Самуэлла Фингарет - Огонь на ветру

• Название: Огонь на ветру
• Автор: Самуэлла Фингарет
• Издательство: Дет. лит.
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1989
• ISBN: 5-08-000076-7

Историческая повесть о дружбе двух народов, русского и грузинского, о силе искусства, объединяющего людей, вдохновляющего их на лучшие чувства, на подвиги.

Рисунки В. Алексеева.

---

«По-о-лозы по-о-олзали», – протянул Кузьма последнюю строку.

По-настоящему, гусельным перезвоном сопровождаться был должен песенный сказ.

Заворожили Чахрухадзе звуки-звоны. Взяли в плен мерные строки, то и дело менявшие поступь, созвучные друг с другом слова. Он покинул книгохранилище с желанием прочитать поэму, переложенную от первой до последней строки на грузинский язык, как были переложены греческие и арабские книги или персидская поэма «Вис и Рамин».

Глава IX СЫН ПРОКОПИЯ

Купцы, попутчики Чахрухадзе, приехали торговать до осени на смену сотоварищам, торговавшим в залесских землях с осени до весны. Обратный караван, с которым Чахрухадзе предстояло вернуться, уже увязывал в тюки кожу, пеньку и меха, закупленные взамен распроданного товара. Время пребывания во Владимире получалось короткое, намного меньше, чем длился по рекам путь. И все оставшиеся дни Чахрухадзе мерил ногами улицы города и околоградья-посада. Побывал на торгу.

Каждый город обладал собственным ликом, отличавшим его от других. Во Владимире главным являлся размах. Красота и сила шли рука об руку. Сила оберегала красоту. Без края тянулись насыпные валы с башнями и стенами по гребню. Броня двойных стен окружала дворец, радостный словно праздник. Узкие щели бойниц в стенах и башнях жмурились грозно – оконца дворца весело отливали солнечно-жёлтой слюдой, пестрели расписными ставнями. На крышах, выступавших то коробом, то бочонком, вертелись весёлые флюгера.

Парадный въезд в город носил название «Золотые ворота». Навстречу врагу Золотые ворота выступали неприступной преградой, могучей стеной с четырьмя башнями по сторонам. Мирным путникам сквозь летящую, стройную арку открывался свободный проход. Издалека манил огонёк золотого купола надвратной церковки, возведённой поверх белокаменных перекрытий, прямо над аркой.

Жилые постройки располагались широко и просторно. Места для всех хватало. Но как повсюду, богатые жили в хоромах в два и три яруса, бедняки ютились в лачугах, зарывшихся в земле. Даже в храмах, одинаково открытых для всех, знать занимала места на балконах-полатях, поближе к небу, простонародье оставалось внизу, у земли.

Во дворец больше не звали, но Чахрухадзе не огорчался. Он подружился с городом, хотел запомнить его навсегда.

Вновь, как много раз за эти дни, он направился к Успенскому храму, главному владимирскому святилищу, о котором говорили в дороге купцы, и вновь, как случилось впервые, когда приблизился, дух захватило от мощной стати белокаменного строения, горделиво утвердившегося над кручей. Пять золотых куполов, похожих на шлемы, тянулись ввысь.

«Храм в годину войн призван укрывать от врагов, – подумал Чахрухадзе. – Не потому ли каждый народ вкладывает в облик храмов свои представления о воинской силе страны. Купола арабских мечетей напоминают шатры боевой конницы, разбитые посреди песков. Грузинский храм сходен с вершиной скалы, неприступной, как крепость. Кровли – острые, с выступами, стены цельные, как монолит. Здесь же встали плечом к плечу пять витязей-богатырей: один – в середине, четыре – по сторонам. Головы в шлемах вскинуты непреклонно, плечи расправлены. В знак того, что не сдвинутся витязи с места, обратились в камень белые их плащи».

Чахрухадзе обернулся, чтобы увидеть внизу под кручей зелень лугов, ковром раскатанных до зубчатой стены далёкого леса, посмотреть, как несётся, петляя, река, словно играет на воле весёлый, непуганый зверь.

– Прости, господин, что осмеливаюсь нарушить твоё уединение. – К Чахрухадзе приблизился средних лет человек, одетый, как одеваются во всех странах купцы, добротно и строго.

– Чем могу услужить? – спросил Чахрухадзе.

– Павла! – вместо ответа негромко позвал купец.

Из-за деревьев вышла старая женщина, с лицом в тёмных морщинах, закутанная до бровей в чёрный платок.

– Просьба у Павлы к тебе великая. Меня просила толмачом при разговоре служить.

– Буду рад, если смогу принести пользу.

