Анатоль Имерманис - Пирамида Мортона

• Название: Пирамида Мортона
• Автор: Анатоль Имерманис
• Издательство: “ЛИЕСМА”
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1978

Единственный роман автора в жанре твёрдого НФ (латыш. 1971; рус. 1978). Действие происходит (в 1-й части) в близком «капиталистическом» будущем и (во 2-й части) — в мире после катастрофы; основу сюжета составляет история создания телевизионной и биологической систем управления тоталитарным обществом.

"Пирамида Мортона" — одна из немногих советских книг антикапиталической идеологической направленности, которая сохранила актуальность в новом веке. И многое, описанное в книге, заставляет задуматься о том, что творится в нашем мире сейчас. И - о том, что ещё, возможно, предстоит...

---

Я сидел у костра. Временами, когда сок жарившегося на костре мяса попадал в огонь и угли шипели, в почти непролазной чаще вспыхивали желтые огоньки — это запах оленины приманивал любителей бесплатного угощения. Послав в темноту несколько пуль, я снова принялся за чтение. Отсвет костра суетно бежал по глубокомысленным философским концепциям Канта. Пока я читал, огонь, обнаглев, лизнул красным языком аппетитную белую бумагу. Не знаю, какой черт залез ко мне в душу, но вместо того чтобы спасать Канта, я швырнул книгу в прожорливую красную пасть пламени: “На, жри!” И тщетная потуга найти у философов объяснение тому, что происходит с нами, и жалкая попытка искупить свою вину перед человечеством одинокой жизнью охотника показались мне такой же бессмыслицей, как все, что я делал все эти годы. Монах Ордена францисканцев, инвентарь игорных домов Лас-Вегаса, корреспондент на вьетнамском театре военных действий, участник антарктической экспедиции, автогонщик “Дженерал Моторс” — какие лазейки я только ни перепробовал, чтобы выбраться из собственной шкуры.

И когда в желтоватом пламени костра возникла черная фигура дьявола-искусителя, я уже вполне созрел.

Существовали лишь два способа позабыть эту проклятую шкуру — или прорешетить ее свинцом (для этого я нуждался в публике), или же, надев поверх нее пиджак цивилизации, затеряться среди бесчисленных желтых огоньков наших небоскребных джунглей.

— Как вы сюда попали? — был мой первый недоуменный вопрос. Вертолет я бы услышал, к тому же свою хижину-замок я построил в таком месте, где приземлиться мог только ангел. Обычно пилот сбрасывал мне почту наугад, и я, смотря по настроению, или кидал ее непрочитанной в огонь, или предоставлял истлевать на том дереве, в ветках которого застревал пакет.

— Пешком. Проголодался как волк. — Лайонелл Марр, не спросив разрешения, выхватил висевший на моем поясе нож и одним взмахом отрезал длинный ломоть еще полусырой оленины.

Я, не видевший его уже несколько лет, не знал, чему более удивляться. Мясо местных оленей жестковато, мне лично несмотря на годичную практику никогда еще не удавалось отсечь кусок с первого удара. Не научился я также есть его почти сырым, а Лайонелл делал это с видимым удовольствием. Поражало и то, что у него хватило стойкости пройти десять миль пешком, да еще в темноте, и при этом не порвать и не запачкать свой дакроновый костюм. Новым было и выражение благодушной жестокости, в глазах некоторых женщин оно могло сойти за подлинную мужскую красоту. Но сильнее всего меня удивляло: рядом со мной сидит человек — первый за эту осень.

— Так на чем же Мефистофель надеется купить меня в сей раз? — спросил я. Почему он не явился сам, не требовало особых комментариев. После ожесточенной десятилетней войны, когда мы схватывались не на жизнь, а на смерть, за мое право пройти мимо уготованного мне великого будущего, он побаивался меня. К тому же в его годы преодолеть пешком зону непроходимости, которой я отгородился от цивилизации, было мученическим подвигом.

— Вы его плохо знаете, Трид, — краешком губ улыбнулся Лайонелл. На его манерах лежал отпечаток постоянного общения с Мефистофелем — та же чуть снисходительная улыбка, то же благодушие, которое человек, не знакомый с повадками вулканов, легко принял бы за равнодушие. Но мое отточенное на острых гранях одиночества внутреннее око разглядело другое. Мефистофель был ясновидцем текущего времени. Лайонелл — устремленным в грядущее пророком.

— Эрквуд добрался бы сюда ползком, знай он, что это необходимо для конечной цели. Ахиллесова пята есть почти у всех людей большого полета. У него это особое честолюбие. Будь я Эрквудом, вас уже давно не было бы в живых. Вы ведь знаете, согласно завещанию, он в случае вашей смерти становится опекуном разделенного между остальными родственниками наследства. Для вашего двоюродного брата это означало бы только теоретическое богатство, для господина Эрквуда — ничем не ограниченное пожизненное могущество. Но ему нужна душа — ваша душа, это стало его манией, и до самой — кончины ничто не заставит его признать себя побежденным.

