Йенс Рен - Одни в океане

• Название: Одни в океане
• Автор: Йенс Рен
• Издательство: АСТ-ПРЕСС
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-462-00500-8

Вторая мировая война… По злой иронии судьбы, в одной лодке посреди океана оказываются два офицера враждующих армий: немец и американец. Надежд на спасение никаких – стоит полный штиль, нет еды и пресной воды. Каждый час неминуемо приближает страшную и мучительную смерть, и встречать ее заклятые враги вынуждены вместе…

Проза Йенса Рена держит читателя в напряжении с первой до последней страницы, ведь автор, бывший командир подводной лодки, сам пережил подобную ситуацию. За глубокий драматизм и жесткую откровенность критики называют книгу «бунтарской, циничной и… гениальной».

---

– Никуда! – сказал он. – Славный маршрут.

Он быстрым движением выхватил руки из воды, так быстро, словно его ужалила змея. Обтер руки о рубашку. Они начали зябнуть на воздухе. Чувство было знакомое. Он его ненавидел.

– В никуда, наконец-то я понял! – сказал он еще раз. – А ты? – спросил он мертвеца. – Тоже в никуда? Это называется «прогресс»! Или ты, может, уже прибыл? Как можно из никуда куда-нибудь прибыть?

Мертвый, как обычно, не отвечал. Другого злило, что он остается без ответа. Он знал, что ждать ответа бессмысленно. Он знал, что пытаться разговаривать с мертвым безумие. Он знал, что мысли эти были опасны. Все это он знал очень хорошо. Но иначе не мог. Он был словно заколдован. Он не мог не говорить, не произносить такие вещи, про которые знал, уже произнося их, что нельзя этого говорить, иначе умом тронешься. Поэтому он не сердился на Однорукого и не злился на себя; он просто был одержим желанием вызвать на разговор Его, того, кто стоял за этим и дергал куклу за ниточки, того, кто все это устроил.

– Устроил! – воскликнул он. – Очень подходящее слово!

– Я не имею в виду доброго боженьку из школьных учебников, дорогой мой! – сказал он в сторону Однорукого уже тише и спокойнее. – Этот добряк для таких дел слишком безобиден. Я знаю, старик, что бы ты сказал, если бы не окочурился: потомок мыслителей плюс поэтов, культура, так сказать, Запада роет землю в поисках философского камня, так? Ты ведь так сказал бы, правда?

И все-таки мы оба плывем в никуда, продолжал он размышлять. Я жив, а ты умер, и мы оба плывем в никуда, и тут нет никакой разницы. Разве что я один, а ты, возможно, уже нет. Ты умер, у тебя все позади, а я еще жив. Да, да, по крайней мере, ты уже мертв.

– И это не такое уж малое преимущество, – сказал он Однорукому. – Изысканная формулировка, да?

Он уже давно перестал зябнуть. Солнце жгло так, как оно жгло все предыдущие дни. Он снял куртку, и ему сразу же показалось, что плеснули кипятком в самые поры кожи. Тонкими, раскаленными лучами входил в него жар. Ему было трудно говорить внятно и четко. Звуки разбредались во рту. Ночной прохлады как не было.

Он попытался говорить отчетливо:

– Ла-ле-ло-лу-па, – начал он, но язык заплетался.

– Пол – полз-ти – зав-трак – с шам-пан-ским, – выговаривал он по складам. Но у него не получалось. В горле все пересохло. Он оставил попытки заговорить. Жажда узлом стянула его тело, так он это ощущал. Другой дышал через нос, чтобы рот окончательно не пересох от дрожащего на жаре воздуха. Но какой был в этом прок?

Совсем никакого.

Он достал бутылку. Оставалось не больше чем на три порции. Значит, на один день. По половинке на два дня.

Если попробовать уполовинить, то будет слишком помалу, высчитывал он. Я же не могу и себя уполовинить. Значит, лучше по полной порции, и тогда завтра конец. Ну, прекрасно. Они меня все равно уже не найдут. Днем позже, днем раньше, какая теперь разница? Тогда уж лучше погибнуть с реющими знаменами.

– Геройство, дорогой друг! – произнес он вслух. – Как на знаменитых полотнах с героями или даже в кино или в учебниках великой нации!

Но, взглянув на Однорукого, он все-таки выпил половину порции. Потом сосчитал жевательные резинки. Оставалось еще четыре штуки, маленьких, белых, желанных. Коробочка от «Шокаколы» была пуста. У него было еще восемь сигарет и один окурок, выкуренный на треть. Его он сразу же и докурил.

– Значит, от всего остается все меньше, – сказал он.

– И от тебя тоже! – крикнул он Однорукому. – И от тебя тоже, если на тебя посмотреть!

Однорукий уже вообще перестал быть Одноруким. Однорукий был теперь чем-то совершенно мертвым. Сходства с его умершим другом почти не осталось.

– Никакого сходства, – сказал он вслух как можно более отчетливо. Он втянул дым, и в пустом желудке забурлил алкоголь. В голове закружилось, и горизонт потихоньку сдвинулся.

Держись крепче, приказал он себе, нельзя, чтобы у тебя сейчас крыша поехала. Иначе конец. Подумай спокойно. Покойника нужно убрать. Я больше не могу выносить ни запаха, ни его вида.

