Симона Вилар - Светорада Золотая

• Название: Светорада Золотая
• Автор: Симона Вилар
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-343-607-4

Древняя Русь. Прекрасная юная княжна Светорада, дочь богатого cмоленского князя, признана всеми самой завидной невестой. Она красива и коварна, избалована вниманием женихов, которым любит кружить головы. Почему же князь Олег Киевский просватал ее для своего воспитанника Игоря? Ведь он сам привез ему из Пскова другую невесту – Ольгу. Сможет ли настойчивая и хитроумная Ольга разлучить суженого со Светорадой? Интриги, похищения, предательство и страсти сплетаются в сияющие золотом оковы любви, которые дарят блаженство влюбленным…

---

Тут она даже голос понизила, притянула Стему и что-то тихо-тихо ему зашептала на ухо, чтобы и сама ночь не услышала, и речной бриз не разнес. Пока, наконец, не закончила достаточно громко:

– Как все проделать и с кем сговориться, я сама решу. Тебе только подсобить понадобится. Возьмешься?

Стема долго молчал. Смотрел на язычки пламени на прогоревших дровах, хмурил темные брови. Потом спросил, что же ему делать, если у них и впрямь все сладится. Ведь в любом случае он может оказаться под подозрением.

– А ты уедешь, – убежденно и решительно заявила Ольга. – Я ведь не раз слышала от тебя, что ты хотел бы уйти с викингами за Варяжское море,[59] мир посмотреть да себя показать. Вот после того как справишься с заданием, и уходи к варягам. Да лучше всего через Псков. Варягов оттуда немало на Север едет, ты к кому-нибудь из них и пристанешь. А я за тебя словечко замолвлю – оно, слово-то мое, на Псковщине много значит. Научу и к кому обратиться, чтобы тебя сразу пристроили, да еще и не последним хирдманном. Ну, а что со Светорадой после всего будет? Да какая нам с тобой разница? Игорь же… Если Игорь не женится на Светораде, он вернется ко мне!

Стема задумчиво запустил руку в волосы, отбросил их со лба.

– Все-то у тебя предусмотрено, государыня-посадница. Но почему ты уверена, что Игорь захочет к тебе вернуться? Может, вся эта затея не стоит и вытертой овчинки?

– Стоит, Стемушка, уж как стоит! Игорю хорошо со мной. Да и сам Вещий Олег предсказывал, что быть мне княгиней. А где и быть-то, как не подле Игоря? Олег сам тогда настоит на нашем браке, когда угры уйдут и станет известно, что я беременна. Вспомни, он некогда меня своей дочерью названой сделал. Захочет ли он для меня такого позора?

– Погоди, – перебил ее Стема. – Так ты тяжелая?.. От Игоря?

– От кого же, как не от него? Вы ведь в Самвате давно знали, что мы с княжичем полюбовники.

Стема молча смотрел на Ольгу. Он понимал, что любой другой бабе беременность была бы только в радость. Однако Ольга занимала в Киеве особое положение. Слишком особое, чтобы ее беременность при отсутствии мужа не являлась признаком того, что ею пренебрегли. И ему так жалко стало ее. Очевидно, жалость отразилась на его лице, потому что Ольга рассердилась.

– Только не смей меня жалеть! Лучше помоги. Вспомни, сам ведь сказал, что должник мой и не привык долго отдавать долги. Помоги же мне, Стемид!

Он молчал довольно долго. Догорал костер, сзади тихо плескалась река. Налетел порыв ветра, пахнуло росистой зеленью. Парень зябко поежился, и Ольга, скинув с себя безрукавку, протянула ему.

– Ты думай пока, Стема, а я, пожалуй, пойду назад. Ты же оставайся тут. На рассвете я пришлю к тебе человека с конем, чтобы ты мог в Киев уехать. А то, что попросила… Заставить я тебя не могу, но, если сделаешь, за мной дело не станет. Уйдешь с варягами, и следа никто не отыщет.

Она говорила спокойно, но Стема видел, с каким волнением Ольга глядит на него. Гордая Ольга-псковитянка. Она всегда держалась так смело и независимо, что в ней сразу угадывалась особая порода… особая доля. Это еще дружинники в Самвате заметили. А потом, когда пошел слух, будто сам Игорь ее ладой своей сделал, дружинники решили: вот пара, друг другу под стать. Теперь же Ольга дрожит и плачет, покинутая, обесчещенная, но такая верная, надежная.

– Я сделаю, о чем уговорились, – вымолвил наконец Стема Стрелок. – Попробую хотя бы. Ведь Светорада эта… У меня с ней свои счеты остались. Но в одном сознаюсь: ни к кому и никогда я не испытывал такой ненависти, как к дочери Эгиля и Гордоксевы. Может, теперь расквитаюсь с ней.

ГЛАВА 4

Под вечер дня празднования Матери Сырой Земли[60] на склоне пологого холма у большого капища над рекой немало смоленского люда собралось. В отдаленной роще гулко и монотонно ударяли в било, и звук этот был похож на биение сердца самой подательницы плодородия – Земли. Плыл по воздуху белесый дым от возжигаемых курений, в нем все казалось зыбким и нереальным, торжественным и значительным.

