Кристине Нёстлингер - Долой огуречного короля

• Название: Долой огуречного короля
• Автор: Кристине Нёстлингер
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

По воле автора этой книги вы перенесетесь в современную Австрию, в дом, где проживает семейство Хогельманов. Вместе с членами семьи, по началу расколовшейся на два непримиримых лагеря, вы переживете немало увлекательных приключений, познакомитесь с подземным карликовым народом куми-орцами и со зловредным, свергнутым с трона владыкой Куми-Ории – Огурцарем. В живых, достоверно описываемых событиях, происходящих дома и в школе, вы, может быть, узнаете и свои важные, требующие неотложного решения проблемы.

Для среднего школьного возраста.

Рисунки М. Скобелева.

---

Так как слов утешения я не знал, то начал ругаться. «Тупица, – сказал я. – Бестолочь безмозглая, чурбан неотесанный».

«Это ты обо мне?» – всхлипнула Мартина.

«Нет, что ты, – успокоил я. – О Бергере Алексе, очкастом баране и всех остальных недоумках, тупых, как табуретки!»

«Да, – сказала Мартина, – и об Огурцаре, этой то ли луковице, то ли репке, об этой подлой брюкве, об этом гусе лапчатом!»

«Амеба пучеглазая», – сказал я.

«Хунта подпольная», – сказала Мартина.

Ох и отвели мы душу. Все известные нам ругательства перебрали. И даже новые изобрели. Они хоть и не блистали остроумием, зато были крепкими. А это главное.

Постепенно мы отошли. Даже посмеяться захотелось. Мы нафантазировали, как снесем Огурцаря обратно в подвал или сдадим в полицию и скажем: «С наилучшими пожеланиями от нашего папочки!» Или заспиртуем Огурцаря в кабинете естествознания.

А еще мы решили, что превратим жизнь Бергера Алекса в ад и доведем его до самоубийства. И что Хаслингер скоро заболеет и проболеет до самой пенсии. И что мы все выскажем папе, и что папа станет совсем-совсем другим. Однако мы прекрасно понимали – это лишь пустые мечты.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Наш дом стал как чужой. Под разобранными часами с маятником можно найти все, что душе угодно. Мама лишается терпения, но потом вновь обретает его.

В последующие дни дома у нас ничего особенного не произошло. Да что в том хорошего! Наоборот, настроение у всех было подавленное. Даже Ник им проникся. Он болтал раза в два меньше обычного. От маминой жизнерадостности не осталось и следа. Обед – лакмусовая бумажка. Свиную поджарку она подала с лапшой, а пудинг из манки получился комковатый. Дед часами читал газеты или сидел в кегельбане. Папа либо торчал в автострахе, либо запирался у себя в комнате. А мама просто помешалась на уборке. Она чистила, полировала и пылесосила, как заведенная. От носа к подбородку, огибая уголки рта, пролегли морщины – это потому, что она постоянно хмурилась и выглядела озабоченной.

Сплошной кошмар! Еще кошмарнее, что я чувствовал себя в доме, как вор во время кражи. Мартина ощущала нечто подобное. Открывая дверь, мы злобно озирались: кто тут? Раздавался треск – мы вздрагивали. В голове стучало: это Огурцарь шпионит!

Когда мы решали уравнения и по ходу дела обсуждали что-нибудь постороннее, то перешептывались, чтобы нас не подслушал Огурцарь – или папа. Особого различия мы уже не делали.

Мама, должно быть, воспринимала все, как и мы. Однажды ночью я проснулся и почувствовал, что сосет под ложечкой. Пошел в кухню. Адски хотелось чего-нибудь пожевать. Свет в кухне я не включил: в холодильнике все равно горит лампочка. Я как раз пытался выловить огурец из банки. Неожиданно дверь распахивается, и мама резким голосом кричит: «Ага, попался, стервец! Вот я тебе сейчас!»

Она включила свет. На ней ночная рубашка. В правой руке выбивалка для ковров. Вид свирепый. Бигуди на голове прыгают. Я струхнул и, заикаясь, пролепетал: «А можно взять еще один огурец?» Мама выронила выбивалку. Она прислонилась к стене. Сказала тихо: «Ах, это ты… Мне показалось…» Я спросил: «Что тебе показалось?»

А сам в это время искал огурец, который секунду назад уронил с перепугу. Что ей показалось, мама так и не сказала. А я обнаружил свой огурец под кухонным столом.

«Тебе показалось, – сказал я, – будто в кухне рыскает Куми-Ори!»

Мама сказала, что это все мое больное воображение, а посему мне лучше идти спать, иначе я пропущу самый полезный полуночный сон.

Мартина тоже пробовала заговорить с мамой об Огурцаре и папе. Но мама делалась непроницаемой, как стена. Всякий раз она повторяла: до Куми-Ори ей никакого дела нет, он ее совершенно не интересует, а папа пусть поступает, как ему заблагорассудится. И она не позволит, чтобы при ней о папе отзывались дурно. Не детского ума это дело. К тому же полным-полно отцов еще хуже, чем наш (факт, который мы и не пытались оспаривать).

Дед был непроницаем, как мама. Он не намерен забивать себе мозги каким-то беглым овоще-фруктом, заявил он.

Я завелся: «Это нечестно с твоей стороны! Ты ведь не меньше нашего ненавидишь Огурцаря. Ну так заставь папу шугануть его как следует! Ты же папин папа, ты единственный, кто может ему что-то сказать!»

