Александр Жарден - Франсуаза Фанфан

• Название: Франсуаза Фанфан
• Автор: Александр Жарден
• Издательство: Радуга
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004120-1

Что может быть прекраснее любви? Романтичная и нежная, робкая и страстная, преданная и безответная… – каким разным бывает это чувство… Оно может дарить радость и причинять боль, но оно наполняет нашу жизнь смыслом и без него пусто в душе даже самого благополучного и преуспевающего человека.

Александр Жарден, несмотря на свою молодость, один из самых читаемых сегодня на Западе авторов. Книги его сразу становятся бестселлерами у него на родине, во Франции, быстро переходя затем в разряд мировых бестселлеров. Секрет такой популярности в том, что книги молодого писателя говорят всегда об одном – о любви, о горячем стремлении людей пронести это чувство через долгие годы супружества, о верности и преданности, пылкости и романтичности.

---

Однако очень скоро меня разволновала сногсшибательная красота Фанфан. И я принял меры, чтобы предотвратить восстание моих мужских инстинктов: запретил себе думать о чем бы то ни было, кроме мчащегося через поля поезда. Представлял себе локомотив в мельчайших деталях.

Вот каким способом удалось мне задушить свое желание.

Ожидание ласк Фанфан я предпочитал самим ласкам.

Жил надеждой, что мы станем первой парой, любовь которой будет продолжаться полвека, не подвергаясь тлетворному воздействию повседневности.

Мои методы могут показаться суровыми, если не жестокими; но я так вел себя не только в собственных интересах, но и в интересах Фанфан. Она также вкушала – и с каким пылом! – сладость напряженного ожидания, которое нас объединяло.

Когда Фанфан проснулась в дворцовых покоях, меня там уже не было. Я улизнул, чтобы этот венский вечер показался ей сном, в котором Очаровательного Принца поглотила ночь.

Я снял мундир и, чтобы пробудиться окончательно, выпил две чашечки кофе в табачном баре. На улице весна делала неуверенные первые шаги. День занимался для всех, но для меня больше других. Я радовался победе над собственными чувствами.

Я все еще слышал свисток локомотива, который старался удержать в воображении, пока меня не сморил сон. Эта ночь умеренности возбудила мои плотские вожделения сверх того, что может выдержать человеческий организм; но я удержался. И к моему ликованию примешивалось чувство собственного героизма.

День для меня представлял собой двенадцать часов необыкновенного счастья. Я улыбался, и все вокруг улыбалось мне. В метро я спешил уступить место, меня благодарили. Я был охвачен непрекращающимся приступом веселья. Я был влюблен и ощущал в себе силу, способную защитить мою любовь от коварного времени. Я сумел сдерживать свое желание всю ночь и полагал, что смогу выдержать целую жизнь.

Вечером я встретился с Лорой. Она обняла меня, потом напомнила, что воскресенье – день «приборки». Пока я орудовал пылесосом, она рассказала о событиях и делах в семье Шантебиз за этот день. Повторила то, что рассказывала десятки раз. Ее родители никогда не меняли воскресную программу: нудный ранний завтрак, отупение в церкви на мессе, второй завтрак у «мадам бабушки», изливавшей свой яд, салонные игры в пятнадцать часов и, наконец, обязательная совместная прогулка. Моя веселость окончательно испарилась.

Мы пообедали перед телевизором. Лора захотела посмотреть фильм. Меня охватила тоска. Появилось такое чувство, словно я загодя, на двадцать лет раньше срока, напялил на себя обветшавшие одежды ее отца.

– Ты нашел себе место для стажировки? – спросила она, когда фильм прервали рекламой.

– Нет.

– Ты же знаешь, как это важно для твоего аттестата. Если хочешь, мои родители похлопочут, чтобы тебя пригласили в фирму «Дюблан», которая торгует водоподогревателями. Неплохо, если бы после окончания Школы они взяли тебя к себе, верно? – ласково добавила она.

Мой curriculum vitae,[8] фирма, торгующая водоподогревателями, Политическая школа – все это было так далеко от меня, так далеко от феерической, полной страстей жизни Фанфан. Неужели я появился на свет божий, чтобы торговать водоподогревателями? Восхитительная Лора вызывала у меня тошноту.

Потом мы поговорили о нашей свадьбе. Лора не уступала ни в одной мелочи. Я стал повышать голос – получилась размолвка.

Лора желала, чтобы уведомления о бракосочетании содержали все освященные традицией глупости. Собиралась пригласить целую ораву своих родичей и вдобавок решила, что мы сделаем заказ на свадебные покупки, куда войдет всякая посуда, некоему торговцу, слывущему престижным и дорогим, потому что он снабжал семь поколений ее рода. Моя печаль перешла в раздражение. А еще она хотела, чтобы я был одет во фрак, точно факельщик похоронного бюро; мое раздражение сменилось злостью.

Я понимал важность нашего спора. Уступить означало бы навеки отказаться от права самому распоряжаться своей жизнью. Моя сговорчивость побуждала бы Лору укрепить свое главенство в нашей совместной жизни. И тогда мне пришлось бы принять пошлые покрывала, которые ее мать обязательно нам всучит, и многие вещи похуже, и я уперся на своем.

