Максим Кононенко - День отличника

• Название: День отличника
• Автор: Максим Кононенко
• Издательство: Фолио
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94966-146-8, 978-985-16-3777-1

  Новая книга Максима Кононенко, известного всему русскому Интернету как Mr. Parker, знаменитого публициста и телеведущего, только на первый взгляд напоминает антиутопию.

Это политический памфлет, о котором, Дмитрий Быков сказал так: «Если кому-то кажется неблагородным читать и писать такие книги сегодня, можете отложить это удовольствие на пятнадцать-двадцать лет. Если нефть не кончится раньше, и если наши защитники свободы в 2017 году не запретят эту книгу как экстремистскую. Жаль, конечно, что это чередование отличников и опричников еще не надоело Отечеству, но пока оно приводит к интересным художественным результатам, будем терпеть».

---

— Ну, железные дороги-то есть… — бормочет Волобуев. Собачка ассистентши вертит хвостом.

— Простите, — осторожно обращаюсь я к юноше, — И что же из этого?

— Так это же очевидно! — восклицает юноша, — Мы обязательно выиграем у Панюшки!

— Надеюсь на это, — говорю я задумчиво, — Но нам чем же базируется ваша уверенность?

— Так я же говорю вам, — уже как-то снисходителен юноша, — На обновлении! Ведь если мы раньше хоть в чем-то проигрывали — то теперь обязательно выиграем.

— Мужчина не врет — говорит вдруг оленевод Михеев, — Чем старше олень — тем больше у него рога. А чем больше у оленя рога — тем больше у него авторитет.

Ассистентша отчего-то смущается, но ничего не говорит. Ее собачка гаденько тявкает.

Вдруг тренькает, и лифт останавливается. Двери его растворяются, и ассистентша с собачкой и папкой выходит в фойе. Оставшиеся смотрят на ее пугающий зад. «Осторожно, двери закрываются», - говорит невидимый голос, и двери действительно закрываются. Лифт движется дальше.

— Да ладно вам философствовать, — басит Волобуев, — Я выиграю. Мне б ботинки покрепче, как у Панюшки. Мои-то попроще. А будут ботинки — так…

— С ботинками всяк сможет, — говорит вдруг юноша с книгой, — Но это не подвиг. Чай, Панюшка тоже не с рождения в ботинках за четыреста долларов ходит. Заслужил. Статьями своими заслужил свободными и мнением высказанным. Вот и мы должны заслужить свои ботинки. Своим собственным, ответственным трудом. А там и победы проклюнутся.

— Так-то оно так… — бормочет Волобуев, а я вдруг глубоко задумываюсь.

И встает перед моими глазами вся картина Березовой революции. Вся — от начала и до самого ее великого конца, который еще даже не наступил.

Начало революции лучше всего описано в знаменитой, хоть и немного сумбурной статье Саши Рыклина «Уроки московских событий», которую теперь преподают в свободных демократических школах.

Я помню эти слова наизусть, потому что учил их вместе со всеми в юности:

«Завязкой московских событий были происшествия чисто сексуального, на первый взгляд, характера. Правительство города под давлением некоторых „поп-звезд“ даровало частичную автономию, или якобы автономию, принадлежавшим этим „звездам“ гей-клубам. Господа артисты получили самоуправление. Господа геи получили право проводить свои парады. В общей системе гебистско-олигархического гнета была пробита, таким образом, маленькая брешь. И в эту брешь сейчас же устремились с неожиданной силой новые революционные потоки! Мизерная уступочка, крошечная реформа, проведенная в целях притупления политических противоречий и „примирения“ разбойников с ограбляемыми, вызвала на деле громадное обострение борьбы и расширение состава ее участников. На гей-парады повалили несогласные. Стали получаться революционные народные митинги, на которых преобладали передовые борцы за свободу — пенсионеры и интеллигенция. Правительство вознегодовало. „Солидные“ поп-звезды, получившие самоуправление в гей-клубах, заметались и забегали от революционных гомосексуалистов к полицейскому, нагаечному правительству. Эти так называемые „артисты“ воспользовались свободой, чтобы изменить свободе, чтобы удерживать геев от расширения и обострения борьбы, чтобы проповедовать „порядок“ — перед лицом гомофобов и черносотенцев, господ Лужкова и Поткина! „Звезды“ воспользовались народной любовью, чтобы править дела народных палачей, чтобы закрыть гей-клуб, это чистое святилище разрешенной нагаечниками „культуры“, которое осквернили геи, допустив в них „подлых приспешников Запада“ для обсуждения „не разрешенных“ гебистской шайкой вопросов. Самоуправляющиеся „артисты“ предавали народ и изменяли свободе, ибо они боялись побоища в гей-клубе. И они были примерно наказаны за свою подлую трусость. Закрыв революционный гей-клуб, они открыли уличную революцию. Жалкие педанты, они уже ликовали было, наперерыв с негодяями Малерами, что им удалось потушить пожар в клубе. На самом деле, они только разожгли пожар в громадном мультикультурном городе. Они запретили, эти ходульные людишки, интеллигенции идти к гомосексуалистам; они только толкнули гомосексуалистов к революционной интеллигенции. Они оценивали все политические вопросы с точки зрения своего, насквозь пропитанного вековой казенщиной, курятника; они умоляли студентов пощадить этот курятник. Достаточно было первого свежего ветерка, выступления свободной и юной революционной стихии, чтобы все позабыли даже и думать о курятнике, ибо ветерок крепчал, превращаясь в бурю, направленную против основного источника всей казенщины и всего надругательства над русским народом, против гэбэшного самодержавия.»