– Вдовеет Павла, помочь в розысках некому, а розыск непрост. Сын её Прокопий состоял в мечниках при князе Андрее Юрьевиче. Когда бояре князя убили, то вскорости и с Прокопием злодейски расправились. Жена на сносях осталась. Мужниной смерти не вынесла и, мальчонку родив, померла. Стала Павла одна поднимать внука на ноги. Да тут новое произошло. Князь Юрий после отцовской гибели в изгнании находился, но про владимирские дела осведомлён был до самой малости. Три года прошли, тысяцкий от него приехал с письмом. «В память отца, злодейски умертвлённого, – говорилось в письме, – хочу воспитать мальчонку, рождённого от доверенного слуги, как собственного сына или младшего брата. Ответ за него буду держать перед небом и совестью». «Опасно мальчонке здесь оставаться, убьют, как Прокопия убили», – сказал от себя тысяцкий. Павла письмо прочитала, а пуще того, испугалась сказанных слов. Михейку трёхлетнего с рук на руки передала. С той поры миновало более десяти лет. Попервоначалу поступали кое-какие вести. А как сделался Юрий Андреевич грузинским царём, так словно в воду все канули – ни слуху ни духу. На торгу сказывали, что ты при грузинской царице занимаешь большую должность. Не слышал ли чего о мальчонке? Обнадёжь старую добрым словом. Извелась она по внуку тоской.

Пока купец говорил, старуха большими глазами в тёмной обводке неотрывно смотрела на Чахрухадзе, словно судьба пропавшего внука находилась в его руках. У Чахрухадзе сжалось сердце.

– Очень жаль, что не смогу обнадёжить, – тихо проговорил он. – Три года назад князь Гиорги покинул Грузию. Личная гвардия, составленная из русских, последовала за ним. Был ли при князе владимирский мальчик или не был – этого я не знаю. Не знаю и того, где находится князь сейчас.

О военных действиях князя Гиорги Чахрухадзе упоминать не стал. Зачем тревожить старую женщину новыми страхами?

Павла молча выслушала всё, что сказал купец. Без слов поклонилась и двинулась прочь. Купец распрощался и ушёл следом. Чахрухадзе вновь остался один. Но изумрудная зелень лугов и лазурит небес не радовали его больше.

В тот же вечер на подворье явился слуга-дворянин.

– Государыня-княгиня Мария Шварновна занемогла, – сказал дворянин. – Просит у гостя прощения, что не сумела оказать радушный приём. Просит также, чтобы по приезде благополучном на родину гость высказал великой царице Обез сердечную благодарность и от княгини Марии Шварновны передал вот это. – Слуга протянул ларчик размером в половину ладони. Внутри, на бархатном лоскутке лежали невиданной красоты подвески в виде луны или чечевицы. – Для гостя из Обез, – продолжал дворянин, – писцы государя-князя Всеволода Юрьевича в три дня изготовили книгу.

– Бесконечно тронут бесценным даром. Кланяюсь государыне и государю и благодарю за внимание к безвестному гостю.

Едва слуга-дворянин удалился, Чахрухадзе в нетерпении откинул кожаный переплёт.

По страницам столбцами бежали ровные коричневые строки, нанесённые железистыми чернилами.

Плетением из тонких побегов окружены были заглавные буквы.

На последней странице клином сходящий столбец завершался рисунком, изображавшим двух витязей, готовых вскочить на коней.

Коленопреклонённый оруженосец указывал на стремена…

– Чекан отклони назад, чтобы бой приподнялся косо. Удары наноси согласно рисунку то сильнее, то легче, как в бубен бьют с песней в лад. Чекан, что добрый конь, сам побежит. – Бека выправил стержень в руках Михейки и вернулся на место выводить чеканом-канфарником в виде тупой иглы замысловатый узор из побегов и листьев.

Работа над книжным окладом подходила к концу. Верхняя крышка, прочеканенная с обеих сторон, с выравненным и изукрашенным полем переместилась уже к Липариту. В гнёзда-пустоты Липарит вставлял отшлифованные рубины и крупные зёрна жемчуга.

Камни располагались венком вокруг фигуры в складчатом одеянии.

Медная пластина со схожей фигурой, обозначенной штрихами и точками, лежала перед Михейкой. Изо всех сил Михейка старался приноровить неподатливый стержень-расходник к плавным очертаниям рисунка. Расходник не слушался, соскакивал и срывал с пластины медные заусеницы.

– Молоток голос задает, чекан ему вторит. Изображение на оба голоса откликается, – проговорил Бека.

Михейка кивнул.

Долгое время работали молча. Чеканы дятлами долбили металл. В горне перешёптывались язычки низкого пламени. Пластины для мягкости нуждались в нагреве.

– Совесть мучает, что доброту изводишь на меня понапрасну. Всё равно я уйду, – сказал вдруг Михейка и отложил в сторону молоток.

– Куда уйдёшь?

– От тебя уйду. Ты и Липарит спасли мне жизнь. Я на добро злом отвечу – уйду.

– Не ко времени разговор затеян, – проговорил Бека, продолжая выводить узоры на поле пластины. Если есть что сказать, за вечерней трапезой скажешь.