Александра Маринина - Пружина для мышеловки

• Название: Пружина для мышеловки
• Автор: Александра Маринина
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-13153-1

Если выстрелить в прошлое из пистолета, оно ответит тебе из пушки. В точности этого высказывания капитан милиции Игорь Дорошин убедился, приняв участие в расследовании дела маньяка, убивавшего детей в далеких семидесятых. И когда спустя годы Игорь с друзьями взялись за него, оно "выстрелило" новой серией убийств, шантажа, обмана. Они живы – фигуранты той давней истории: и бизнесмен Аргунов, и крупный чиновник Ситников, и бывший милиционер Забелин, и писательница Истомина… Ведь это только кажется, что прошлое далеко. Спираль жизни туго сжимается, чтобы неумолимо распрямиться и воздать каждому по его заслугам…

---

Юркунс постелил ему в кабинете. Диван оказался действительно широким, но ужасно неудобным. Впрочем, даже если бы диван этот оказался верхом комфортабельности, Андрей вряд ли уснул бы. Сначала не давало спать раздражение, вызванное словами старого доктора, и Андрей мысленно искал аргументы, доказывающие, что Лев Яковлевич ошибался. Но чем больше аргументов он находил, тем яснее почему-то ощущал слабость собственной позиции.

Покрутившись в постели часов до четырех, Андрей не выдержал и вышел в гостиную покурить. Дверь в спальню Льва Яковлевича была приоткрытой, и Андрей решил осторожно прикрыть ее, чтобы дым не потревожил некурящего старика. Однако едва он приблизился к двери, как послышался бодрый голос:

– Что, голубчик, не спится? Болит ранка-то?

Андрей буркнул в ответ что-то невнятное, а про себя подумал: «Да пошел ты!» Выкурил подряд три сигареты, прошел в кухню, выпил стакан воды из-под крана и снова улегся в кабинете. Но сон так и не пришел к нему.

Утром Юркунс накормил его завтраком, состоящим из яичницы все с теми же ватными сосисками и крепкого невкусного чая, и Андрей отправился в ЗАГС за свидетельством, а вечером уже летел в самолете из Вологды в Москву. Завтра он отнесет свидетельство о смерти Личко в посольство и в ближайшие же выходные поедет в Питер. Надо поговорить с мамой. Он еще не знал точно, о чем, но чувствовал, что поговорить обязательно надо.

* * *

Однако к тому моменту, когда Андрей Мусатов выбрался в Петербург, он уже не был так безоговорочно уверен, что нужно говорить с мамой. Может быть, лучше сначала с Костей? Ведь неизвестно, как мама отнесется ко всей этой истории, а вдруг разнервничается, ей станет неприятно и все такое… Нет, правда, лучше поговорить сперва с Костей, он знает маму как самого себя, понимает как никто другой и сможет дать дельный совет.

Прямо с вокзала Андрей отправился в университет, где Константин Викторович Мусатов преподавал психологию. Справившись в деканате, в какой аудитории Костя читает лекцию, Андрей набрался терпения, уселся на подоконник рядом с лекционным залом и стал ждать. Ждать пришлось, к счастью, не очень долго, всего двадцать пять минут. Двери аудитории распахнулись, в коридор повалила толпа студентов, следом вышел Костя, окруженный десятком таких хорошеньких девушек, что у Андрея аж глаза заболели. Девушки заглядывали в лицо своему профессору с таким обожанием, что впору было прыснуть от смеха, но Андрей сдержался. Его бабушка, мамина мама, часто говорила: «Ксенечка, у твоего мужа только один недостаток – он слишком красив. Это чревато тем, что ты растеряешь всех своих подруг». Все, конечно же, понимали, что это всего лишь милая шутка. Но правда в этой шутке все-таки была, и в немалой доле. Разумеется, с подругами у Ксении Георгиевны все было в порядке, а вот студентки-аспирантки и доцентура-профессура женского пола в Константине Мусатове души не чаяли.

– Андрюша!

Мусатов заметил сына, приветственно взмахнул рукой и резко свернул к тому месту, где сидел Андрей.

– Рад тебя видеть. А ты почему не дома? Я был уверен, что ты после поезда отсыпаешься.

– Привет, – улыбнулся Андрей. – Дома скучно, вы с мамой на работе, я же не спать сюда приехал, а с вами повидаться. Я смотрю, ты по-прежнему в окружении нежных цветочков.

– Андрюша, ты же должен понимать: это чисто профессиональное, – рассмеялся Константин Викторович. – Грош мне цена как психологу, если я не могу влюбить в себя глупенькую неопытную студентку. И потом, есть золотое правило: если студент влюблен в преподавателя, он изучает предмет намного эффективнее. Кстати, спроси у любого психиатра, они тебе подтвердят, что лечение идет на порядок успешнее, если больной влюблен в своего врача.

– Да, кстати о психиатрах, – осторожно начал Андрей. – Ты сейчас свободен?

– У меня еще одна пара. А что? Случилось что-нибудь? Почему ты заговорил о психиатрах?

– Костя, надо поговорить. Ничего не случилось, не волнуйся, просто у меня возникла проблема, и мне нужен совет. Когда ты освободишься?

– Через два часа. Будешь ждать или встретимся дома?

– Подожду, – твердо сказал Андрей. – Пойду пока куда-нибудь позавтракаю, я же прямо с поезда сюда притащился, домой не заходил.

Константин Викторович задумчиво оглядел его, словно видел впервые.

