Александр Жарден - Франсуаза Фанфан

• Название: Франсуаза Фанфан
• Автор: Александр Жарден
• Издательство: Радуга
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-05-004120-1

Что может быть прекраснее любви? Романтичная и нежная, робкая и страстная, преданная и безответная… – каким разным бывает это чувство… Оно может дарить радость и причинять боль, но оно наполняет нашу жизнь смыслом и без него пусто в душе даже самого благополучного и преуспевающего человека.

Александр Жарден, несмотря на свою молодость, один из самых читаемых сегодня на Западе авторов. Книги его сразу становятся бестселлерами у него на родине, во Франции, быстро переходя затем в разряд мировых бестселлеров. Секрет такой популярности в том, что книги молодого писателя говорят всегда об одном – о любви, о горячем стремлении людей пронести это чувство через долгие годы супружества, о верности и преданности, пылкости и романтичности.

---

В любви мсье Ти не делал скидки на возраст. Он считал позорным оцепенение супружеских чувств. До этого женитьба его не прельщала. Он не хотел, чтобы его тащили на буксире или он кого-то тащил.

У Мод хватило мудрости не заявлять никаких прав на него. Она просто дала ему понять с уверенностью человека, мечты которого сбылись, что для нее пылкая нежность без обручения не существует. Она убедилась в этом на опыте первого замужества. Ревнуя ее к счастливому прошлому, мсье Ти через три недели обменялся с ней кольцами. Ей было восемьдесят три, ему – на два года меньше.

Старый Ти не пустился бы на подобную брачную авантюру, если бы не знал, что время работает на него. Ему не придется приспосабливаться к повседневности. Их союз сохранял неизбывный дух грозового разряда, от которого они никогда не опомнятся.

Нам с Фанфан было по двадцать лет. От смерти нас отделяло полвека, если не больше. Нашему союзу хватит времени тысячу раз окостенеть, если я не сумею совладать со своими плотскими аппетитами. Я не видел другого способа продлить до бесконечности ожидание нашего первого поцелуя; полвека ожидания – таков был мой идеал.

Но Фанфан одним своим видом сулила мне небывалое наслаждение. Я нутром чуял, что она из тех женщин, которые возносят тебя на седьмое небо.

Из Орлеана я, вместо того чтобы ехать домой, отправился в Альпы, чтобы сорвать эдельвейс для Фанфан. Хотелось совершить поступок, который доказал бы ей глубину охватившего меня чувства; тем сильнее будет разочарование, когда я воздержусь от поцелуя.

Но кроме этого расчета мной двигала искренняя любовь.

Чем дальше поезд углублялся в горы, тем большая, радость охватывала меня. Мне казалось, что, вырываясь за рамки общепринятых норм поведения, я попадаю в романтический мир. Улыбка не сходила с моих губ. Обывательская любовь осталась где-то далеко позади.

У бара вагона-ресторана я встретил несколько студентов, которые завтра собирались подняться на вершину Монблана. Мои вопросы об альпинистском снаряжении дали повод для дальнейшего разговора. Мы обменялись ничего не значащими фразами, потом один из них спросил о цели моей поездки.

– Я еду, чтобы в горах сорвать эдельвейс для девушки, которую люблю, – с восторгом ответил я.

– Твоей подружке? – удивленно спросила одна из девушек.

– Нет. Я слишком люблю ее, чтобы прикасаться к ней. Все подумали, что я шучу.

– Так не бывает.

– Клянусь, это правда! – горячо воскликнул я.

Полчаса мне понадобилось, чтобы убедить их в вероятности экспедиции за эдельвейсом ради женщины, и еще полчаса – чтобы они поверили моей решимости не заключать в объятия ту, которую я люблю и которая любит меня. Через шестьдесят минут парни смотрели на меня как на инопланетянина, а вот девушки – те как будто не считали мои взгляды такими уж старомодными.

Как я ни старался убедить парней в необходимости моего романтического предприятия, они только и делали, что подтрунивали надо мной. Такое отношение обидело меня и вынудило также прибегнуть к иронии. Молодым людям, как видно, неизвестно, что назначение мужчин – любить женщин и величия они достигают только тогда, когда поднимаются до возвышенных чувств. Без любви они лишь марионетки, гоняющиеся за ложными ценностями. Без любви их жизнь – самообман, мираж.

Через несколько часов я расстался со студентами на перроне вокзала в Шамониксе, проникнутый убеждением в неоспоримой красоте своих намерений. За моей спиной кто-то из парней сказал:

– Он чокнутый…

– Послушай, а сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз дарил мне цветы? – откликнулся девичий голос.

Обе эти реплики лишь укрепили мою решимость. Мне нужно было во что бы то ни стало добыть эдельвейс для Фанфан. Поначалу поиск цветка представлялся мне самому упоительной причудой; теперь же мои действия словно были утверждены здравым смыслом и казались логически необходимыми. Безумцы как раз те, кто вкладывает в свою страсть лишь какую-то частицу себя.

