Саша Черный - Кому в эмиграции жить хорошо

• Название: Кому в эмиграции жить хорошо
• Автор: Саша Черный
• Жанр: Юмористические стихи

Вашему вниманию предлагается поэма Саши Черного «Кому в эмиграции жить хорошо». Само название является явным парафразом на тему некрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо», чего автор абсолютно не скрывает. Поэт всеми силами пытается ответить на поставленный вопрос, но ответ неутешительный, хотя и ожидаемый: «Хорошо там, где нас нет!» На протяжении всей поэмы ее герои проводят «опрос общественного мнения», но его итоги неутешительны: многие эмигранты, не имея возможности продолжить карьеру, вынуждены заниматься не своим делом: гаданием, разведением кур и тому подобным, чтобы элементарно выжить.

Постепенно ирония и бодрость автора уступают место ностальгии и боли, чувствам так знакомым эмигрантам всех «волн».

---

VIII

Портной Арон Давыдович
Сидел за голой стойкою
И мял в руках задумчиво
Потертые штаны…
То вскинет их скептически,
На свет посмотрит, сморщится,
То с миной безнадежности
Двумя худыми пальцами
Откинет вверх очки…
Вдруг колокольчик бронзовый
Визгливо-истерически
Над дверью зазвенел.
Со сверточком под мышкою
В салончик тускло-кремовый
Приплелся из редакции
Клиент знакомый Львов.
Принес пальто в починочку, -
Подкладка сбоку лопнула;
Она ведь не двужильная,
Не век ей шов держать…
«Ну, как вы поживаете?» -
Спросил усталым голосом,
Усевшись, журналист.
х х х 
«Такое поживание, -
Сказал Арон Давыдович,
Встряхнув пальтишко старое, -
Что лучше и не жить…
Где эти сумасшедшие,
Что из моей материи
По мерке платье новое
Заказывали мне?
За месяц хоть бы кто-нибудь
Хоть самые паршивые
Дешевые-триковые
Мне брюки б заказал!
Шью двадцать лет как каторжный,
Имею вкус и линию
И вдруг теперь починщиком
Из первых скрипок стал…
Как до войны в Житомире,
В Париже,- понимаете! -
Одними переделками
Оправдываю хлеб…
Двух мастеров,- подумайте,
Не мастера, а золото, -
Пришлось с сердечным скрежетом
Во вторник рассчитать…
Что ж это за история?
Где франты? Где все модники?
Куда девать материю?
Портной я или нет?
Вы там в газетах пишете
Про кризисы, про мизисы, -
Читал и перечитывал,
Аж вспухла голова!
Америка в истерике,
Германия и Англия
Донашивают старое
И штопают бюджет…
Где главные закройщики?
И в чем подкладка кризиса?
Как по фасону новому
Перекроить все старое?
Весь мир трещит по швам!»

* * *

«Вот вам для иллюстрации:
Студент мне брюки старые
Принес перевернуть, -
Какой-то добрый родственник
С попутчиком из Латвии
Прислал ему в презент.
Материя английская, -
Пускай доносит юноша,
Студент ведь не маркиз…
Ушел. Я брюки вывернул,
Взглянул на свет внимательно:
Уже перелиновано!
Хорошенькая жизнь…»

* * *

Скрестил Арон Давидович
Худые пальцы медленно
И вкось на Львова хмурого
Взглянул из-под очков.

* * *

В редакцию за справками
Пришла душа потертая:
Субъект с глазами горлинки,
С бородкой русым штопором,
С продрогшим красным носиком -
Смесь институтки с Гаршиным,
На каблуках расплюснутых,
В брезентовом пальто…
Стал в очередь в простеночке
И на пустую вешалку
Лирически-стоически
Уставился, как карп.
х х х
 «Вот кандидат в счастливые, -
Шепнул Попов приятелям. -
Давайте побеседуем
С ним где-нибудь в чуланчике -
Ведь все-таки - улов…» -
«А чем он занимается?» -
Спросил Козлов скептически.
«Изобретатель, душечка, -
А проще - птица Божия,
Попавшая в силки…»

* * *

Под кипами газетными,
Торчащими вдоль полочек
От пят до потолка,
Присела личность кроткая,
Потерла руки потные
И начала доклад:
«Второй уж год слоняюсь я
По разным учреждениям,
А толку ни на грош…
Идея очень ясная:
Все люди злятся, бесятся,
Волнуются, кипят…
Мужья и жены ссорятся,
Юристы и политики,
Поэты и любовники
Бурлят чрезмерным пафосом, -
И так до бесконечности
Везде - в любой стране…
Пять лет вертел мозгами я,
Как для людей использовать
Избыток сей энергии?
И, наконец - нашел!
Прибор мой магнетический
В любой квартире, комнате,
Любой избыток страстности,
Любви ли, споров, ревности,
Вмиг переводит полностью
В полезную энергию,
В комплекс рабочих сил…
Мой аппарат поставивши,
Теперь семейство каждое
Себя своими силами
Вполне экономически
Сумеет вентилировать,
Согреть и отопить…»

* * *

«Идея гениальная!» -
Сказал Козлов опасливо,
Свой табурет расшатанный
Отодвигая вбок.
«А сколько ж средств вам надобно,
Чтоб ваше изобретенье
Пустить скорее в ход?»
Изобретатель встрепанный
Взглянул глазами горлинки
На мутное окно:
«С рекламой и конторою -
Три миллиона с четвертью,
Уж все пути намечены, -
Ведь пустяки же, в сущности, -
Да кризис помешал…»
И, гордо носик вскинувши,
Он вышел в коридор.