Он посмотрел в сторону мертвеца. Обрубок руки опять оттопыривался. Это не был обман зрения. Живот мертвеца несколько вздулся, и глаза слегка приоткрылись. Белесо отсвечивали щелочки глаз. Труп сочился.

– Черт побери! – сказал Другой.

Он снова отвел глаза. Он больше не мог смотреть на то, что прежде было его соседом. Больше не получалось. Это было уже слишком. А ведь он видел бог весть сколько мертвых и полностью, и полуразложившихся, только что утонувших и пролежавших в воде месяцы. Но эти останки Однорукого, это было уже слишком. Этого выдержать было уже невозможно. И это был не его Однорукий последних дней. Теперь это был его враг. Тот, кто хотел причинить ему вред. Тот, кто нападал на него. Тот, кто что-то делал, хотя был мертв и не мог ничего делать. А Другой все еще вспоминал, как это было прежде. И оттого, что он мог вспоминать, ему стало хорошо.

Кроме того, он узнал, что еще в состоянии четко размышлять. Он вспомнил, что однажды подумал о мертвецах. Потекший мертвец подтверждал теперь его мысли.

Ум его работал совершенно отчетливо и остро, как скальпель. Это было хорошо.

– Это хорошо! – произнес он и порадовался четкой конструкции своих мыслей. О чем он только что подумал? Надо повторить еще раз.

– Романтика, обращенная вспять, становится слегка циничной по отношению к настоящему, – сказал он. – Аll right, голова работает. По крайней мере, есть одно преимущество. Спасибо, мой дорогой! – сказал он Однорукому. – Мария живая и мертвая – это огромная разница! Нужно четко отделять одну от другой. Иначе конец, драгоценный мой! – Он снова открыл глаза.

Мертвый не изменился.

В крови бушевал алкоголь.

– У тебя комплекс, – сказал он себе. – Комплекс мертвецов. Так дело не пойдет! – Он сморщил лицо, чтобы думать точнее и логичнее. Раньше он всегда так делал, когда сильно напивался, и как раз для того, чтобы правильно мыслить.

– Мертвеца нужно убрать, – сказал он. Он говорил все время так громко, чтобы его мог слышать и Однорукий.

Мертвец молчал. Да и что ему еще оставалось делать? Мертвые всегда молчат. Мертвые говорят только устами живых.

Другой вдруг взорвался:

– Вы мне не нужны, ни ты, ни Мария, и я сам себе завтра буду не нужен. Раз уж вы умерли, то все, конец! Finis! Точка!

Другой уже толком не знал, что кричал, он боялся Однорукого, а под ним, в глубине, что-то было в воде, какое-то животное, спрут, уставившись на него снизу, удивлялся, что это там такое наверху за черная точка на поверхности. Другой чувствовал, что он наблюдает за ним. Может, это гигантская рыба, с острыми зубами, которые нацелились на него, готовые его сожрать, как только он очутится в воде и начнет опускаться, а может, для них достаточно и того, что он плывет по верху, а может, с них довольно и кусочка падали, подумал он, тогда долой мертвеца. Пусть мертвец убирается отсюда, в брюхо к рыбам, в мешок спрута, и я буду наконец один. А что потом?

Другой готов был плакать от ужаса и облегчения. Он выбросит Однорукого за борт, это ясно. Большой спрут стоит на глубине и ждет свою добычу. Долой мертвеца. Долой всех мертвецов. За борт его. Эта тварь под водой хочет жрать, так пусть и получает его.

Глубь океана, глаз из толщи воды, в голове Другого кружились и путались мысли.

Внизу на глубине ждет эта тварь, сказал он про себя, а здесь, наверху, мертвец и ты. Вглядись-ка в это пристально!

Голос шептал.

Эй вы, двое! Вас не найдут, и ты плывешь с мертвецом в вечность. Солнце растворит вас, вы растечетесь и превратитесь в одну мертвечину, и солнце испепелит вас, плоть истлеет, а кости отполируются добела и станут хрупкими от жары, два скелета в одном объятии, потому что вы неразделимы. От века и навеки. Навеки!

– Спокойно! – заорал Другой. – Спокойно!

В ушах отдавались удары сердца. Он с трудом сделал над собой усилие, и безумная карусель отпустила его через мгновение и пропала так же быстро, как появилась. Он снова видел ясно и твердо осознавал: он здесь, а мертвец там. Вокруг него центральная Атлантика, над ним тропическое солнце, под ним – 2500 метров воды, а в высоте невидимые звезды.

– Вот видишь, много чего нельзя увидеть из того, что есть! – сказал он Однорукому.

Он подвинулся к нему и стал готовить его к уходу. Он поискал, не осталось ли от него еще чего-нибудь привычного и нет ли чего в карманах мертвеца.

В пиджаке он нашел бумажник и пустой портсигар, плоский, элегантный, с гравировкой «Бетси». В кармане брюк были носовой платок, спички и пилочка для ногтей. Другой рассмеялся и всхлипнул:

– Пилочка для ногтей! Для чего только не пригодится пилочка для ногтей!

В другом брючном кармане был сломанный огрызок карандаша. Кто-то не смог дописать письмо, потому что карандаш сломался. Потом был еще кусочек бечевки и какая-то картонная коробочка. Он открыл коробочку и посмотрел. Ему стало противно, и он с отвращением выбросил коробочку за борт.