Евгений Даниленко - В заколдованном круге (Рассказы)

• Название: В заколдованном круге (Рассказы)
• Автор: Евгений Даниленко
• Жанр: Русская классическая проза

---

Деревенский детектив

Широков, сельский участковый, вошел в свой кабинет, расположенный при местном ДК, и не успел снять шинели, как дверь отворилась без стука, на пороге появилась женщина с ярко накрашенным ртом.

- Я к вам, товарищ старший лейтенант.

Широков уже шестой год ходил в старших лейтенантах. Не диво, что от слов посетительницы он невольно поморщился.

- Слушаю вас.

- Я Мария Петровна Косточкина, бывшая учительница начальных классов, ныне пенсионерка, проживающая в собственном доме по Тихому переулку... Дело у меня, товарищ старший лейтенант, вот какое...

Через десять минут Широков и Косточкина месили осеннюю грязь в направлении Тихого переулка, расположенного на краю оврага, по дну которого струился поток с поэтическим названием Дура.

Домик Марии Петровны, отражаясь в вялотекущей поверхности Дуры, выходил окнами в поле, где не было видно ни одной живой души. Зато в огородике, окруженном похилившимся частоколом, непосредственно примыкающим к данному дому, стоял какой-то человек. Несмотря на осенний хлад и сыпавшуюся с неба морось, человек стоял в майке и шортах, рыжеватые волосы его были всклокочены. Подойдя ближе, Широков рассмотрел, что изо рта человека торчит морковка.

- Вот он самый и есть, - прошипел возле уха участкового голос Косточкиной, - мой жилец, Владимир Матвеевич Фариков, прошу любить и жаловать...

Держа руки в карманах, жилец Марии Петровны продолжал жевать морковку, безо всякого интереса глядя куда-то вдаль.

Приблизившись практически вплотную к Фарикову, Широков кашлем прочистил горло. Однако это не возымело никакого действия. Владимир Матвеевич не вздрогнул, не пошевелился. Только желваки ходили над ушами и слуха участкового достигал сочный хруст.

- Фариков, - окликнул участковый.

Тот же эффект.

- Фариков!

- Да не трудитесь так кричать, - не оборачиваясь, вдруг сказал жилец Марии Петровны. - Я глухой.

- Вот как? - смутился Широков. - Но как же мы будем с вами общаться?

- А зачем нам общаться?

- Как же... Вот ваша хозяйка с жалобой на вас обратилась.

- С какой?

- Мария Петровна утверждает, что вы ее ввели в заблуждение.

- Я? Помилуйте, офицер, с моей стороны это было бы не только неприлично, но и... К тому же Мария Петровна не в моем вкусе.

- Я вижу, вы меня совсем не так поняли. Вы откуда к нам приехали?

- Ну, из Омска.

- А гражданка утверждает, что вы ей сказали, будто из Новосибирска приехали!

- Ну и что?

- Вы проктолог?

- Нет.

- А кто?

- Человек...

- А профессия у вас есть?

- Да... Лет двадцать или тридцать назад я, кажется, окончил филфак Карагандинского пединститута.

- Зачем же вы представились своей хозяйке проктологом?

Фариков пожал плечами.

- А вот это, - вынул что-то из кармана и показал Фарикову участковый, Мария Петровна у вас в комнате нашла... Между прочим, это черт знает что такое.

- Согласен.

- Придется съехать вам, гражданин, с этой квартиры.

- Вот еще...

- То есть как?

- Ну ладно, съеду. Только, предупреждаю, порублю топором рамы оконные в доме Косточкиной и устрою ей замысловатый дефект в проводке...

- А-га. Спасибо, что предупредили. Сделаете - я на вас уголовное дело заведу.

- Это уж как водится.

- До свидания.

- Всего хорошего.

Повернувшись, Широков молча прошел мимо взирающей на него с надеждой Марии Петровны, спустился в овраг, перешел Дуру вброд и по пояс мокрый направился в поле. Старший лейтенант шагал по вязкой, изрезанной плугом земле и ни о чем не думал...

Юбилей

Поздравление было вполне безумным. "Дорогой Владислав Васильевич, писал поздравитель, - с днем рожденья! Вот уже с лишком тридцать лет вы возглавляете Союз потребителей охладительных приборов. Вспоминаю, как вы, безусым, появились в управлении Союза и заняли один из столов в кабинете, в котором распоряжался я. Помните ли, любезный, как я вас гонял за сигаретами? Помните ли вы наши вечеринки на короткой ноге? А Екатерину Станиславовну?.. Как я вас застукал... Вы, в соплях, ползали на коленях, умоляя меня не выгонять вас с работы! Я обошелся, кажется, немножко сурово с вами... Досталось вашему юному загривку! О, я был ревнив, как белый медведь... Надеюсь, вы на меня не в претензии? Екатерина Станиславовна тоже шлет вам привет. У нее выпали все зубы, она прикована к кровати, слепа и общается со мною лишь при помощи мычания, все оттенки которого понятны лишь мне. Мне! Одному! Боже мой, как я счастлив... Итак, вы сидите в своем высоком кресле, а я безраздельно владею своей супругой, которая..."