– Сегодня пятница, – неторопливо произнес он. – Обычно ты приезжаешь в субботу, когда мы с мамой оба дома. Надо ли это понимать таким образом, что у тебя проблема, о которой ты хочешь поговорить со мной, но о которой не должна знать мама?

– Нет, не так. Я думаю, мама должна знать, но предварительно я должен проговорить ее с тобой. Понимаешь?

– Конечно. Хотя и весьма загадочно. Ладно, сынок, встречаемся через два часа.

Он никогда не любил питерское межсезонье, сырое и пронзительно-промозглое, но сегодня даже не замечал ни влажного тягучего ветра, ни накрапывающего дождя, медленно брел по набережной Невы в сторону кафе, которое, как он знал, открывается в восемь утра и в котором варили хороший кофе, и пытался продумать предстоящий разговор с Костей. Как рассказывать? На чем делать акценты? Все зависит от того, какой результат он хочет получить. «Так чего, же собственно говоря, ты хочешь, Андрей Константинович, – спросил он сам себя. – Ты хочешь, чтобы Костя отговорил тебя, сказал, что все это бред сивой кобылы, что этого не может быть, потому что не может быть никогда, что старый доктор из провинциальной психбольницы – маразматик и набитый дурак, и нет никакого смысла ворошить прошлое, и тем более ни в коем случае не нужно травмировать маму? Да? Ты этого хочешь? Или ты хочешь, чтобы он подтвердил правоту Юркунса, добавил к его словам собственные аргументы и убедил тебя в том, что нужно непременно постараться выяснить, что же на самом деле произошло с Олегом Петровичем Личко, твоим биологическим отцом? Ты хочешь, чтобы Костя лишь укрепил тебя в твоем решении, которое ты на самом деле уже принял? Или решения нет, и ты хочешь, чтобы Костя помог тебе его принять? Определись уже наконец, попробуй быть честным сам с собой.»

Увлеченный внутренним монологом, Андрей не замечал хода времени и чуть не опоздал на встречу с Константином Викторовичем. Мусатов-старший уже ждал его, сидя в припаркованной неподалеку от входа в факультетское здание белой «хонде».

– Ну как, плотно позавтракал? – спросил он, когда Андрей сел в машину.

– Только кофе выпил, правда, три чашки. А что?

– Тогда поедем куда-нибудь пообедаем. И поговорим. Или ты предпочитаешь сначала поговорить?

– Давай сначала поговорим, – решительно произнес Андрей.

Он подробно, не упуская ни одной мелочи рассказал всю эпопею, связанную с поисками свидетельства о смерти Личко. И о поездке в Черемисино, и о разговоре с супругами Перхуровыми, и о встрече с доктором Юркунсом. Рассказал и о своих сомнениях, о той злости, которая его охватывала все время, пока он слушал Льва Яковлевича, о растерянности, о том, что в словах старого психиатра показалось ему убедительным, а что – не очень. Одним словом, он рассказал все, тщательно выбирая выражения и стараясь ничего не переврать и ни на чем не делать акцент.

Константин Викторович слушал внимательно, ни разу не перебил Андрея, а потом долго молчал.

– Какой совет тебе нужен? – наконец спросил он. – Говорить ли об этом маме? Или заниматься ли этим вообще?

– И то, и другое. Но, главным образом, насчет мамы, конечно. Я не могу понять, нужно ей знать об этом или нет.

– А сам ты как считаешь?

– Я считаю, что нет, не нужно, – твердо заявил Андрей.

– Аргументы? – коротко потребовал Мусатов-старший.

– Понимаешь, Костя, я подумал, что… В общем, смотри, как получается: если на самом деле этот Личко ни в чем не виноват, а мама сразу поверила в его вину и отказалась от него и даже от его родителей, отказалась от всей своей жизни с ним, вычеркнула его не только из своей, но и из моей жизни, но получается, что она его предала. Вместо того, чтобы не поверить в его вину и добиваться правды, она бросила его на произвол судьбы. Пока она думает, что Личко действительно маньяк-убийца, она чувствует себя правой, а если выяснится, что все было не так, как она будет себя чувствовать? Предательницей, бросившей близкого человека в беде?

– Я понял твои доводы, – кивнул Константин Викторович. – Они разумны. Но есть и другая сторона медали, и мне хотелось бы, чтобы ты на нее взглянул. Люди, знаешь ли, почему-то очень не любят, когда обманывают их доверие. Ну есть у нас, у человеческих особей, такая странная особенность. Мы очень болезненно реагируем на ситуации, когда человек, которого мы представляем себе определенным образом, вдруг оказывается совсем не таким. Мы в таких случаях чувствуем себя обманутыми. Чаще всего мы перестаем общаться с таким человеком, если можем, конечно, но чувство обманутости оказывается весьма болезненным и дает о себе знать еще долгие годы. Знаешь почему? Когда человек оказывается не таким, каким мы его себе представляли, мы можем сколько угодно говорить вслух о том, что он обманул наше доверие, но в глубине души, в том самом подсознании, о котором говорил тебе старый доктор, мы твердим: это я дурак, не распознал, не рассмотрел, не угадал, это я слепец, я идиот, я ничего не понимаю в людях. Мы на самом деле обвиняем сами себя, мы считаем себя глупыми, и нам это ужасно неприятно. Идеи самообвинения и собственной недостаточности – одни из самых пагубных с точки зрения душевного равновесия и даже, если хочешь, психического здоровья. А теперь представь себе, как на протяжении почти тридцати лет чувствовала себя твоя мама, думая, что не распознала рядом с собой психически больного жестокого детоубийцу и насильника, не разглядела, ничего в нем не поняла.