Михаил Семиряга - Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941

• Название: Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941
• Автор: Михаил Семиряга
• Издательство: «Высшая школа»
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1992
• ISBN: 5-06-002525-X

Автор – известный советский историк – рассматривает сталинскую концепцию внешней политики СССР в 1939–1941 гг., ее реализацию и конкретные результаты. Опираясь на ранее неизвестные и малоизученные источники, он дает новые оценки таким историческим фактам, как заключение советско-германского договора о ненападении и подписание секретных протоколов, события в Польше, Прибалтике и Бессарабии, советско-финляндская война, переговоры Молотова с Гитлером в ноябре 1940 г. в Берлине, преступление в Катыни и др. При всей дискуссионности ряда авторских положений книга вызывает значительный интерес, так как в ней анализируются наиболее острые проблемы предвоенного времени. Для преподавателей, аспирантов, студентов вузов, а также всех интересующихся отечественной историей.

---

В течение полутора месяцев (с 15 июня по 2 августа 1939 г.) состоялось 12 заседаний. Обращает на себя внимание засекреченность этих переговоров – на них не присутствовали ни стенографистки, ни переводчики. Роль переводчика выполнял сам В. П. Потемкин. Кстати, в беседе с главнокомандующим вооруженными силами Эстонии генералом И. Лайдонером 11–12 декабря 1939 г. Сталин заявил, что подлинный ход переговоров с англичанами и французами «нами полностью стенографирован и документирован»[34]. Тем более не ясно, почему же эти материалы до сих пор полностью не опубликованы, а советским ученым предлагается соглашаться с официальной точкой зрения на советско-французские переговоры только на основании отдельных выдержек из этой стенограммы.

Проект соглашения, представленный Англией и Францией в первый же день переговоров, в основном повторял их предыдущие предложения. Новым моментом, в частности, британского проекта соглашения было, во-первых, то, что взаимопомощь между тремя сторонами не должна действовать ни против получивших гарантии стран, ни против гарантов, и во-вторых, другие страны Центральной и Восточной Европы могут получить гарантии только добровольно. Такие условия ставили Советский Союз, по мнению Молотова, в унизительное положение, так как Эстония, Латвия и Финляндия отказывались от гарантии со стороны любого государства, в том числе и Советского Союза[35].

10 июля 1939 г. Великобритания решила отклонить предложения Советского Союза об одновременном подписании политического и военного соглашений. 24 июля 1939 г. в телеграмме в НКИД И. М. Майский высказал мнение, что через своих неофициальных эмиссаров Чемберлен зондирует возможность «урегулировать» с Гитлером данцигскую проблему. «Если ему это удастся, – считает полпред, – отпадет необходимость в быстром завершении англо-советских переговоров». Далее Майский сообщает, что если месяца два назад коллеги Чемберлена по консервативной партии не рекомендовали ему идти на очередные выборы без «русского пакта», то теперь они считают, что для победы достаточно «соглашения о Данциге»[36].

Действительно, в конце июля 1939 г. кабинет Чемберлена вырабатывал позицию британской делегации на предстоящих военных переговорах в Москве, сводившуюся к принципу: тянуть время. Чемберлен находил, что в тот период военное сотрудничество с СССР было невозможным[37]. Это означает, что переговоры были нужны Великобритании для того, чтобы помешать возможному советско-германскому сближению и не допустить, чтобы СССР оставался в стороне от возможного конфликта на Западе[38].

Несговорчивым оказалось и правительство Польши. Несмотря на неоднократные предложения Англии и Франции, оно отвергало возможность сотрудничества с Советским Союзом. Поэтому военное руководство СССР считало, что советские войска в случае войны с Германией не могли бы войти в боевое соприкосновение с фашистским вермахтом.

Что же касается позиции советского правительства, то, испытав первые затруднения во время политических переговоров с западными державами, оно стало терять веру и в возможность серьезного военного сотрудничества с ними. Задолго до начала военных переговоров депутат Верховного Совета СССР А. А. Жданов в статье «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР» поспешил заявить, что затягивание переговоров вызывает сомнение в искренности их подлинных намерений[39].

На Западе это заявление вызвало озабоченность. 4 июля 1939 г. Рузвельт попросил советского полпреда в США К. А. Уманского предупредить Сталина, что если он заключит союз с Гитлером, тот нападет на Россию, как только завоюет Францию[40].

Но в сложившейся ситуации переговоры с Англией и Францией уже не имели столь важного, как прежде, значения, так как Сталин и Молотов с мая 1939 г. все более склонялись к тому, чтобы делать ставку преимущественно на германскую карту: с одной стороны, политические переговоры с Англией и Францией шли медленно, а с другой – из Берлина настойчиво предлагали Советскому Союзу всевозможные блага, если всестороннее улучшение советско-германских отношений будет продолжаться.