Все позабыли даже думать о курятнике, ибо ветерок крепчал, превращаясь в бурю… Великие слова! Казалось бы — сказано просто, но сколько же силы в этих словах. Сколько же в них демократии! Дуодиет диви![56]

После разгона московского гей-парада, несогласные выплеснулись на улицы. Под удаленным руководством стратегического тандема Невзлина-Березовского, люди потребовали у власти ответа. Основным орудием сопротивления, по совету британской PR-компании «Белл Поттингер», был выбран березовый кол.

Главной проблемой сопротивления была его вопиющая немногочисленность. Пока пенсионеры и интеллигенция с березой в руках прорывали оцепления ОМОНа на маршах несогласных в разных городах страны, пока стратегический тандем Невзлина-Березовского впустую тратил огромные деньги на мобилизацию безответственности, основная масса населения бездумно просиживала у экранов своих телевизоров, транслировавших зомбирующие пропагандистские агитки. Нужен был какой-то важный политический ход, иначе сопротивление, как Джимми Хендрикс, захлебнулось бы в собственной рвоте.

И гений Бориса Березовского подсказал народу Д.России замечательный выход. Каждый из нас со школьных лет помнит эту знаменитую картину: лобби-бар лондонского отеля «Миллениум». Круглый стол, накрытый белой льняной скатертью. На забранных темно-серым шелком стенах — рукописные портреты отцов русской демократии. За столом, в черных траурных одеяниях сидит соратник академика Ходорковского, такой же юкос, как он, апостол свободы, член-корреспондент и либерал-лейтенант Леонид Борисович Невзлин. На лице его застыла гримаса ужаса и отвращения. Левой рукой правозащитник прижимает ко рту вышитый платок. В правой руке у него — политическое завещание зверски убитого мученика Саши Литвиненко. На столе лежит фотография Анны Степановны Политковской. Рядом со столом стоит Березовский. Левой рукой он успокаивающе обнимает Невзлина за плечо, а правая рука сжата в кулак и решительно упирается в поверхность стола. «Мы пойдем Другим путем» — словно бы говорит Невзлину Березовский. Лондонский отшельник первым понял, что бессмысленно использовать правду против неправды. Бессмысленно возвышать свой голос против молчания. Невозможно перекричать океан. Нельзя объять необъятное.

Другой путь — вот что предопределило победу Березовой революции. Другой путь подарил нам Другую Россию. И хотя революция была неизбежна, ожидать пробуждения сознательности и социальной ответственности у оболваненных безнравственными и пошлыми телепередачками масс можно было бы еще долго. А бороться с колоссальным пропагандистским ресурсом стабилинистов с помощью свободных и демократических СМИ, как пытался делать это сосланный за границу правозащитник Гусинский — неэффективно. Мощи бы не хватило.

И тогда был придуман Другой путь — гениальный проект по изъятию у населения телевизионной приемной аппаратуры. Если источник шума нельзя перекричать — то надо попросту заткнуть уши. А если кто-то не хочет затыкать уши — надо его мотивировать.

В лифте снова тренькает. Кабина останавливается и двери раскрываются. Фойе первого этажа. Практически холл. Мы с путешественником Волобуевым выходим. Оленевод и юноша с Акуниным едут в подвалы.

В вестюбиле суета. Снуют трудолюбивые Бахтияры. Гремят клетками с голубями деловитые почтальоны. Бегут ассистентши с непрерывно тявкающими маленькими собачками. Пахнет свободой и частной предпринимательской деятельностью. Средним классом потягивает.

Я улыбаюсь, подхожу к стене и встаю в небольшую очередь перед сигнальным пультом.

Как вдруг небольшое движение. Я вижу, что по вестибюлю разбегаются люди. Кто-то свистит в бахтиярский свисток. Раздается испуганный крик: «Много чести!»

У дверей вестибюля образуется большая людская прореха. В центре ее — небольшой человек. Он нечесан и грязен, в бороде его колтуны, а сквозь лохмотья и рубище то тут то там проглядывает покрытое коростой и струпьями темное тело. На груди человека нет хьюман райтс вотч.

— Кто же пустил его?! — раздается вокруг, — Да вы посмотрите! Много чести! А как его остановишь? Ведь и не притронешься! Много чести!