Сергей Прокопьев - Ларек «Пузырек»

• Название: Ларек «Пузырек»
• Автор: Сергей Прокопьев
• Издательство: Издательство ОмГПУ
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-8268-0146-8

Расхожее утверждение, что народ жив, пока смеется над собой, сегодня надо применять осторожно: слишком заигрались, слишком много позволяем над собой смеяться: От щекотки тоже смеются. Таков смех у большинства современных эстрадных юмористов. Проза Сергея Прокопьева тоже вызывает улыбки и смех, но здесь смех — удивление, смех — восхищение, смех — грусть. Автор любит своих героев и никогда не позволит над ними насмешки.

---

Нет, Бог миловал, отец Василий велел кликнуть мужчин и начал крещение. Сам по-прежнему туча тучей ходит.

Увидел видеокамеру.

— Не гневите Бога! — наложил категорический запрет. — Это вам не Голливуд, а я не Шварценегер.

Однако ничто не вечно под куполом церкви. В процессе крещения начал батюшка оттаивать к светской жизни. Он ведь что, нет-нет да занырнет, как бы по технологии обряда, за кулисы, в ризницу, или как там у них называется. И с каждым заходом щечки розовеют, глаза теплеют, даже синяк здоровьем наливается.

— Где, — спрашивает после одного из нырков, — видеокамера? Зря вы, — говорит, — думаете, что я злыдень-терминатор. Тут однажды покрутился с фотоаппаратом один, а потом в газете снимок напечатали: я держу младенца женского полу над купелью и подпись: «Секс в космосе». При чем здесь, спрашивается, космос и тем паче — секс? И вообще, — говорит, — телевидение и газеты смотреть грех. Там бес.

Но снимать на видео разрешил. Даже подсказывать начал — какой ракурс, откуда лучше взять. Прямо режиссер в рясе. Но строго-настрого наказал: его в фас не «брать». Только в профиль с правой стороны. Мое, говорит, увечье ваше кино не украсит.

— А знаете где, — спрашивает, — поврежденье получил?

Оказывается, не сходя с рабочего места. Купель на него упала.

Та купель, надо заметить, отцу Василию по колено. По любому получается — она самоходно-летающая. Порхает по церкви, как у Гоголя в «Вии» гроб. Или отец Василий на полу пребывал во время падения оной? Одним словом, загадка религии. Отец Василий, то и дело посещая закулисное пространство крестильни, начал путать имена и события.

Наставляя нас на стезю праведности, изрек:

— Это прелюбодеяние, если, к примеру, у Петра, при созерцании каждой длинноногой девицы в короткой юбке, желания непотребные возникают в голове и другом месте. Надо, Петр, господином себе быть.

Петр никак не почитает батюшкино наставление. А кому там почитать? Петру три месяца от роду. Если и есть непотребные желания, так только под себя нагрешить. Вот его смазливому крестному, судя по масляным глазкам, в самый раз попрелюбодеять с длинноногими… Но крестного звали Федор.

Кстати, отец Василий к концу крещения сам был не прочь приударить за симпатичной юбкой. Совершая козе-девице миропомазание, сделался галантным, аки светский лев. Разрешите, говорит, за вами поухаживать. Отставив мизинчик, снял с нее очки, миропомазал лоб. Разрешите, говорит, обратно поухаживать. Надел очки.

Хороший у Аминя духовный отец. Душевный.

Отчиталась я на работе о приеме таинства крещения и таинства миропомазания, мол, призвал на меня отец Василий Божие благословение, теперь не хуже вас православная. И тут же вляпалась на этой почве.

Сижу обедаю, Абзац заходит.

— Ты че, — кричит, — тыт-ты-ры-ты-тыт в бога и черта мясо жрешь, когда пост кругом?

Я от испуга — возьмет и выгонит — ножкой курицы подавилась.

— Извините, — хриплю сквозь ножку, — больше ни в жизнь мясо в рот не возьму.

Не выгнал, но Аминю наябедничал. Аминь призвал меня и других сотрудниц на время поста аппетит на скоромное и другие телесные утехи завязать узлом. О Боге, потребовал, надо думать и работе.

— А кто, — говорит, — пойдет в церковь на всенощную — получит дорогой подарок.

Глаза у женщин загорелись на дорогой презент. В моем финансовом состоянии французская тушь баснословный подарок. А для Аминя она раз плюнуть, у него на шее золотая цепь в шею толщиной и крест нательный размером с надгробный. Что же тогда в его понимании дорогой подарок? Может, стиралку «Индезит» выдаст за церковное рвение? Наша фирма недавно получила десяток по бартеру. Песня, а не аппарат. Сунул белье, кнопку нажал и плюй от счастья в потолок. Одна глажка остается, которая у меня давно автоматическая. При разделении после свадьбы домашнего труда, глажка досталась мужу.

— Что же он подарит? — гадали сотрудницы.

Я про стиралку молчок, зачем конкуренты?

Зря наступала на язык, соперницы еще до старта сошли с призовой дистанции. Ревнивые мужья — знаем мы эти всенощные бдения! — не пустили.

