Галина Востокова - Нефритовый слоненок

• Название: Нефритовый слоненок
• Автор: Галина Востокова
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00528—5

Первая книга ташкентской писательницы Г. Востоковой основана на исторических документах. В центре повествования удивительная судьба русской девушки, прообразом которой послужила Екатерина Десницкая, ставшая в начале века женой сиамского принца Чакрабона. В романе с большой достоверностью воспроизводятся быт и нравы Сиама (Таиланда).

---

Как грибы после дождя, возникали многочисленные рестораны. Катю они вовсе не привлекали. Но как-то пришлось провести вечер в наимоднейшей «Лампе Аладдина»: неудобно было отказать пригласившей ее княгине. И одного раза оказалось достаточно.

Кельнерам, одетым джиннами, кричали, заново открывая пьяный каламбур: «Джинн, накапай-ка мне джину!» Хохотали, довольные собственным остроумием. И в стаканы лился гимлет – коктейль из джина с лимонным соком. В зале «Гарем» среди поддуваемых вентиляторами длинных цветных полотнищ, изображающих то ли костры, то ли пламя страсти, на порядком истертых персидских коврах изгибались под монотонную музыку дивы, наряженные в полупрозрачные шальвары. Бывшие графини? Или купчихи? От «восточных танцев» веяло такой беспросветной пошлостью, что не спасали ни приторно-сладкий шербет, ни прекрасный драгомировский форшмак.

От полотнищ метались по потолку подцвеченные тени.

Тени! Вот именно!.. Все натужно веселящиеся вокруг были не чем иным, как тенями самих себя – бывших, расточительных и привыкших повелевать.

За соседним столиком усатый драгун затянул с надрывом: «Здесь шумят чужие города и чужая плещется вода…» «И чужая светится звезда», – гнусаво подхватил его сосед и залился пьяными слезами.

Катя потерла пальцами виски и достала из сумочки облатку аспирина.

– Что, милочка, голова разболелась? – посочувствовала княгиня Ольга. – Да, душно. И накурено.

Катя поспешила воспользоваться удобным моментом:

– Я и правда неважно себя чувствую. Не привыкла…

– Ну идите, я вас отпускаю! Сейчас найдем провожатого. Михайлов!

– Ась? – дурашливо откликнулся драгун.

– Кажется, тебе пора проветриться. Отвезешь Катюшу домой.

Он с готовностью поднялся, но, к Катиной радости, покачавшись в такт музыке, грузно плюхнулся на место.

– Не беспокойтесь, ваше высочество, здесь недалеко… Я найму извозчика. До свидания.

Наконец-то вечер окончился.

Настало первое мая.

Бело-зеленые вагончики резво постукивали на рельсовых стыках. Ночью прошел дождик, и свежий ветер овевал прохожих ароматом акаций.

Катя издали увидела Вениамина у входа в фанзу с вертушкой из дракончиков. Он смотрел в сторону перекрестка, где собралась возбужденная толпа китайцев.

– С добрым утром, Вениамин, – окликнула она его, но в этот момент грохнули барабаны, зазвенели литавры, ударили гонги, и художник только кивнул в ответ, потянув Катю за руку ближе к стене, чтобы не мешать проходившей колонне.

Впереди на длинных, прогибающихся под тяжестью палках несли барабан. Между палками шагал человек в синей робе и что было мочи колотил по нему, отбивая такт. Писк свирелей можно было услышать только в промежутках между мощными ударами. Вместо хоругвей над толпой вздымались драконы из папье-маше. Они в едином ритме хлопали глазами размером с блюдце. А дальше лозунги – иероглифами с переводом на английский, русский или немецкий: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Да здравствует восьмичасовой рабочий день!»…

Последняя шеренга скрылась из виду.

– Ну что, Екатерина, пойдем за ними? Посмотрим?

Вениамин на этот раз был вполне корректен, приглажен, и взор ясен.

– Пойдем, конечно, – сказала Катя и не удержалась, чтобы не припомнить ему недавних слов: – Но это ведь политика, от которой вы хотели держаться подальше.

– Во-первых, это не наша политика, а во-вторых, я из чистого любопытства, как художник. Вдруг интересная характерная сценка! Вот… у меня и бумага с собой, – выкрутился Вениамин и показал Кате блокнотик с карандашом, засунутые в карман сюртука.

Они пошли в сторону удаляющегося грохота.

Большая площадь была заполнена народом. Стихийно образующиеся группы окружали ораторов, растекались, собирались вновь возле других.

На стремянку забрался сухощавый седой человек. Придерживаясь одной рукой и размахивая другой, он стал произносить речь – пламенную до исступления.

– О чем он? – спросил Вениамин.

– Я не успеваю понять все, но примерно: «Вставайте, изнуренные трудом рабочие! Сегодня день вашего пробуждения». Вениамин, а это не Сунь Ятсен? Говорят, он сейчас в Шанхае?

– Нет. Я видел его фотографию у Дин Си. Этот совсем другой.

Оратор кончил под одобрительные возгласы: «Хао! Хао!»

Катя разглядывала людей. Европейцев были единицы. На них никто не обращал внимания. Все были воодушевлены и объединены общей целью.

