Марио Льоса - Разговор в «Соборе»

• Название: Разговор в «Соборе»
• Автор: Марио Льоса
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-8291-0045-2

Роман «Разговор в „Соборе“ — один из наиболее значимых в творчестве известного перуанского писателя Марио Варгаса Льосы (род. в 1936 г.). Оригинальное и сложное по стилю произведение является ярким образцом прозы XX века.

---

В субботу утром дважды кто-то звонил, а когда сеньора Ортенсия снимала трубку, на том конце давали отбой. Развлекаются, говорила хозяйка, а потом, днем, телефон снова зазвонил, подошла Амалия: алло, алло! — и вдруг услышала испуганный голос Амбросио. Так это ты с утра названиваешь? — засмеялась она, — говори, не бойся, никого дома нет. Он звонит предупредить, что встретиться с ней в воскресенье не сможет, ни в это воскресенье, ни в следующее — везет дона Фермина в Анкон. Ничего, сказала Амалия, но оказалось, очень даже чего: всю ночь не спала, думала. Правду он ей сказал, что уезжает, или наврал? В воскресенье они с Марией и Андувией пошли погулять в парк «Ресерва», купили мороженого, сели на травку и сидели, пока не привязались какие-то солдаты. А может, у него свидание с другой? Решили в кино сходить, а тут двое парней захотели их пригласить, купить им билеты, они и согласились — втроем не страшно. А может, он сейчас в другом кино да в приятной компании? Но на середине картины парни к ним полезли, да так грубо, что пришлось удирать, а те бросились вдогонку, крича: «Деньги обратно!», но тут, на их счастье, попался навстречу полицейский и парней шуганул. Может, он устал от того, что она ему напоминает, сколько зла он ей причинил? Всю неделю Амалия, Мария и Андувия, встречаясь, вспоминали тех парней, пугали друг друга — они выследили, где мы живем, они нас убьют, они нас… — и хохотали до тех пор, пока Амалия, вся дрожа, не бросалась опрометью домой. Но по ночам она все думала об одном и том же: а что, если он никогда больше не объявится? В следующее воскресенье пошла проведать сеньору Росарио. Ее старшая, Селеста, трое суток, оказывается, с кем-то пропадала, а вернулась домой одна и словно не в себе. Я с нее шкуру спустила, говорила сеньора Росарио, а обнаружится, что она с начинкой, — своими руками убью. Амалия засиделась до самого вечера, и никогда еще эта улочка не наводила на нее такую тоску. Вдруг, словно впервые, заметила и вонючие лужи, и рои мух, и тощих псов, и сама себе удивлялась — ведь еще недавно, когда схоронила Тринидада и ребеночка, собиралась прожить на этой улочке до конца дней своих. А ночью проснулась еще до света: ну, не придет больше, — и очень хорошо, тебе же, дуре, лучше. Однако заплакала.

— Что ж, дон Кайо, в таком случае мне остается только обратиться к президенту. — Доктор надел очки, в жестко накрахмаленных манжетах золотом сверкнули запонки. — Я пытался поддерживать с вами добрые отношения, никогда не требовал от вас отчета, сносил и то, что Государственная канцелярия решительно во всем проявляет ко мне неуважение. Но вы не должны забывать: министр — я, а вы мне подчинены.

Он кивнул, не поднимая головы, не сводя глаз с носов своих башмаков. Кашлянул в платок. Потом, словно заранее смиряясь с тем, что придется причинить собеседнику неприятность, выпрямился.

— Не стоит беспокоить президента, — сказал он почти застенчиво. — Вы позволите мне объяснить суть дела? Подумайте, доктор, осмелился бы я ответить отказом на ваше требование, не будь у меня на это разрешения президента? — И увидел, как дернулись руки доктора, как тот замер с застывшей в глазах испепеляющей, опустошительной, заботливо выношенной и взлелеянной ненавистью.

— Ах, вы, значит, уже успели переговорить с президентом. — У доктора Арбелаэса дрожал подбородок, дрожали губы, дрожал голос. — И естественно, изложили ему свой взгляд.

— Я буду с вами совершенно откровенен, — сказал он без всякого злорадства или азарта. — Я согласился возглавить Государственную канцелярию по двум причинам. Первая — потому что генерал попросил меня об этом. И вторая — потому что он принял мое условие: свободно распоряжаться необходимыми суммами и никому не давать отчета о моей деятельности, — никому, кроме него. Простите мне мой жесткий тон, но мне хотелось, чтобы вы уяснили себе положение вещей.

Он выжидательно посмотрел на Арбелаэса — на его голову, слишком крупную для такого немощного тела, в близорукие глаза, медленно, миллиметр за миллиметром испепелявшие его, на губы, с усилием складывавшиеся в кривую улыбку.

— Я не ставлю под сомнение вашу работу, дон Кайо, я признаю ее исключительную важность. — Министр чуть задыхался и говорил с неестественной правильностью; губы продолжали улыбаться, а глаза — неутолимо жечь сидевшего напротив. — Однако есть вопросы, требующие решения, и в этих вопросах я вправе рассчитывать на вашу помощь. Секретные суммы службы безопасности непомерно велики.

