Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом

• Название: Дитя Всех святых. Перстень со львом
• Автор: Жан-Франсуа Намьяс
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-14713-6

Европа, XIV век. Под вой волков в последний час ночи Всех святых в одном из французских замков рождается мальчик. По поверьям, дети, рожденные в этот час, перед самой заутреней, получают благословение Всех святых и живут сто лет… В этот же день, 1 ноября 1337 года, в Париже посланец английского короля объявляет войну Франции. Эта война продлится сто лет и войдет в легенды…

---

Гильом добрался туда в конце января 1337 года. Монастырь был расположен в узкой долине, окруженной лесами, насколько хватало глаз. Ходили слухи, что они наводнены волками, и вскоре Гильом смог убедиться, насколько эти слухи верны. Он оставался там три дня и три ночи и вышел из лесу лишь 2 января, на праздник Сретенья.

У Гильома был план, который не охаял бы и его предок Эд. Поутру он остановил своего коня на обрыве, неподалеку от монастыря, и принялся ждать. Тем временем пошел снег. После полудня он повалил в два раза гуще, и тут, наконец, появилась Маргарита.

Она сидела верхом все на том же вороном коне, что и в тот, первый раз, и на ней был фиолетовый плащ. Она ехала рысью прочь от монастыря. Некоторое время Гильом следовал за ней тем же аллюром, а когда она забралась достаточно далеко, чтобы любое возвращение к обители было ей отрезано, пришпорил коня и понесся в атаку.

Он атаковал как на турнире, по-рыцарски — привстав на стременах и нагнувшись к гриве коня. Снег приглушал все звуки, поэтому всадница долго ничего не замечала. И только оказавшись совсем близко от нее, он прокричал боевой клич рода де Вивре:

— Мой лев!..

Маргарита де Куссон была изрядно удивлена, равно как и ее конь: вздрогнув, он шарахнулся в сторону. Но, являя немалое присутствие духа, она пустила его в галоп. Схватка оказалась неравной — на стороне Гильома был больший разбег. Вскоре оба коня мчались бок о бок, и рыцарь, несмотря на безумную скорость, перепрыгнул на круп вороного. Животное взвилось на дыбы, и оба всадника кубарем полетели в снег, который смягчил падение. Поднявшись, Гильом обнаружил, что Маргарита лежит без чувств. Он поднял ее на руки.

Она была цела. Лицо не помертвело, шея не сломана. Обморок случился с ней от удара о землю, а может, и от испуга. Она была еще бледнее, чем обычно, — почти такая же белая, как хлопья снега, падавшие ей на лицо и таявшие через несколько мгновений, как ее зубы, блеснувшие меж полуоткрытых губ. Гильом свистнул своего коня, положил Маргариту ему на спину и пустился в путь.

Он снял свою ношу у стен находившейся неподалеку пастушеской хижины, сложенной из диких камней без раствора. Убогое жилище с очагом посередине, где вместо трубы — простая дыра в кровле. Наваленным тут же сухим валежником он разжег огонь. Когда Маргарита де Куссон пришла в себя, она лежала перед пылающим очагом. Снаружи бушевала пурга. Увидев Гильома, она вскочила на ноги.

— Что вам угодно?

Гильом ткнул пальцем в угол комнаты.

— Показать вам вот это.

Несмотря на все свое мужество, Маргарита не сумела удержаться и вскрикнула. То, на что указывал рыцарь, было жутким нагромождением волчьих голов.

Гильом де Вивре презрительно поморщился.

— Подвиг не так уж велик: волк зверь слабый, даже мальчишка может одержать над ним верх. А ушло у меня на это два дня лишь потому, что это зверь еще и трусливый. В отличие от льва, волк, почуяв опасность, убегает.

Маргарита хранила молчание. Она пыталась собраться с силами, чтобы противостоять тем невероятным обстоятельствам, в которые попала. Но ей это пока не удавалось.

— Я хочу рассказать вам о моем предке, Эде. Вот он совершил настоящий подвиг…

И Гильом довольно подробно поведал молодой женщине о крестовом походе, об охоте в Дельте Нила, о семи львиных головах, наваленных на землю пустыни, об игре слов насчет пастей и песка и о восклицании Людовика Святого. Но по мере того как он говорил, Маргарита де Куссон понемногу приходила в себя. Когда он закончил, она уже полностью успокоилась. Усмехнувшись, она показала на кровавую кучу:

— Ваш предок был лучшим охотником, чем вы. Вы ведь говорили о семи головах, а я здесь вижу только шесть!

К ее удивлению, Гильом встретил этот выпад улыбкой.

— Это правда: я принес вам сюда только шесть голов, но лишь для того, чтобы добавить к ним седьмую.

Из ножен, прикрепленных к поясу, он вытащил острейшую дагу — кинжал с широким лезвием.

— Я убил их вот этим. Но у меня найдется кое-что еще.

Гильом опять сунул руку за пояс и вынул оттуда какой-то мелкий предмет, который, зажав меж двумя пальцами, показал Маргарите.

— Я заказал его для вас, пока выздоравливал, одному ювелиру в Ренне.