Скажу откровенно, девочки, во время литургии сбивалась на грешные мысли. Про стиралку грешила. Вдруг размечтаюсь под божественный хор, как она впишется в мою ванную… Да и тяжело с непривычки стоять ночь подряд. Ноги отстегиваются, в сон кидает. А подумаешь о дорогом подарке — откуда силы на стояние берутся.

Честно от звонка до звонка отбдила всенощную. На следующий день с раскатившейся губой поскакала на фирму. Аминь по случаю окончания поста закатил для коллективного разговения обед. Скоромное было блеск и шик: икра, балык, карбонат, шашлыки из ресторана. Слюна вожжой, но Аминь завел на полчаса рассказ, как он у Владыки разговелся. Потом спрашивает:

— Кто был на всенощной?

У меня сердце галопом поскакало в сторону «Индезита».

— Я, — отвечаю.

— Молодец, — говорит, — держи дорогой подарок.

И вытаскивает из кармана… нет, не инструкцию по стиралке — восковую свечку.

— Это свеча, — говорит, — из святых мест, из Иерусалима!

— Все, абзац! — закричал Абзац. — Давайте жрать!

Все накинулись на скоромное, а у меня, девочки, аппетит как ножом обрезало. Сижу, как дура, со свечой, и не знаю, то ли плакать от такого абзаца, то ли хохотать от такого аминя?

НЕ СМЫЛИТСЯ

Константин Павлович Диваков нервным шагом наматывал круги на клумбу, что запущенно росла у проходной завода, где работала жена.

Седина в голову — бес в ребро. У Константина Павловича с сединой бес из ребра вышел. Устал. Говорят, если мужчина лысеет со лба, значит, умный, если с затылка — спит на чужих подушках, когда оголяется по всему фронту, — спит на чужих подушках, но с умом.

Константин Павлович был от бровей до плеч лысый и небезосновательно. Тем не менее, к жене с ревностью не вязался. Был в ней уверен на двести процентов. Зато над дружком подсмеивался: что ты дергаешься, к каждому столбу ревнуешь свою? Подумаешь, согрешит разок-другой. Не мыло — не смылится.

Но вдруг улетучился мыльный либерализм.

Возможно, по причине нервного потрясения переклинило мозги. Отправили их производственное объединение в безразмерный административный отпуск. Константин Павлович на хлеб зарабатывать умнее ничего не нашел, как у турков на стройке. Бетонные работы. Механизация ломовая — носилки да лопата. И нанялся, что продался. Без перекуров и выходных, с утра и до позднего вечера спина в мыле.

Работаешь как лошадь, а заработки — воробью по колено. Константин Павлович решил потерпеть пару недель, чтобы сыну брюки спроворить, но на десятый день сорвался. Заговорил с напарником о житье-бытье, а тут откуда ни возьмись турок-прораб налетел.

Шибздик, щелчком перешибешь, но орет, как большой: «Выгоню, русский лень».

Константин Павлович мужчина не мелкого десятка, взял этого потомка янычар за грудки и поднял над землей:

— Ты на кого орешь, нерусь паршивая?!

Турок придушенно пучил глаза, болтал ногами и сразу убежал, как только был отпущен на землю. Константин Павлович плюнул ему во след и сделал стройке ручкой.

Сделать-то сделал, а когда пошел восвояси, ой как плоховатисто-хреноватисто на душе стало. Полтора месяца до турецкой каторги в безработном состоянии оббивал пороги учреждений с протянутой рукой — возьмите на работу. А дома, в перерывах постылых хождений, варкой борщей отрабатывал финансовую несостоятельность… Осточертело у плиты стоять, хоть волком вой…

И опять тем же концом по больному месту…

Вернувшись со стройки, захотел поплакаться жене в жилетку. Жилетка была на месте, жена отсутствовала. Хотя давно пора быть дома как штык. И будто молния в голову ударила — измена!

Может, от турка заразился, когда за грудки схватил? Они на востоке поголовно сдвинутые на верности жен. Чуть что: «Зар-р-рэжу!»

В восемь вечера Константин Павлович не выдержал неизвестности — галопом почесал к заводу жены, где начал нарезать орбиты вокруг клумбы.

Оно ведь — чем хуже живем, тем больше пьем. Отдел у жены сократился наполовину, работы с гулькин нос, деньги дают только к выборам президента, а у них теплая компашка сочинилась. Через день выпивончики. Остаются вечером в отделе и закладывают. Именины у кого-нибудь или праздник из серии «День советской балалайки». И какая-то патология у жены открылась — после второй рюмки на брудершафт со всеми пить.

«Я с бетоном пуп развязываю, она брудершафтами закусывает,» — думал Константин Павлович, наматывая на клумбу тысячный круг.

И все уши прожужжала про Леню, что перешел к ним из другого отдела. Стихи он пишет, романсы под гитару поет.

«Не мыло — не смылится,» — вдруг пришло в голову.

«Тьфу», — зло плюнул Константин Павлович в клумбу и побежал дальше, чтобы через мгновение прыгнуть назад. Вкупе с народной мудростью выплюнул в заросли мост, проложенный на месте отсутствующих передних зубов.