Собравшиеся перед раскрытыми воротами капища ведуны в белоснежных праздничных одеждах пели торжественную песнь, а главный ведун творил священнодействие: раскладывал на плоском белом камне алтаря зерна и травы, лил на них брагу и молоко и, воздев руки к вечернему небу, говорил положенные заклинания.

Княгиня Смоленская Гордоксева стояла по правую руку от своего мужа Эгиля и следила за действиями волхвов. На глаза от волнения набежала невольная слеза, и княгиня тихонько вытерла ее концом белого головного покрывала Гордоксеву всегда трогало таинство священных треб, она ждала чудес от богов, ждала их милостей. А сегодня обряд проходил особенно торжественно. Волхвы постарались на славу, сошлись со всей округи для празднества, никто не жалел ни вещих сил, ни умения, ибо служителей богов тревожило, что небеса не дарят Матери Земле благодатного дождя, что травень уже вступил в силу, рожь стала подниматься, а небеса сухо взирали на землю, не желая подать ей ни капли влаги, напоить кормилицу всего сущего.

– О великий Даждьбог! – громогласно восклицал верховный служитель. – О Перун могучий и Макошь повелевающая! Примите дары и прислушайтесь к просьбе сердец наших! Дождя мы просим у вас, дождя для Матери Сырой Земли, дождя и урожая для почитающего вас люда. Мы молим и ждем вашей милости.

Голос волхва гремел, слитный негромкий ропот людей вторил ему. Княгиня Гордоксева заломила руки, устремив взор к небесам, к закатному солнцу, к вечерней голубизне неба, такого безоблачного… Уже опасно безоблачному, поскольку все ждали влаги, а дни стояли не по-травневому жаркие и сухие, так что даже могучий Днепр стал отступать, обнажая глинистые берега. Весь мир пылал, залитый трепещущим маревом солнца, а облака если и появлялись, то сухой ветер быстро разносил их, дождь так и не проливался.

– Дождя пошлите, небожители, – вместе с толпой просила Гордоксева и даже чуть вздрогнула, различив рядом негромкий недовольный голос мужа.

– Долго ли он еще будет болтать, старый сыч? – кивнул он на волхва, однако, заметив осуждение в глазах жены, пояснил: – Сама понимаешь, что Олег с Игорем уже в Гнездово, ждут меня, а я тут торчу пень пнем. Ехать мне надо!

– Но ты князь, – с нажимом молвила Гордоксева. – И тебе главную требу отдавать богам!

Эгиль вздохнул покорно и остался стоять, но по тому, как он нервно притопывал ногой, было заметно, что князь нервничает, ждет окончания священнодействия, чтобы поспешить к ожидавшей его ладье. Гордоксева подавила вздох. Нет, варяжская кровь ее милого мужа не дает ему до конца понять всей важности момента, всей силы мольбы, обращенной к богам ее земли. Уже много лет Эгиль правит племенем кривичей, но так и не проникся местной верой, остался чужд духу этой земли, а порой даже вспоминал небожителей своей прежней северной родины. Как князь, он обязан совершать священнодействие в великие праздники, однако делает это только по обязанности, не вникая особенно в суть, в основном соглашаясь с мудрыми доводами своей княгини. Для нее же нет ничего важнее веры и обычаев, которые дают возможность ощущать себя солью этой земли, слиться с ней. А Эгиль… Она вдруг подумала об уграх и о том, что предложил Олег Вещий. Поход предложил. И, наверное, она зажилась в мире и покое, раз позабыла, что муж ее воин, а ведь именно воином и должен быть прежде всего князь.

От этих мыслей княгиню отвлекло хихиканье за спиной. Оглянулась. Так и есть, ее дети шалят. Хотя какие там дети! Асмунду уже двадцать минуло, Светорада – невеста. Однако, как и у Эгиля, нет у них почтения к покону. Ишь, затеяли возню! Светорада щипает сидящего в кресле брата, он ловит ее руку, отпихивает локтем. Даже на строгий взгляд матери не сразу отреагировали, но и после этого, опустив глаза, продолжали улыбаться легкомысленно. А ведь вскоре решится судьба обоих. И не проказничать должны они сейчас, в столь торжественный момент, а молить о грядущем.

Серьезными лица детей Гордоксевы стали лишь при громких звуках сурмы,[61] возвестившей, что настало время великого жертвоприношения. По знаку верховного волхва из ворот вынесли белого петуха со связанными ногами, потом вывели огромного белого вола, рога которого были увиты гирляндами цветов, а третьей жертвой был красавец конь – белоснежный, без единой темной отметины. Конь потряхивал головой, гарцевал, но служители поднесли ему блюдо с вымоченным в особом зелье зерном, и он, опустив свою длинную узкую голову, стал есть с него.

По толпе прошел глухой ропот. Коня всем было особенно жаль, кривичи любили добрых коней. Успокаивали себя тем, что когда-то и человека клали на алтарь, и времена те еще не забылись.

Князь Эгиль должен был своим оружием выполнить все три ритуальных жертвоприношения. И он быстро вышел вперед, отбросил за спину полу длинного корзно, выхватил меч. А Гордоксева подумала: торопится. Не о величии момента и важности миссии своей помышляет муж, а о том, чтобы скорее покончить со всем и спешить к киевским князьям.