Я сошел с автобуса у станции подвесной канатной дороги около одиннадцати часов утра. Обратился к служащему:

– Не подскажете ли, где тут можно найти эдельвейсы?

– Эти цветы охраняются законом. Собирать их запрещено, – ответил тот и указал на плакат с фотографиями растений, которые министерство охраны окружающей среды пыталось спасти от любителей букетов.

Скрепя сердце я попросил билет.

– Я вас предупредил, – настаивал служащий. – Жандармы вмиг составят протокол.

Я пожал плечами, сел в кабинку и поднялся в воздух. Мне было не очень приятно нападать на природу, но не возвращаться же несолоно хлебавши, после того как я проделал путь в несколько сот километров.

Когда я поднялся наверх, не увидел ни одного жандарма, который усугубил бы мои муки нечистой совести. Солнце уже припекало вовсю, и мне захотелось пить. Я напился из пенистого горного ручья и начал подниматься на вершину, словно у меня выросли крылья, ибо предо мной маячил образ Фанфан.

Через три часа я эдельвейсов все еще не нашел, зато нос у меня потек, как тот горный ручей, видно, не следовало мне пить из него ледяную воду. Нос буквально расплавился. Такое предательство со стороны моего тела как раз в тот момент, когда экспедиция требовала всех моих сил, утвердило меня в мысли, что одного духа мало. Но тем не менее воля моя осталась несгибаемой.

К шести вечера, однако, и решимость пошла на убыль. Измотанный пробой сил в альпинизме, с бурчаньем в животе от голода, я начал сомневаться. Вся затея вдруг показалась мне глупостью. Что я тут делаю на вершине утеса? Я понял, почему насмешливо улыбались студенты в поезде, и осознал, что руководствоваться в жизни прочитанными романами – пустое занятие, напрасная трата сил. Мой первый шаг в этом предприятии неизбежно повлек за собой второй, но, пожалуй, пора положить конец средневековому подвигу и благоразумно вернуться в постель к Лоре.

Окончательно разочаровавшись, я встал и тут вдруг оторопел, увидев перед собой на склоне как будто вечный снег. Появление этих пушистых цветов вмиг опровергло все мои рассуждения, включая отказ от дальнейшего поиска. Отхлынули сомнения. Это неожиданное открытие показало мне, что при надлежащем упорстве все принятые решения выполняются.

С бесконечной нежностью сорвал я цветок и осторожно поместил его в бумажный кулек, после чего вернулся в Париж.

Мое исчезновение встревожило Лору. Она потребовала объяснений. С ликованием в душе я солгал, как если бы провел время с любовницей, тем самым создав у самого себя ощущение, будто я любовник Фанфан. Я боялся, как бы это желание не стало реальностью, но все равно мне приятно было вести себя так, будто решительный шаг уже сделан.

Лора сочла нужным поверить сочиненной мной сбивчивой истории, но, когда я отказался ехать к ее родителям на следующий уик-энд, выказала меньше понимания.

– Что ж, поеду одна! – объявила она, ни минуты не сомневаясь, что предоставляет мне свободу действий для новой встречи с любовницей, то есть с Фанфан.

– Ладно, – сказал я, удержавшись от улыбки.

Итак, я назначил Фанфан свидание на субботний вечер, заказав лучший столик в ресторанчике на правом берегу Марны, в двадцати минутах езды от центра Парижа. Терраса выходила на реку и с наступлением темноты освещалась только свечами. Полутьма, и рядом – вода.

В такой обстановке, которая сама по себе служила почти признанием, я мог усиленно ухаживать за Фанфан, не открываясь до конца. Я собирался рассыпаться в двусмысленных любезностях, которым противоречили бы и мои слова, и мое бездействие. Хотел, чтобы для нее это был вечер маленьких разочарований вперемежку с минутами, когда все мечты казались бы ей осуществимыми.

Вы, возможно, удивитесь, что я заранее намечал свое поведение: разве влюбленные, как правило, не поддаются опьянению собственных порывов? Да, это несомненно. Но во мне всегда жили на равных правах искренность и расчет. Я, конечно, буду придерживаться определенной тактики, но от всей души. Я питал особую страсть к любовным перипетиям, которые неизменно переживал с трепетом душевным.

Впрочем, я не очень был уверен, что удастся действовать в полном соответствии со своими намерениями. Легко было строить планы вдали от Фанфан, а вот их выполнение в ее присутствии будет гораздо труднее. Вдруг ее взгляд парализует мою волю? Но я все же считал себя способным умерить свои порывы, во всяком случае, хотел в это верить.

По мере приближения часа свидания решимость моя крепла, ибо я испытывал все возраставший горький стыд: готовиться в душе к свиданию с другой уже означало изменять Лоре. Правда, я не мог упрекнуть себя в том, что страстно желал Фанфан: желания никому не подвластны. Но ведь я – в принципе – оставался хозяином своих поступков. Мне казалось, что, воздерживаясь от того, чтобы поцеловать Фанфан, я частично искупаю свою вину. Сделки с самим собой какими только не бывают!