Такое Катя видела впервые, если не считать войны – госпиталя и бегства из-под Мукдена. Петербург, эмигрантский Шанхай – каждый из окружающих был сам по себе, обремененный личными хлопотами и невзгодами. А Парускаван так и вообще – башня из слоновой кости…

Неужели это те же забитые рикши и кули, не поднимающие глаз от своих босых ног, бесконечно бегущих по сходням и асфальту? Неужели рабочие, измученные конвейерной гонкой?

Толпа расступилась, пропустив открытый автомобиль с алыми флагами. На сиденье вскочил китаец в синей блузе. Катя уловила слово «Россия» и протиснулась поближе.

– О чем он? – дернул ее за руку Вениамин.

– Подождите… потом скажу… и так через слово понимаю! – отмахнулась она.

И только когда его сменил другой оратор, призывающий ко всеобщей забастовке, Катя повернулась к Вениамину:

– Сначала говорил про революцию, объяснял, что Советская Россия хочет добра китайцам, освободила их от контрибуции, и поэтому они должны ответить добром и требовать, чтобы пекинское правительство признало страну большевиков. Потом вон тот, маленький, закричал, что русские в Синьцзяне грабят население, а значит, они – враги. А с машины ответили, что это не только враги Китая, но и враги Советов. Белогвардейцев пустили в деревни с условием сдать оружие, а они не сдают и еще бесчинствуют. Отряды Бокича? Бакича? Я не расслышала.

– Бакича. Ваша разлюбезная княгиня считает его героем и помогает финансами, чтоб не совсем ослабел с голодухи.

– Клянемся! Клянемся! – закричали вокруг, и Катя опять стала слушать оратора.

– И клянемся, что отдадим все силы и, если надо, жизнь борьбе с буржуазией!

Тут человек на машине засунул палец в рот и со всей силой прикусил его, скривился от боли, но еще крепче стискивал зубы, раздирая кожу, пока на губах не показалась кровь. Ему протянули с сиденья кусок полотна, и он стал водить пальцем по белому материалу. Корявые красные иероглифы с потеками впечатляли сильнее слов. Уголок полотна он приложил ко рту – поцеловал? – оставив четкий след, как от губной помады.

Катю передернуло.

– Да, зрелище не для слабонервных, – отметил Вениамин. – Пойдемте где поспокойнее, вон туда, к лавкам.

Торговки в засаленной одежде продавали пирожки и прочую снедь. Кате есть не хотелось, а Вениамин соблазнился, купил жареную рыбешку с рисом и соевым соусом. Здесь крика было поменьше. Разве что продавцы зазывали, расхваливая товар. Но нет… Еще оратор… Правда, говорит негромко, водя указкой по плакату, и люди слушают сосредоточенно. Что же их так заинтересовало?

– Екатерина, не отходите, потеряетесь, – остановил ее Вениамин.

– Нет, я тут, рядышком…

Оказывается, это и не политический плакат, а анатомическая схема! Вот не ожидала! Студент. Медик. Не иначе как «хождение в народ». Одна из слушательниц непонимающе покачала головой. Парень задумался – как объяснить подоходчивее? – и вдруг, скинув блузу, стал водить пальцем по своей груди, очерчивая контур легких.

– Может, хватит, Екатерина? Не знаю, как вы, а я что-то устал.

– Да, пожалуй, – согласилась Катя, и они пошли с бурлящей площади.

Последнее, на что они обратили внимание, был прикованный к столбу человек в кандалах, окруженный негустой толпой. Он сидел с низко опущенной головой да еще закрывал лицо руками. На столбе висела картонка с надписью – имя и, ниже, «Вор». Значит, выставлен в назидание любителям легкой наживы. Чтоб все знали преступника в лицо и по имени. Люди подходили ближе, смотрели презрительно, какая-то женщина сплюнула в сердцах.

Вдруг крики и шум позади усилились. Вениамин прислушался:

– Этого и следовало ожидать. Полиция. Что-то поздно спохватилась. Зато мы вовремя унесли ноги. Пойдем к трамвайчику, Екатерина. – И, помолчав, спросил: – Ну как экскурсия? Не жалеете, что пришли?

– Нет, конечно. Мудрено пока разобраться, но они молодцы, те, кто все это организовал. Правда?

Несколько дней погода была неустойчивой. По-летнему жаркое солнце разгоняло моросящие тучи, и опять небо становилось раскаленным и бездонным. Видно, из-за перепадов давления болела голова. А отсюда уже и тоска, кажущаяся беспричинной. По Ежику соскучилась – сил не было. Только и радости, что по ночам во сне иногда пригрезится. И то маленьким, почти грудным. Взятые у букиниста книги были перечитаны дважды. Надо бы сходить за новыми… Но там рядом дома княгини, Мими… обязательно кто-нибудь встретится. Послать в магазин Намарону? С запиской букинисту… Собралась уже было, но мальчуган принес муарово-серый конверт с вензелем княгини. А в нем приглашение на молебен по случаю дня рождения последнего императора всея Руси. Отказаться? Невозможно. Пришлось отправиться в собор.