— Это проклятие всей моей жизни, — сказал я, пробуя ножом мясо, затем подбросил в костер сухих веток.

— Но оно спасло вам не раз жизнь, — сухо заметил Лайонелл. — Вы не задумывались, почему во Вьетнаме вьетконговцы ни разу не нападали на базы, где вы находились?

Да. Мефистофель был и на такое способен. Пока шла большая война за престиж Запада, мортоновская империя всей силой своих денег и влияния вела маленькую сепаратную войну. Любой район, где я появлялся в качестве военного корреспондента, за неделю до этого круглосуточно подвергался бомбардировкам нашей авиации. Сколько, должно быть, погибло безвинных вьетнамцев ради того, чтобы у Тридента Мортона не упал с головы ни один волосок! Честно говоря, я поехал не только, чтобы испить до дна омерзительный коктейль, что-то вроде “Кровавой Мери”, который наше время так искусно смешивает из политики и крови. Возможно, я подсознательно искал себе смерти. Постоянная опека Мефистофеля лишила меня даже этого удовольствия.

— Так как же называется приманка? — переспросил я.

— Телемортон. Телевидение нового рода. Вы будете руководить им. Мир в действии — никаких бесед для домашних хозяек, скучной сводки происшествий, никакой болтовни. Пожар, землетрясение, ограбление банка, стычка демонстрантов с полицией, налет авиации, рухнувший мост, автомобильная катастрофа — все это в собственном доме и почти синхронно с событием, даже если оно происходит за тысячи миль. Неплохая идея… а?

— Ваша?

— Я рассчитал, что телевидение еще до конца века вытеснит любой другой вид общественной информации. А сила — это в первую очередь информация. Вы можете ввести в город танковые или парашютные части, расстрелять верхушку, арестовать остальных. Но если вам не удастся довести до всеобщего сведения, что прежнее правительство свергнуто, чтобы восстановить попранную свободу и повести страну к всеобщему процветанию, удержать власть будет трудно… Мистер Эрквуд прохлопал в свое время возможности телевидения. Арена уже переполнена гладиаторами, убить их можно только абсолютным новшеством.

— В таком случае лучше всего потчевать публику убийствами, — сказал я.

— Вот именно! Благодаря моему природному прилежанию, я был одним из немногих счастливчиков, увидевших события в “Амбассадоре”. Назавтра был коллоквиум по зоологии: “Почему обезьяна стала человеком?” Чтобы не заснуть над лекциями, я включил телевизор. Считайте, что Телемортон обязан своим рождением смерти Роберта Кеннеди. Вы его близко знали?

— Достаточно, чтобы жалеть о его гибели.

— Полстраны ходило в трауре. Мне его тоже жаль.

Но по другой причине, — Лайонелл тряхнул головой. — Есть люди, в которых стреляют, и люди, предпочитающие стрелять в других. Я принадлежу к последним. Если добьюсь своего, над моим гробом воздвигнут пирамиду из проклятий. Долговечней и выше Хеопсовой.

— Это не вы случайно стреляли в меня в Сайгоне? — засмеялся я.

Название кафе, в котором мы тогда сидели, давным-давно стерлось из памяти, но сержанта Томпсона из “Зеленых беретов” я частенько вижу во сне. Он был прикомандирован к моей особе, официально — Армейским центром по связи с прессой, неофициально — Мефистофелем в качестве моего телохранителя. Я подозревал это, но прощал его за недюжинный талант рассказчика. Сержант Томпсон становился красноречивее.

Цицерона, когда описывал всяческие пытки и способы истребления, в которых принимал участие. Он был великолепным учителем, благодаря ему мне удалось по-настоящему осознать, какого совершенства человек добился со времен примитивного каннибализма. В тот день очередной рассказ не был доведен до конца — помешали влетевшие сквозь стекло пули. За секунду перед этим меня мутило (красноречие сержанта время от времени вызывало приступ морской болезни), я сидел, согнувшись в три погибели, пули, пройдя над моей головой, попали в горло ему. Последнее его слово было “дерьмо”.

И я так и не понял, относилось ли оно к смешавшейся с моей блевотиной крови или к жизни вообще.

— А что заявил убийца, когда его поймали? — без особого интереса осведомился Лайонелл.

— Что он действовал по поручению вьетконговцев.

— Могу вам по секрету сообщить результаты расследования, проведенного по просьбе Эрквуда мною. Человек, стрелявший в вас, всю жизнь прожил в Америке и прилетел в Сайгон за день до вашей знаменательной встречи. Перед посадкой на самолет в Сан-Франциско он беседовал с доверенным лицом вашего двоюродного брата… Поужинайте, и мы, пожалуй, двинемся.

Я отрезал себе кусок мяса и, старательно прожевывая его, запил водой.

— Да, пирамиды вам не миновать, — процедил я сквозь зубы. — Вы необыкновенный человек. Прийти как раз в ту минуту, когда созревший плод падает вам прямо в руки.