— Непомерно велики и наши расходы, доктор, — сказал он. — Я вам покажу.

— Я также нисколько не сомневаюсь, что вы с величайшей ответственностью используете бюджетные ассигнования, — сказал доктор Арбелаэс. — Просто…

— Расходы на подкармливание преданных нам профсоюзов, расходы на информацию из рабочих центров, университетов, административных органов, — нараспев проговорил он, вынимая из портфеля папку, кладя ее на стол, — расходы на проведение манифестаций, расходы на то, чтобы знать все о деятельности наших недругов в стране и за границей.

Доктор Арбелаэс не стал листать папку — он слушал его, поглаживая запонку, и глядел все с той же сладострастной ненавистью.

— Расходы на то, чтобы умиротворить недовольных, обиженных, завистливых, честолюбцев, которые ежедневно рождаются в недрах самого режима, — продолжал декламировать он. — Спокойствие, доктор, не столько вбивается, сколько покупается. У вас есть основания быть недовольным, но всей этой мерзостью занимаюсь я, а вам даже нет нужды вникать в эти тонкости. Прошу вас, полистайте эти бумаги, а потом скажите мне, по-прежнему ли вы считаете, что на государственной безопасности можно экономить.

— А вы знаете, почему дон Кайо сквозь пальцы смотрел на то, что сеньор Лосано обложил все бордели данью? — сказал Амбросио.

Ну, у сеньора Лосано слова с делами не расходились, и когда Переда в третий раз подсунулся к нему со своим чеком, он потерял терпение: сколько же у нас жулья! Молча переглянулись Лудовико с Иполито: словно вчера на свет родился, мать его так! Им, значит, мало, что они зашибают бешеную деньгу на том, что без бабы не обойтись, теперь и на нем решили заработать! Не выйдет! Он будет действовать по закону, и тогда увидим, в какой заднице окажутся все эти заведения. Тут они и подъехали к «Гвоздикам».

— Вылезай, Лудовико, — сказал сеньор Лосано. — Доставь ко мне Хромого.

— Да потому, что сеньор Лосано благодаря этому знал всю подноготную тех, кто в эти бордели захаживал, — сказал Амбросио. — Так мне, по крайней мере, объясняли Лудовико с Иполито.

Лудовико побежал бегом. Очереди не было: машины ездили вокруг, а когда из ворот кто-нибудь выезжал, подбирались к самим воротам, мигали фарами, створки распахивались — готово дело. А внутри было темно, только темнели силуэты машин, вползавших в гаражи, и из-под дверей пробивались полоски света, мелькали фигуры официантов, разносивших пиво.

— Привет, Лудовико, — сказал хромой Мелекиас. — Пиво будешь?

— Нет, дорогой, времени нет, — сказал Лудовико. — Тебя там человек ждет.

— Я, честно признаться, не очень понимаю, чего там можно знать, — сказал Амбросио. — Ну, наверно, кто кому и с кем изменил. Что-то в этом роде.

Мелекиас, хромая, дошел до стены, снял с гвоздя свой пиджак, подхватил Лудовико под руку: дай обопрусь на тебя, быстрей пойдем. До самой «Панамериканы» он молол языком и все об одном и том же: как он пятнадцать лет отслужил в полиции, и о том, что был не рядовым агентом — понимаешь, Лудовико? — а звание имел, и о тех гадах, что попортили ему ногу ножами.

— А дону Кайо это было очень важно, понимаете? — сказал Амбросио. — Если узнал про человека то, что он от всех скрывает, считай, он у тебя в кулаке.

— Скажи этим гадам спасибо, Мелекиас, — сказал Лудовико. — Смотри, на какое теплое местечко ты выбрался, позавидуешь.

— Не поверишь, Лудовико, — мимо них по проспекту вжикали взад-вперед машины, а той, которую они ждали, все не было. — Я скучаю по службе. Трудно, конечно, бывало, но зато какая была жизнь. А ты, дорогой, помни: здесь ты всегда — желанный гость. Номерок бесплатно, и обслужат бесплатно, и даже выпить дадут — денег с тебя, Лудовико, не возьмут. Вон, гляди, подъехали.

— Они, Лудовико с Иполито, считали, что сеньор Лосано все, что узнает, пускает в дело и шантажирует кое-кого, — сказал Амбросио. — Что многие готовы большие деньги отдать, лишь бы не влипнуть в историю. Вот деловой, а?

— Ну, я надеюсь, хоть ты, хромой, мне мозги крутить не будешь, — сказал сеньор Лосано. — Я сегодня не в духе.

— Да как можно! — сказал Мелекиас. — Вот вам ваш конвертик, сеньор Лосано, с лучшими пожеланиями от шефа.

— Ага, ага, — а Лудовико с Иполито: помягчел, отошел. — Ну, а насчет того, помнишь? Появлялся он у вас?

— В среду был, сеньор Лосано, — сказал Мелекиас. — На той же машине, что и в прошлый раз.