В эти дни в советской печати можно было встретить заявления, из которых вытекало, что советское руководство без энтузиазма относилось к переговорам с Англией и Францией. Так, в июне 1939 г. в передовой «Известий», резко критиковавшей Англию и Францию за срыв создания системы коллективной безопасности в Европе, содержалась фраза: «У нас нет договоров о взаимной помощи ни с Францией, ни с Англией», хотя в действительности советско-французский договор, заключенный в 1935 г., не был денонсирован. Бывший сотрудник НКИД СССР А. А. Рощин вспоминает, что «такая формулировка в статье могла преследовать определенные цели и была выбрана специально, по неизвестным мне тогда соображениям»[41].

В свете последующих событий можно более определенно высказать предположение, что статья была своеобразным маневром. Она как бы приглашала Гитлера к более активным действиям с определенной гарантией успеха. Ссылаясь на непоследовательность позиции Англии и Франции, Сталин и Молотов склонялись к мысли, что сотрудничество с Германией было бы для СССР более выгодным, если бы в Берлине отказались от антисоветской политики. По мнению некоторых дипломатов, это была игра дилетантов в области внешней политики. В мае 1939 г. английский посол Сидс после первой встречи с новым наркомом иностранных дел Молотовым сообщал в Лондон: «…судьбе было угодно, чтобы я имел дело с человеком, который по внешнеполитическим вопросам не имеет никакого понятия»[42].

Анализируя сложные взаимоотношения ведущих европейских держав летом 1939 г., нельзя согласиться с мнением о том, что переговоры между ними шли по трем равноценным направлениям: продолжались советско-германские контакты, велись активные британско-немецкие переговоры и шли переговоры между СССР, Англией и Францией. Эти переговоры не были равнозначны. На наш взгляд, британско-немецкий зондаж все же не имел реальных шансов на успех.

В течение июня–июля отношения между СССР и Германией носили характер выжидания с обеих сторон[43]. Сталин готов был их углублять, но он опасался, что Англия и Франция перехватят инициативу и совместно с Германией создадут единый антисоветский фронт. Вместе с тем Гитлер был крайне заинтересован в скорейшем выяснении позиции Советского Союза, ибо начало агрессии против Польши в принципе было определено. 3 апреля 1939 г. начальник штаба верховного командования вермахта В. Кейтель подписал распоряжение об изготовке войск к нападению на Польшу по плану «Вайс» в любое время начиная с 1 сентября 1939 г. Через несколько дней, 11 апреля, Гитлер утвердил оперативный план «польской кампании» – «план Вайс»[44].

В дальнейшем сроки нападения на Польшу менялись неоднократно. Так, 23 мая 1939 г. на одном из совещаний Гитлер объявил о своем решении напасть на Польшу при первом удобном случае. В середине августа он сообщил министру иностранных дел Италии графу Г. Чиано, что война против Польши начнется не позднее конца этого месяца. 23 августа после подписания советско-германского пакта наступление на Польшу было назначено на утро 26 августа. Затем 25 августа оно было отложено, потому что стало известно о подписании англо-польского договора. Лишь 31 августа Гитлер принял окончательное решение – выступить утром следующего дня[45].

В своих попытках ускорить сближение Германии с Советским Союзом по широкому фронту немцы с конца июля 1939 г. зашли так далеко, что поставили вопрос о возможности контактов не только по государственной, но и по партийной линии. Как сообщал 27 июля 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов, через одну-полторы недели будет получено приглашение на очередной партийный съезд нацистов в Нюрнберге. В связи с этим Астахов напомнил, что раньше посольство отказывалось от подобных приглашений. «Будем ли мы продолжать эту тактику теперь, когда выступлений против нас и травли ожидать не приходится (если, конечно, обстановка к тому времени не изменится)?» Затем Астахов привел аргументы в пользу принятия такого приглашения. Вместе с тем он предупредил, что «наше появление впервые за все время существования режима вызовет, конечно, немало толков в англо-французской печати»[46].

Через два дня Молотов ответил, что при улучшении экономических отношений могут улучшаться и политические. Советское правительство будет приветствовать такое развитие событий, но в чем оно конкретно должно выразиться, пусть решают сами немцы, рекомендовал советский нарком[47]. Вскоре Астахов присутствовал на мюнхенском празднике немецкого искусства, а советская сторона, в свою очередь, пригласила германских специалистов на открытие сельскохозяйственной выставки в Москве[48].

Информируя далее о предложении заведующего восточноевропейской рефентурой МИД Германии К. Ю. Шнурре коренным образом улучшить советско-германские отношения, Астахов все же напоминал, что политические переговоры между СССР и Германией, по мнению германской стороны, будут возможны только при условии, если не будет подписано англо-франко-советское военно-политическое соглашение. Астахов высказал сомнение, будут ли немцы соблюдать свои эвентуальные обязательства, так как они намерены «этой ценой нейтрализовать нас в случае своей войны с Польшей».