Сосэки Нацумэ - Ваш покорный слуга кот

• Название: Ваш покорный слуга кот
• Автор: Сосэки Нацумэ
• Жанр: Классическая проза

«Ваш покорный слуга кот»один из самых знаменитых романов классика японской литературы XX в. Нацумэ Сосэки, первок большое сатирическое ппроизведение в японской литературе нового времени. 1907-1916 годы могут быть названы «годами Нацумэ» в японской литературе: настолько сильно было его влияние на умы японской интеллигенции тех лет. Такие великие писатели, как Акутагава Рюноскэ, Ясунари Кавабата и Дадзай Осаму считали себя его учениками.

Герои повести — коты и люди. В японских книжках для детей принято изображать животное как маленького человечка с головой зверя. Коты в повести Сосэки — это маленькие человечки в масках. Среди них сохраняются те же социальные различия, что и среди людей, ведь они живут в мире, где служанка часто расценивается ниже кошки. В повести они на роли клоунов: разыгрывают интермедии между основными номерами. Но если коты похожи на людей, то верно и обратное: многие люди не лучше животных.

---

— Что такое? Здесь же нет никакого смысла! И это писал физик. Хоть бы почитал изредка журнал «Литературный клуб»… — На Кангэцу-куна обрушился поток брани.

— А как эта? — полушутливо спросил Мэйтэй и подал Ханако третью открытку. На этой открытке был изображен парусник, а внизу, как обычно, виднелась небрежно сделанная надпись.

«Маленькая ночная гетера у переправы просыпается на рассвете от крика куликов, что бродят по берегу бурного моря, и плачет — нет у нее родителей. Отец, моряк, — на дне морском».

— Великолепная вещь! Восхитительно! Как он хорошо все понимает, как чувствует! — вскричала гостья.

— Вы считаете, что понимает?

— Конечно. Под сямисэн можно петь.

— Тогда получится настоящий шедевр. А как вам нравятся эти? — спросил Мэйтэй, засыпая Ханако открытками.

— Хватит, хватит, мне и так уже ясно, что он знает толк в чайных домиках. — Восторгу Ханако, казалось, нет предела.

Ханако, видимо, уже выяснила все интересовавшие ее вопросы относительно Кангэцу и под конец выдвинула весьма любопытное требование:

— Я очень извиняюсь перед вами. Не говорите, пожалуйста, Кангэцу-сану, что я была у вас.

Она, очевидно, считала, что имеет право знать о Кангэцу все, а тому нельзя о ней рассказывать ничего.

— Да, конечно, — уклончиво ответили Мэйтэй и хозяин.

Ханако поднялась и направилась к выходу, многозначительно сказав при этом: «А я на днях отблагодарю вас».

Когда хозяин и Мэйтэй, проводив гостью, вернулись в гостиную, каждый из них обратился к другому с одним и тем же вопросом: «Что это значит?» Хозяйка, находившаяся в соседней комнате, тоже не выдержала: оттуда слышалось приглушенное хихиканье.

Мэйтэй громко крикнул:

— Хозяюшка, а хозяюшка, вот приходил типичный образец банальности! Когда банальность достигает такой степени, она становится типичной банальностью. Так что вы не стесняйтесь, смейтесь сколько угодно.

— Главное, лицо у нее неприятное, — с раздражением проговорил хозяин.

— А какой великолепный нос! — подхватил Мэйтэй.

— И кривой к тому же.

— Сутуловат немного. Сутулый нос! Сверхоригинально, — воскликнул Мэйтэй и засмеялся, довольный своим сравнением.

— Такие особы верховодят мужьями, — произнес хозяин с еще большей досадой.

— Похожа на товар, не распроданный в девятнадцатом веке и залежавшийся на полке до двадцатого.

Мэйтэй всегда говорит какие-то непонятные вещи. Тут в комнату вошла хозяйка и предупредила с чисто женской осторожностью:

— Будете громко ругаться, опять жена рикши все услышит и передаст ей.

— Пусть передаст, ей это пойдет только на пользу.

— Но ведь неблагородно критиковать чье-нибудь лицо. Не по своей же воле она ходит с таким носом. Это очень нехорошо еще и потому, что она дама.

Защищая нос Ханако, хозяйка одновременно защищала и свою собственную наружность.

— Почему же неблагородно? Разве это дама?! Не дама, а настоящая дура, вот она кто. Правда, Мэйтэй?

— Может, и дура, но все равно молодец. Какую нам выволочку устроила!

— Во-первых, кто в ее представлении преподаватель?

— То же, что и рикша, который живет по соседству с твоим домом. Чтобы заслужить уважение такой особы, нужно быть по меньшей мере доктором. В общем, ты сделал большую ошибку, что не стал доктором, а как вы считаете? — сказал Мэйтэй, обращаясь к хозяйке.

Но даже она считала мужа совершенно безнадежным.

— Профессор из него ни за что не получится, — сказала она.

— А может, и стану скоро, ты напрасно пренебрегаешь мною. Тебе, конечно, неизвестно, что в древние времена человек по имени Исократ [66] написал большую книгу в возрасте девяноста четырех лет. Софокл создавал шедевры, удивлявшие весь мир, когда ему было почти сто лет. Восьмидесятилетний Симоноид [67] сочинял чудесные стихи. Я же…

— Глупости все это, да вы ни за что не проживете столько с вашим желудком, — выпалила хозяйка, будто бы она точно подсчитала, сколько ее мужу осталось жить.