Речь шла о перстне, весьма любопытном по форме и замыслу. Был он серебряный, резной и представлял собой волчью голову с оскаленными клыками; глаза были из гагата и сверкали черным блеском. До Маргариты дошло, наконец, в какой крайней опасности она находится, но страха она по-прежнему не испытывала.

— И что это означает?

— Я поклялся добавить седьмую голову к тем, что уже лежат здесь. Ею может стать вот эта, украшающая перстень, если вы согласитесь стать моей женой. Либо ваша собственная… Выбирайте!

Гильом подошел к Маргарите, держа в левой руке кольцо, а в правой — свое оружие.

— Вы отрежете мне голову?

— Если вы сами это выберете.

Молодые люди стояли рядом, вызывающе глядя друг на друга.

— Что ж, я выбираю!

Внезапно Маргарита де Куссон выхватила перстень с волком и швырнула его в огонь. Ни на одно мгновение Гильом не вообразил, что Маргарита предпочтет скорее умереть, чем принадлежать ему. Разумеется, он не собирался ее убивать, он был рыцарь, а не мясник, поэтому его весьма озадачил ее поступок.

Надменно выпрямившись во весь рост и даже привстав на цыпочки, Маргарита смерила его взглядом. Она была великолепна в своей гордой ненависти. Так они и стояли, глаза в глаза, бесконечно долгие минуты: Маргарита — ожидая, Гильом — раздумывая, как ему быть. Внезапно его осенило, и он тут же принял решение.

Сунув руку в огонь, он вытащил из углей раскаленный перстень и, схватив молодую женщину за запястье, силой надел его ей на палец.

Маргарита де Куссон закричала от боли. Ее звериный вой наполнил собой всю хижину. Гильом, сам обжигаясь, удерживал кольцо на ее безымянном пальце. Внезапно вопль прекратился. Маргарита пристально, словно не веря собственным глазам, поглядела на серебряную волчью морду… Затем, к полному изумлению Гильома, взяла его за руку и поцеловала перстень со львом. В тот самый миг, когда он ожидал этого меньше всего, волчица вдруг покорилась ему.

То, что произошло потом, Гильом не успел осознать. Резким движением Маргарита сорвала с себя платье. Сначала из-под фиолетовой ткани мелькнула белоснежная грудь, еще мгновение — и она предстала перед Гильомом в совершенной наготе. Он и сам после секундного замешательства начал стаскивать с себя одежду, но и на этот раз Маргарита оказалась проворнее. Тихонько повизгивая, не то от боли, не то от возбуждения, волчица накинулась на него. Ее тело сверкало в отсветах огня, растрепанные черные волосы лихорадочно тряслись, пока она яростно колдовала над застежками его камзола. Казалось, она улыбается полуоткрытым ртом, хотя больше это напоминало звериный оскал. Они оба испустили дикий крик и рухнули на земляной пол хижины под взглядом шести мертвых волков — единственных свидетелей их соития.

***

Лишь утром следующего дня монахи нашли их спящими глубоким сном. Через несколько часов Гильом де Вивре и Маргарита де Куссон были обвенчаны в церкви обители Ланноэ. Вместо обручальных колец они надели друг другу свои перстни — со львом и с волком.

Гильом и Маргарита направились в Вивре, заехав по дороге в Куссон, чтобы известить о радостном событии Ангеррана. Этот последний, видя свою сестру замужней и сияющей от счастья, едва сдерживал слезы. Он уже давно перестал надеяться для нее на что-нибудь другое, нежели безбрачие в богатом монастыре.

Молодая чета обосновалась в Вивре и зажила вполне счастливо. Оба они остались без родителей, и поэтому им не приходилось заботиться ни о ком, кроме как друг о друге. Замок и окрестные земли принадлежали только им, и поэтому они все тут могли переделать по собственному вкусу. И они не отказывали себе в этом удовольствии, каждый день внося в свою жизнь тысячу изменений, порой важных, порой совершенно пустых.

Их согласие было безоблачным. Супруги совершенно подходили друг другу по уму и характеру, а тела их ладили между собой еще больше, чем души. Желание слиться в любви порой охватывало их в моменты самые неожиданные и было настолько сильным, что они вынуждены были покоряться ему незамедлительно, где бы и когда оно их ни заставало: во время верховой езды, или прогулки бок о бок по замковому валу, или на берегу моря… И что за важность, если кто-то мог их увидеть! Зову волчицы всегда вторило рычание льва, и бывало, что в пылу объятий их перстни яростно сталкивались.

Для Гильома де Вивре все было просто: он по-прежнему был безумно влюблен, как и в тот день, когда его, слушавшего стихи про Тристана и Изольду, внезапно поразил удар молнии. Он желал Маргариту, победил ее в возвышенной борьбе, она покорилась ему и теперь щедро одаривала; он был счастлив.

Что касается Маргариты, то тут дело обстояло несколько сложнее. Ее супруг много раз допытывался у нее: почему, оставаясь до последнего столь холодной и неприступной и даже предпочтя смерть союзу с ним, она вдруг круто переменилась, стоило ему лишь надеть ей кольцо? На все эти расспросы Маргарита отвечала уклончиво. Это означало, что она и не собиралась раскрывать тайну, смысл которой предназначался лишь ей одной.