Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы

• Название: Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008621-0

Незабываемый 1991 год… Наивные молодые люди спешат к бетонным стенам Белого дома, чтобы защитить российскую демократию. Но защищаться приходится им самим. Молодой историк Николай Лунин и его друзья, сами того не желая, сталкиваются с одним из секретов государственной власти. Преступившим невидимую черту нет пути назад. Трудно выжить, еще труднее – победить тех, кто почти целый век незримо правит страной…

Третья трилогия знаменитого романа Андрея Валентинова впервые выходит в авторской редакции. «Око Силы» – тайная, спрятанная от нас история XX века.

---

– Верно, – вздохнул Фрол. – Этак нас сразу в Кащенку. Может, и вправду, отстанут?

Юный Мик не на шутку увлекся порученным делом. Правда, с исследованием странного значка дело затянулось, зато через верных адептов Белой Силы ему удалось выйти на несколько точек, где регулярно собирались их злейшие конкуренты – поклонники Силы Черной. По крайней мере три из этих мест вполне заслуживали перевернутой звезды, поскольку находились на заброшенном кладбище, в бывшей церкви и в доме, где некогда обитал генеральный прокурор.

Барон также принял посильное участие в поисках. Выправив благодаря вездесущему Мику билет в бывшую Румянцевскую библиотеку, он проводил там целые дни, штудируя краеведческую литературу, а заодно перебирая подшивки газет за прошедшие десятилетия. Фрол тоже появлялся в Доме на Набережной лишь поздно вечером, и здесь явно не обошлось без увлечения живописью. Лишь Келюс и Кора проводили в квартире почти все время.

Николай чувствовал себя скверно. То и дело его охватывало странное оцепенение, мешая сосредоточиться, думать, даже взять в руки книгу. Перед глазами начинали всплывать странные картины – дикая смесь виденного за последние недели, в ушах слышались непонятные голоса, а кровь в висках то и дело начинала стучать короткими злыми пульсами: «Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо… Нарак-цэмпо…» В такие часы Келюс мог только лежать, закрыв глаза и укрывшись с головой одеялом. Иногда в комнату заходила Кора и садилась рядом. Однажды она, словно невзначай, посоветовала задергивать днем шторы в комнатах, выходя на улицу, надевать темные очки, а на закате обязательно лежать, не открывая глаз и не двигаясь. Лунин без особых колебаний последовал этому совету, и ему стало легче.

Однажды днем, вскоре после обеда, Корф сидел в большом зале библиотеки, на верхней галерее, где в этот час было малолюдно. Полковник обложился подшивками газет, основательно штудируя комплект «Правды» за 1953 год. Занятие это настолько увлекло барона, что он даже не заметил, как на плечо легла чья-то рука. Корф вздрогнул и чуть было не вскочил, но тут же успокоился – рядом стоял Мик. Вид у правнука был несколько взъерошенный.

– Майкл, привет, – шепнул он, – чем маешься?

– Пещера Лейхтвейса, – барон кивнул на подшивку, – дело господина Берия. Начудили комиссары!

– А-а! – зевнул Плотников. – Это мы еще на первом курсе… Слушай, Майкл, хорошо, что тебя встретил, тут такое дело – полный атас…

Они спустились с галереи, вышли из зала и, пройдя мимо гигантской мраморной лестницы, свернули в курилку.

– Майкл! – все тем же шепотом продолжал Плотников. – Я тут в отделе рукописей нашел одну штуку. Еле попал туда, хорошо, одна знакомая помогла…

– Рукописи? – лицо Корфа вытянулось. – Мон шер, ты что, Нестора читать вздумал?

– Нестор тут не поможет. Я насчет Коры…

…Когда Фрол поведал юному наследнику барона о том, что случилось с Корой, он упомянул и о святом Иринее. Правда, дхар и сам не особо вник в смысл сказанного Варфоломеем Кирилловичем, но Плотников решил, что этот Ириней, о котором он имел весьма смутное представление, мог каким-то образом снять заклятие. В агиографии Мик силен не был, но знакомая сотрудница из библиографического отдела помогла подобрать необходимую литературу. Однако, ни в «Словаре русских святых», ни даже в «Великой Минее» ничего подходящего Плотников не почерпнул.

Но вскоре ему повезло. В библиотечном буфете, где в годы тоталитаризма и коммунистической диктатуры варили превосходный кофе, он заметил молодого парня в рясе. Мик немедля пристроился рядом. Парень в рясе оказался студентом духовной академии. Он рассказал об Иринее немало интересных подробностей, но, самое главное, вспомнил, что в отделе рукописей имеется труд французского монаха Гийома де Ту, известного также под именем Овернский Клирик, целиком посвященный именно святому Иринею.

Остальное было делом несложным. Уже через час Мик держал в руках огромный том в потемневшей коже с большими медными застежками. Фолиант оказался настолько редким, что ему не дали даже самому эти застежки расстегнуть. Так или иначе, но вскоре Мик смог полюбоваться великолепными заставками и уникальными цветными миниатюрами. К сожалению, Овернский Клирик писал на латыни, причем, как подчеркнула всезнающая сотрудница отдела, не на языке Цицерона и Ливия, а на средневековой «кухонной», понимать которую было особенно затруднительно.