Перед тем как лечь в постель, Лора шумно помочилась, не прикрывая дверь уборной, смежной с нашей комнатой, а потом без всякого стеснения громко пукнула. С тех пор как мы назначили срок свадьбы, она все меньше следила за собой. Случалось ей и рыгать при мне под тем предлогом, что, дескать, «вредно сдерживать желудочные газы».

В постели мне не понадобилось думать о поезде, чтобы не прикасаться к Лоре. Все, что связано со словом «супружество», вдруг стало вызывать у меня отвращение. От мысли о том, что мне придется делить ложе с Лорой по крайней мере полвека, меня мороз продирал по коже.

Мое невинное приключение с Фанфан сделало для меня невыносимой распущенность, которую я до той поры терпел. Мне показалось нелепым хранить верность Лоре и сдерживать порывы, пробуждаемые Фанфан, только для того, чтобы порвать с нравами Вердело. Разве вчера ночью я не одержал победу над своими плотскими аппетитами с помощью одной только воли? Не понадобился мне ни образ Лоры, ни воспоминание о связи с ней.

Но хватит ли у меня смелости отделаться от Лоры? Этот вопрос не давал мне покоя. Мучила мысль о том, что я пойду по стопам родителей, а ведь я стремился уйти от злого рока, похоже тяготеющего над нынешними влюбленными.

Лора прильнула ко мне. Каким жалким показалось мне ее прикосновение по сравнению с тем, что я мог бы испытать вчера ночью, если бы ощутил всем телом нежную бархатистую кожу Фанфан!

Так что же мне делать: сразу бросить Лору или сделать передышку в развитии наших отношений?

Терзаясь этим вопросом, я предательским образом заснул.

Назавтра утром на лестничной площадке я столкнулся носом к носу со светловолосым мужчиной, который вышел из квартиры моей матери.

Я не раз встречал его у нее на обедах. Мать представила мне его как «друга». Я заметил, как настойчиво он смотрел на нее. В какой-то мере его оправдывало положение репортера, обязанного интересоваться всем на свете; «Мне платят за то, чтобы я во все совал свой нос», – сказал он однажды. Ему было сорок с небольшим, лицо его было отмечено критической сдержанностью, исчезавшей при порывах необыкновенного воодушевления.

Увидев меня, он немало смутился, словно застыл. Я ответил на его приветствие, как будто я ему чем-то обязан. Мы вместе вошли в лифт.

Промолчали до первого этажа.

Пока спускались, мои намерения относительно Лоры сменились на противоположные. Острое напоминание о Вердело пробрало меня до мозга костей. Мир для меня еще раз содрогнулся, и я снова стал мечтать о незыблемом супружеском союзе. Простил Лоре ее принадлежность клану Шантебиз, простил фирму, выпускающую водоподогреватели, домашнюю тиранию и скопление газов в кишечнике.

Когда лифт остановился, я в душе согласился с тем, чтобы Лора составляла смехотворные уведомления и пригласила на свадьбу все ветви и листья своего родословного древа.

В конце концов, Лора была очаровательна, и не она одна была виновна в вырождении нашей любви. Иными вечерами и мне случалось вести себя, как если бы я был уже ее мужем. Я не давал себе труда понять, что она говорит, забывал вносить чувства в нашу повседневность.

Меж тем я всеми силами души хотел создать возвышенную и вечную идиллию. Желал остаться Очаровательным Принцем для своей избранницы до того часа, когда меня унесет смерть.

Мне оставалось лишь держаться на безопасном расстоянии от Фанфан, чтобы у нее сохранился образ идеального возлюбленного, каким я хотел стать. Мне необходимо было, чтобы девушка считала меня всегда способным соблазнить ее.

Кроме того, по правде говоря, мне не хватало смелости войти в жизнь Фанфан. Лора не требовала от меня ничего, лишь бы я продолжал учебу в Политической школе, согласился продавать водоподогреватели до пенсионного возраста и ублаготворять ее в постели. А Фанфан поставила бы меня на перепутье. О, она была слишком тонкой натурой, чтобы повелевать… Но она сумела бы напомнить мне, что я в силу своего рождения должен стать Александром Крузо, и никем другим. Она сама стремилась окунуться в мечту. И не поняла бы меня, если бы я не нырнул вслед за ней.

Однако меня беспокоили мои тайные помыслы. Я жаждал исправить действительность, всегда казавшуюся мне невыносимой, сочиняя пьесы для театра. Однажды я даже попытался написать пьесу тайком от всех. Если бы меня в этом уличили, я был бы смущен не меньше девственника, которого застали в момент мастурбации. От страха я сжег первый вариант, как только дописал последнюю сцену. Все было бы по-другому, если бы рак унес моего отца; но он остался жив, и его писательская жизнь ужасала меня. Отпугивали его поиски абсолюта в беспорядочном существовании. Ни за что на свете не хотел я идти по его стопам и боялся возрождения моих мальчишеских страхов, как только возьмусь за ручку и положу перед собой чистый лист бумаги. Лора не желала будить дремавшего во мне драматурга – предпочитала, чтобы я продавал водоподогреватели. Конечно, она не обладала притягательностью свободной Фанфан, но в ее объятиях я чувствовал себя надежно укрытым.