Но на дедушкин взгляд, с определенного возраста родному ребенку уже ничегошеньки не прикажешь и не предпишешь. «Кроме того, – сказал он, – дело слишком далеко зашло! Куми-Ори следовало вытурить в первый же день! Мой сын по самую шею увяз в этом сиропе!»

Мне хотелось знать, почему это дело зашло слишком далеко, а его сын увяз по самую шею в сиропе – и в каком именно.

Дед сказал, что говорить об этом еще рано, потому как это пока одни предположения. И пусть я оставлю его в покое. Ему нужно дочитать передовую в своей газете.

На этом цепь неприятностей не оборвалась. Внезапно исчез дневник Мартины. И те письма, что она получила от Бергера Алекса по случаю примирения. А мои почтовые марки как корова языком слизнула. Четвертое напоминание из библиотеки тоже непонятно куда запропастилось.

Я сказал Мартине: «А помнишь листок с подделанными папиными подписями? Кому понадобилось вытаскивать его из корзинки?»

Мартина сказала: «А связка ключей?»

«Айда!» – воскликнул я.

«Айда!» – крикнула Мартина.

Дело было после обеда. Дед и мама сидели в гостиной. Мама вязала свитер Мартине. Мы проскочили мимо них, держа курс прямо на папину комнату.

Мама отложила спицы. Она сказала громко и отчетливо: «Нечего вам делать в папиной комнате!»

«Есть чего! Есть чего!» – огрызнулась Мартина. Она шла напролом, как танк. Мы ворвались в папину комнату.

Куми-Ори сидел на письменном столе и носком наводил блеск на камушках в короне.

Это был лучший папин носок.

«Верни мой дневник, подлая тварь», – прорычала Мартина.

«И мне повестку из библиотеки», – рявкнул я. Огурцарь нервно задергался: «Мы ничивошку не заберливали!»

«Они у тебя, это же и дураку ясно! А ну, выкладывай их сюда!»

«Мы ничивошку не выкувалдывать, ни за свете что на!» Тут я вырвал корону из его лап и поднял над головой. «Вот что, душа твоя малосольная, – сказал я тихо, – или ты тащишь сюда наши вещи, или я засандалю твою корону в окно, да так, что она застрянет на самом высоком суку дуба!»

«Ламчик, отдуй мою макарону самым быстрицким арбузом!»

Я дернул головой и зловеще осклабился.

Король Куми-Ори, скуля и поеживаясь, перебрался со стола на кресло и оттуда на пол. Он зло прохрюкал: «Нам поразрез ножны ваши вещучки! Мы их напрячем и повыкожем гусьпадин Гоглимон, вы семь я без стыда и зависти. Мы вам делать вреддом, когда времена назвереют!»

«У ти, бозе мой! – сказал я. – Руки коротки, чтобы нам навредить! А ну, тащи вещи!»

Куми-Ори захлюпал носом. Но я сделал вид, будто сейчас запущу корону в окно. Тут-то он и открыл, где вещи лежат.

«Ваша вещучки подлежат каравайть!»

Под папиной кроватью стояла коробка. В ней лежали часы с маятником, которые папа как-то разобрал, а собрать так и не удосужился. Среди гаечек и шурупов мы отыскали дневник, письма, напоминание из библиотеки и марки. Я бросил под ноги Куми-Ори корону. И мы покинули комнату. Не преминув хлопнуть на прощанье дверью.

«Право же, – сказал дед, лукаво жмурясь, – воспитанные дети дверями не хлопают!»

Мама с испугом глядела на нас. Лицо ее залила краска, и она спросила: «Нет ли там, случайно, среди прочего нескольких бумажек?»

«Бумажек?» Я не уловил, что имелось в виду.

«Ну да, таких бумажечек, бумажулек». Мама начала выходить из себя. Тогда Мартина пролистала дневник и действительно нашла три бумажки.

Первая была счетом из дома мод «Леди». На ней значилось: «Пальто дамское, модель „Рио“ – 3200 шиллингов».

А мама-то утверждала, что новое пальто досталось ей по дешевке: всего за тысячу шиллингов!

Вторая бумажка оказалась извещением, но не из библиотеки, а из магазина электротоваров. В ней сообщалось, что мама задерживает с одиннадцатым взносом за купленную в рассрочку посудомойную машину.

Я обалдел. Нам мама рассказывала, что эту машину она получила в подарок ко дню рождения от ее старенькой тетушки Клары.

Третья оказалась заявлением о приеме в клуб книголюбов «Азбука». Причем я совершенно четко вспоминаю, как мама рассказывала, будто с треском выставила приставучего клубного агента за дверь – для полного счастья ей только этого клуба еще не хватало!

Мы отдали маме все три бумаги. Мама сказала нам «спасибо». И деду: «Ну я, кажется, уже дошла!» Голос ее высоко зазвенел.

Дед ласково потрепал ее по плечу: «Только не раскисай, невестушка, прошу тебя!»

Но мама раскисла. Она, что называется, в голос завыла. «Это все из-за Куми-Ори», – рыдала она.

Это не так, сказал дед. Это она себе внушила. Куми-Ори хоть и прегнусный гном, но на нормальную семью, на такую, какой, собственно, она и должна быть, Куми-Ори не смог бы оказать столь гнусного влияния.