Барон был изрядно озадачен. Чернокнижия он чурался. Правда, труд Гийома де Ту о святом Иринее не подпадал под эту категорию, но что-то заставляло быть настороже. К тому же его гимназическая латынь изрядно рассеялась за фронтовые годы, и, кроме обязательного «arma, armo, armae» и «amore, more, ore, re, e» в голову ничего латинского не приходило. Однако полковник послушно проследовал в отдел рукописей и полюбовался миниатюрами, изображающими различные эпизоды из бурного жития Иринея. В тексте удалось опознать несколько знакомых слов, но, после получасовых попыток, барон посоветовал правнуку признать поражение и отправиться домой.

Уже на выходе из библиотеки наметанный глаз Корфа скользнул по куртке Мика. Взглянув еще раз и убедившись, что не ошибся, полковник подождал, пока они углубятся в тихие арбатские переулки, и там, возле безлюдной подворотни, внезапно схватил Плотникова левой рукой за плечо. Таиться больше не имело смысла, и смущенный Мик извлек на свет божий внушительного вида клинок в кожаных ножнах.

Барон укоризненно покачал головой и, не слушая сбивчивых пояснений наследника по поводу взятой для самозащиты семейной реликвии, вынул оружие из ножен. Тускло сверкнула в неярких лучах вечернего солнца серая сталь. Барон всмотрелся – перед ним был немецкий егерский нож.

– Прадед оставил, – объяснил смущенный Мик. – Бабушка рассказывала, что когда в 17-м коммуняки заварушку устроили, он подарил его деду… Ну, ее брату…

…Нож достался полковнику темной октябрьской ночью 15-го, после короткой вылазки в немецкие окопы. Германский унтер взмахнул им перед самым лицом барона, но ударить не успел – Корф уложил врага из верного нагана. В 17-м он и не думал оставлять трофей шестилетнему Вовке, просто забыл, когда, спасаясь от красногвардейского налета, уходил черным ходом из квартиры.

– Ну, дядя Майкл! – заканючил правнук. – Ну, облом прямо! Почему вы все – с оружием, а я – нет?

– Хорошо, – чуть подумав, решил Корф. – Завтра верну. Только, мон шер, носить его надобно совсем иначе…

Рано утром барон съездил к заутрене на Ваганьково, а затем подошел к знакомому священнику, обратившись к нему с весьма необычной просьбой. Поначалу старик испугался и хотел отказаться, но, еще раз поглядев на Корфа, неожиданно для самого себя дал согласие. Немецкий нож был по всем правилам освящен, и удовлетворенный полковник отправился в город, размышляя о многих вещах сразу – от необходимости уберечь неумеху-правнука от серьезных неприятностей до нерешенной проблемы «кухонной латыни».

В библиотеке не сиделось, и ноги привели Корфа в Дворянское Собрание. Он прошел в небольшой зал, который на этот раз был почти заполнен. Барон не преминул поинтересоваться причиной, и ему охотно сообщили, что Собрание намерено разобрать два животрепещущих вопроса: составление протеста против отделения Малороссии и деятельность малого предприятия «Зико-Рюс». Полковник лишь пожал плечами, еще раз обвел глазами зал и, наконец, заметил в дальнем углу знакомое лицо. Старик Говоруха сидел в заднем ряду, внимательно наблюдая за Корфом.

Повестка дня не особенно интересовала Ростислава Вадимовича, поскольку он охотно откликнулся на приглашение погулять по прекрасным осенним улицам Столицы. Немного пройдясь, Корф и Говоруха присели на лавочке в скверике, любуясь желтеющими кронами высоких кленов.

– Рад вас видеть, Михаил Модестович, рад… – приговаривал старик. – Признаться, подумывал даже вас искать. Вы же теперь, можно сказать, знаменитость!

– А-а! – понял Корф. – Да-с, побывал в «чеке». Довелось…

– Именно, что в «чеке», – поспешно согласился Говоруха. – Видел, видел, как Миша Плотников выступал… А я, знаете, Михаил Модестович, грешным делом вам не поверил. Походил, поспрашивал, даже в эту самую «чеку» запрос послал…

– Это вы о чем? – насторожился полковник.

– Как бы это помягче… В общем, не было у Владимира Михайловича Корфа сыновей. Так что я не ошибся. Никаких Корфов в Канаде нет – по крайней мере, потомков Модеста Корфа.

– Да… – печально вздохнул барон. – Не было у Вовки детей, Славик. Он и был последним Корфом.

– Не последним! – старик перешел на шепот. – Я, конечно, стар, Михаил Модестович, да и Совдепия ума не прибавила, да только тебя, Миша, и на том свете узнаю! Вначале, признаться, чуть не спятил, отвык от такого в эпоху, так сказать, диалектического материализма. А потом понял: нет, не спятил, и ты, Миша, не самозванец! Именно ты меня за уши таскал…