— Грубиянка!… Пойди и сама спроси у Амаки-сана… Ты всегда даешь мне мятые черные хаори, заплатанные кимоно. Теперь понятно, почему эта женщина ни во что меня не ставит. С завтрашнего дня я буду носить такие же вещи, какие носит Мэйтэй, приготовь.

— «Приготовь»! Но у вас ведь нет такой прекрасной одежды. И потом, жена Канэда была вежлива с Мэйтэй-саном только потому, что он упомянул имя своего дяди. Одежда здесь ни при чем, — ловко отвела упрек хозяйка.

Хозяин, который при слове «дядя» как будто вдруг вспомнил о чем-то, спросил Мэйтэя:

— Я никогда не знал, что у тебя есть дядя. Ты ведь никогда о нем не рассказывал. Так как же, есть у тебя дядя или нет?

Показывая всем своим видом, что для него этот вопрос не является неожиданным, Мэйтэй произнес:

— О, дядя! Мой дядя страшно упрям… Он тоже достался нам в наследство от девятнадцатого века, — и посмотрел на супругов.

— Ха-ха-ха… Вы всегда говорите такие интересные вещи. А где он живет?

— В Сидзуока, да не просто живет. Он живет с теммагэ [68] на голове, я прямо поражаюсь. Когда ему говорят: «Наденьте шапку», — он гордо отвечает: «Хотя мне уже много лет, холод для меня никогда не был чувствительным настолько, чтобы надевать шапку…» «Холодно, поспите еще», — скажут ему, а он в ответ: «Человеку, чтобы выспаться, вполне достаточно четырех часов, спать больше — уже роскошь», — и встает затемно. Он хвастает: «Я тоже тренировался не один год, чтобы научиться спать не больше четырех часов, однако в молодости мне все время страшно хотелось спать. Теперь же я наконец вступил в такую пору жизни, когда могу сделать все, что захочу, и страшно доволен». Ведь вполне закономерно, что в шестьдесят семь лет у него пропал сон. Для этого не нужна ни тренировка, ни всякая другая чепуха. Но он убежден, что добился успеха исключительно благодаря силе самоотречения. Поэтому, выходя из дому, он непременно захватывает с собой железный веер.

— Что он с ним делает?

— Не знаю, просто берет, и все. Возможно, он использует его вместо стека. Недавно с ним произошла странная история, — продолжал Мэйтэй, на этот раз обращаясь уже к хозяйке.

— Что такое? — нехотя отозвалась та.

— Этой весной я неожиданно получил от него письмо: «Срочно вышли котелок и фрак». Такая просьба озадачила меня, и я поспешил сделать письменный запрос. Мне ответили, что котелок и фрак нужны для самого старика. Заказ был выполнен срочно, чтобы успеть к двадцать третьему числу, когда в Сидзуока будет отмечаться праздник победы. Однако в письме содержалась такая странная фраза: «Шляпу купи умеренной величины, мерку для фрака тоже выбери по своему усмотрению и закажи в „Даймару“»…

— Сейчас и в «Даймару» шьют европейское платье?

— Ах, сэнсэй, просто он спутал с «Сирокия».

— «Выбери мерку по своему усмотрению»… Это же очень трудно!

— Это в духе дядюшки.

— И как же ты поступил?

— А что же мне оставалось делать — выбрал по своему усмотрению и послал.

— Ты тоже хорош. Ну и что, размер подошел?

— Наверное, подошел, потому что в местной газете я читал, что в тот день Макияма Оо был в великолепном фраке, с этим самым железным веером…

— С веером он, по-видимому, никогда не расстается.

— Да, я собираюсь положить его дядюшке в гроб, когда он умрет.

— Хорошо хоть, что шляпа и фрак пришлись ему впору.

— Как бы не так. Я тоже полагал, что все в порядке, но через некоторое время оттуда пришла посылка. «Ишь ты, думаю, даже подарок какой-то прислали». Открываю — котелок. Тут же письмо: «Вы были очень любезны, выполнив мою просьбу, но котелок оказался немного велик. Не сочтите, пожалуйста, за труд и перешлите его шляпочнику, пусть уменьшит немного. Необходимые для этого деньги я отправлю почтовым переводом».

— Какой ты беспечный! — воскликнул хозяин, с величайшим удовлетворением узнав, что на свете есть кто-то еще более беспечный, чем он сам. Немного погодя он спросил: — Ну, а что потом?

— Потом? Потом я стал сам носить, что же еще оставалось делать?

— Эту шляпу-то? — хихикнул хозяин.

— И этот человек барон? — удивленно спросила хозяйка.

— Кто?

— Ваш дядя с железным веером.

— Да что вы!! Он ученый-конфуцианец. В молодости корпел над книгами китайских ученых и поэтому даже теперь, когда повсюду сияют электрические лампы, ни в какую не желает расставаться со своим тёммагэ, тут уж ничего не поделаешь, — отвечал Мэйтэй.

— Послушай, но ведь ты, кажется, говорил о бароне Макияма!

— Говорили, говорили, я тоже слышала из столовой, — единственный раз согласилась с мужем хозяйка.

— Ах, вон оно что, ха-ха-ха… — ни с того ни с сего рассмеялся Мэйтэй, потом с невозмутимым видом добавил: — Это все неправда. Да будь у меня дядя барон, я бы сейчас был по меньшей мере директором департамента.

— А я уж подумал, что за чертовщина, — сказал хозяин с радостным и взволнованным лицом. Его жена пришла в еще больший восторг.