлетались на кусочки. Наконец он с рыком пнул дверь, сшибив ею последнего врага. Вейдт и Освальд подтащили тяжелые кресла, которыми можно было подпереть деревянную дверь. Они благоразумно забаррикадировались в обеденном зале мертвецов.

Женевьева взялась за свою больную руку и попыталась вернуть кости на место. Она ухитрилась вправить суставы пальцев. Рана ее слегка кровоточила, и она принялась снова зализывать ее. Оставалось надеяться, что внутри не осталось никаких серебряных осколков. Это могло вызвать гангрену, и пришлось бы ампутировать кисть или всю руку. Пройдет не одна сотня лет, пока она сумеет вырастить новую. Шанданьяк на протяжении жизни целого поколения отращивал ухо, отрезанное чересчур рьяным жрецом старой веры.

Она оглядела себя. Ее брюки, башмаки и куртка были грязны и от них исходил такой смрад, словно она ползала по чумным ямам. Другие выглядели не лучше, хотя Освальд нес свою грязь и лохмотья так, будто это были надушенные шелка. А Вейдт никогда и не выглядел иначе; единственное, что оставалось чистым из его вещей, – это оружие.

– Что здесь случилось? – спросил Руди.

– Отравленный пир, – пояснил Освальд. – Одна из наихудших историй о Дракенфелсе. Он явился один, на коленях, ко двору Императора почти шесть столетий назад и сказал, что готов понести кару за свои грехи. Он выплатил щедрые компенсации всем своим еще живым жертвам и молил о прощении на могилах остальных. Он отказался от зла и поклялся в верности богам, которых прежде проклинал. Он поклялся в верности Империи. Все были убеждены, что он изменился. За десять тысяч лет всякий мог бы раскаяться, мог бы захотеть очистить свое сердце. То есть всякий человек. Он пригласил Императора Каролуса и весь его двор сюда, чтобы отпраздновать начало своей новой жизни, и объявил, что Дракенфелс всегда будет открыт как приют для убогих. Некоторые из советников убеждали Каролуса не принимать приглашение на пир, но Император был добрым человеком и слишком молодым, чтобы помнить худшие деяния Дракенфелса. Все они прибыли сюда – Император, и Императрица Ирина, их дети, и весь их двор. Мой собственный предок, Шлихтер фон Кёнигсвальд, сидел среди них...

Они взглянули на валяющиеся останки и увидели драгоценности, лежащие под слоями паутины. У оскалившегося черепа в глазницах были рубины и сетка из оправленных в серебро жемчугов, сапфиров и бриллиантов на голых ребрах. Женевьева сняла с треснувшего черепа потускневший золотой венец.