Дальше Владислав Васильевич не стал читать. Отложив открытку, исписанную кругом бисерным почерком, директор Союза потребителей охладительных приборов встал и прошелся по кабинету, заставленному цветами, керамикой, хрусталем - подарками к юбилею. Остановившись, юбиляр тупо посмотрел на напольную вазу с псевдорусским пейзажем на пузатом боку...

На Владислава Васильевича вдруг свалилась эта безумная ночь, когда пьяный муж спал, а он и сорокалетняя зеленоглазая шатенка, как подрубленные топором, рухнули на тахту в той, другой комнате...

- Екатерина...

- Молчи! Ты - мой навсегда...

Потом были вопли Куликова. Его угрозы. Он был в силе тогда и обладал связями. Пришлось призвать на помощь актерские способности и поваляться-таки у кретина в ногах, аккуратно рвя на себе волосы...

Владислав Васильевич надел пальто, шляпу.

- Я пройдусь, - кинул он вскочившей при его появлении секретарше.

Вода в Омке напоминала холодный прокисший чай. Директор СПОП брел по песку у самой кромки воды и думал: "Дойду до моста, поднимусь на него и брошусь в водоворот..."

Он поднялся на мост и, дойдя до середины его, остановился. Внизу кружились бурные, не слишком большие водовороты.

"Ты - мой навсегда..." - вновь послышался голос.

Владислав Васильевич испуганно огляделся. Но мимо текла вполне нелюбопытная толпа.

...Он позвонил в дверь, ему открыли. Он вошел. Вот и дальняя комната, тахта на прежнем месте.

"Предатель, - с грустью и любовью произнес незабвенный голос. - Мой очаровательный карьерист..."

Но на самом деле никто не проронил ни слова. В абсолютной тишине директор стоял на коленях перед тахтой, на которой лежала большая седая старуха. Она гладила его по голове страшной отекшей рукой, а Куликов, с палочкой, в женской кофте, за спиной бывшего соперника молча давился слезами.

Весной

Она таскала в карманах мармелад и имела странное выражение лица. Имя у нее было Жора.

В 1981 году она гуляла по Москве в зеленых резиновых сапогах и смотрела по сторонам, как мне показалось, с нежным внимательным восхищением. Но потом я понял, что ошибался.

На столицу обрушился май, в каменных вазах дворов стояли охапки деревьев с зелеными свежими листиками, испитые граждане торговали оглушительно пахучей (ворованной, конечно) сиренью, и на душе было пусто и радостно. И прошел этот первый ливень, когда гром грохочет, блещут молнии, струи воды наотмашь хлещут асфальт, и синий сумрак кругом, и в полной растерянности расползаются во все стороны автомобили, а потом - вдруг тишина, и солнце сверкает в стеклах, кругом роскошные лужи и сломанные ветки, а у тебя ноги промокли, рубашка прилипла и холодит спину, и ты чувствуешь себя одним целым с чирикающим воробьем, с блестящими от дождя проводами, с трещиной на тротуаре, где белеет палочка от эскимо...

Я увидел ее возле кинотеатра "Повторного фильма".

- Привет.

- Привет.

- Как дела?

- Хорошо.

- Поедем ко мне.

- Мне нужно кое-куда зайти по делу... Это недалеко отсюда...

- Я тебя провожу.

- Проводи, если хочешь.

Мы перешли через дорогу, углубились в переулки и минут через десять были перед литой чугунной оградой, за которой находился одноэтажный сине-белый особняк. Ограда и особняк показались мне сначала жутко уродливыми, но потом я присмотрелся и понял, что они прекрасны.

Внутри здания было душно, блестел покрытый лаком паркет, зеркальные, как в вокзальных ресторанах, колонны, бронзовые ручки на дверях и светильники на стенах.

Здесь полно было юношей и девушек, нарядно одетых, с черными картонными папочками в руках, с лицами многозначительными и встревоженными одновременно.

- Как тебя зовут? - спросил я свою спутницу.

- Жора.

- Ну, а я тогда - Мила.

Так мы и остались друг для друга Жорой и Милой.

- Подожди меня в коридоре.

- Нет уж, я с тобой буду.

- Мне вот сюда.

Я распахнул указанную девушкой дверь, и мы вошли в большую квадратную комнату. Деревянные скамьи посередине. У противоположной стены - помост, крытый серым шинельным сукном. На помосте рояль и сидящая за ним толстая женщина. Возле рояля стоит на широко расставленных ногах девушка в белом марлевом платье и что есть силы поет: "Калинка-малинка моя!.." - а по щекам-то текут слезы.

Я перевел вопросительный взгляд на Жору. Она достала из кармана черных плисовых шаровар новую порцию мармелада и отправила его в рот.