* * *

К Попову наклонившися,
Львов проронил медлительно:
«Ваш кандидат в счастливые,
Пожалуй, не того-с…
Его бы в санаторию
На девять-десять месяцев,
А после подучить.
Тогда б, пожалуй, выдумал
Сей Эдисон стремительный
Какой-нибудь практический
Полезный аппарат, -
Машинку для доения
Мышей иль комаров…»

XI

Во сне какая ж логика:
В ночной рубашке вздувшейся
Стоит Козлов и ежится
На крыше за трубой
И слушает звенящие
Ночные голоса…
Блокнот в ладони треплется,
В другой руке качается
Холодное стило.

* * *

«Я, никому не ведомый
Иван Петрович Кругляков,
В глуши Прованса Верхнего
На шахтах алюминьевых,
Пять лет тружусь, как вол…
Пиши меня в счастливые:
Весь день гружу в вагончики
Руду я темно-рыжую,
Как черт, я весь коричневый
От пят до головы…
А вечерами хмурыми
Я борщ в бараке стряпаю
И на леса угрюмые,
Закатом окаймленные,
Смотрю в окно, как сыч.
Пиши-пиши, записывай,
Газетная душа»…

* * *

«Алло! А я под Ниццею
Ночным слоняюсь сторожем…
Днем сплю в своей каморочке:
Как каменный, - без снов.
Ночами охраняю я
Пустые виллы мертвые…
Присяду под террасою, -
Мимозы вьются-треплются,
Грохочут волны дальние…
Ботинками пудовыми
От холода стучу.
Ох, думы, думы темные,
Как море, неуемные,
С заката до зари…
Пиши-пиши, записывай,
Чернильный человек!»

* * *

«А я в Гренобле мыкаюсь, -
Я на цементной фабрике
Заборчики цементные
Прессую третий год…
Я в прошлом был учителем
ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, -
Кто я теперь, не ведаю, -
Не стоит ворошить…
Душа моя цементная
Оцепенела, съежилась,
Посплю, поем,- на фабрику
И больше ничего.
Пиши меня в счастливые,
Парижский землячок!»

* * *

«Эй, господин над крышею! -
Чуть слышный альт надтреснутый
По ветру долетел.
У берегов Австралии
Уж третьи сутки треплется
Наш старый пароход…
Компания голландская,
Матросы африканские,
А я, псаломщик пензенский,
Здесь поваром служу…
Ох, надоело, миленький!
Хоть сыт, хоть койка мягкая, -
Но стражду, как Иона, я
Во чреве у кита…
Нет ли в Париже, батюшка,
Какой-нибудь работишки?
Я в русской типографии
Готов хоть пол мести,
Лишь бы из брюха тесного,
Железно-иноземного,
К своим опять попасть…»

* * *

Со всех сторон доносятся
Звенящие, скрипящие
Ночные голоса…
Козлов, как лось затравленный,
Метнулся вбок, попятился…
Влез на трубу стремительно,
Вниз головой просунулся,
Скользнул в нутро мохнатое,
И вот, как полагается
В подобных сонных случаях,
Проснулся весь в испарине,
В своей знакомой комнате
На пятом этаже.

XIII

Для полноты коллекции,
На имя трех приятелей
Пришло в конверте сереньком
Из Рима письмецо…
Чернила водянистые,
Расплывчатые, сизые,
Корявый почерк старческий
Сползал зигзагом вкось, -
Зато по содержанию
Настой полыни беженской
Стоградусною горечью
Дымился над письмом…

* * *

«Привет вам, люди добрые,
Из города счастливого,
Из Рима горделивого -
Со всех семи холмов!..
Лишь в эту зиму темную
Беда-нужда всесветная
Волною отраженною
Пришла - плеснулась - грохнула
В парижское окно…
Нам это не в диковинку:
Мы в Риме, горсть осевшая,
Ломоть, от всех отрезанный,
Хронические пасынки
Средь эмигрантской братии, -
Давно привыкли к кризису,
Как к старому бельму.
Средь райской декорации,
Средь величавых форумов,
Среди фонтанов плещущих,
Средь пинии мирно дремлющих,
Под солнцем золотым, -
Как домовые тихие,
Мы жмемся, незаметные,
В углах-подвалах пасмурных,
В продрогших чердаках.
На площадях сияющих -
Теплее, чем у нас…
Порою сам не ведаешь,
Как год за годом держишься?
Бюджет - фантасмагория,
Работы - ни на грош.
Ни в гиды, ни в извозчики,
Ни в маляры, ни в плотники,
Лишь воробьев на форуме
Бесплатно разрешается
Под аркою считать…
Считаешь и завидуешь:
Счастливцы, воробьи!
А ведь недавно, милые,
Чуть-чуть в тарелку капало, -
Для аргентинок пламенных
Я, харьковский нотариус,
Платки великолепные
Билибинскими павами
Цветисто расшивал…
Швейцары при гостиницах, -
Министры по обличию, -
Процент взимали божеский,
Впускали в вестибюль…
Увы, все нынче схлынуло, -
Туристов нет и звания…
В библиотеке Гоголя
Сидишь часами долгими
И смотришь в потолок…
Газетою прикроешься,
Уснешь, как новорожденный, -
Теплынь и тишина.
Во сне ведь я не пасынок:
С друзьями стародавними,
Давно глаза закрывшими,
Беседуешь во сне,
По старому по Харькову
С клиентами знакомыми
Пройдешься при луне.
Не осудите, милые,
Больного старика…»

* * *

Постскриптум: «Драгоценные!
Не нужен ли кому-нибудь
В Париже из писателей
Комплект,- тисненный золотом, -
Романов Боборыкина?
Я дешево продам».

XV