Олег Дарк - Литературная жизнь

• Название: Литературная жизнь
• Автор: Олег Дарк
• Жанр: Русская классическая проза

---

Дарк Олег Литературная жизнь

Олег Дарк

ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ

Маша лежит на столе.

Ф. М. Достоевский

Мария шила.

Саша Соколов

Я очень люблю свои ноги. Они длинные, с твердыми икрами и гладкой натянутой кожей, с россыпью мелких родинок на бедре. А на лобке - крупная, раздутая, как клоп. Она все сосет и сосет, и наливается. Ее нельзя прятать. Я думаю, она мне придает. Ее хочется поцеловать, взять губами, потрогать языком, откусить. Я люблю брить лобок. Когда дома никого нет, я сажусь на диван, согнув в коленях и раздвинув. Масляные локоны скользят и ласкают промежность, как птицы. Некоторые застревают. Я их стряхиваю. Я разеваю и разеваю, пока не упадет. Ножницы - большие, как у крокодила. Они иногда цепляют, и тогда больно. Потом я беру папину кисточку. Он, конечно, ничего не знает. Его бы, наверное, вырвало. Мне нравится, что он себе щеки после меня. В крышке разведено мыло. Я намыливаю и беру его бритву. Я каждый раз боюсь себя поранить. У меня даже немного дрожит рука. Хотя, с другой стороны, - это должно быть красиво, капельки крови, как вишневые зародыши. Но я никогда не решусь вывести себе здесь кровавое солнышко, чтобы посмотреть. Я боюсь боли. Волосы растут быстро. Уже назавтра - серое, колется и очень чешется. Я все время украдкой сжимаю ногами и тру между собой. Я очень боюсь, что кто-то заметит. Тогда я нигде не смогу появиться. А перестанет, когда отрастет немного побольше. Я специально запускаю, чтобы можно было стричь такими кольцами. Я слезаю с дивана и иду к зеркалу.

Я очень люблю в зеркало на свои колкий покатый лобок. Он похож на еловую шишку. Я хотела бы прижаться к нему щекой. Я очень переживаю, что верхняя моя часть не снимается. Я ставила бы ее рядом на пол. Я обняла бы свои ноги и терлась о щетину щекой. Осторожно я трогаю пальцем разрез. Сначала я всегда боюсь, но потом все равно дотрагиваюсь. Тогда они слегка подвигаются, как живые. Несколько раз я провожу по ним сверху вниз. Я все время наготове отдернуть. Сейчас же ажурное кружево лезет наружу, как улитки. Они слезятся, как сыр или свеча. Мне очень хочется лизнуть их лаковые тела. Я бы хотела, чтоб у меня такие были на лице. Я бы, наверное, не смогу лизать посторонней женщине. Это я говорю не чтобы оправдываться.

Я очень люблю мыть свое влагалище. Я запираюсь, становлюсь в холодную ванну и мылю руку. Я двигаю мыльным пальцем взад-вперед, доставая пленку. Она легко растягивается и опять возвращается. Я бы могла ее проткнуть. Иногда мне этого очень хочется. Мой клитор привстает на длинных ножках. Он мне грозит, как розовый мизинец. Я глажу его по липкой головке. Внутри меня, я слышу, как громко лопается пузырь. Из него быстро выливается жидкость. У меня вспыхивают и все время горят щеки. Она стекает обратно по изрытым стенкам. Мыло тоже лопается и пузырится в щели, как будто сперма. Но только потом не надо ни с кем разговаривать и делать вид. Я не знаю, как бы я могла с мужчиной. У него там все такое везде торчит и жесткое. Если бы можно было, чтоб он сразу приходил и тут же уходил. Он мне станет делать больно. Я сажусь на краешек и отдыхаю. Во мне очень тепло. Я смотрю на себя в зеркало. Оно висит на стене напротив. Все говорят, что самая красивая часть моего тела - глаза. Но это они просто не знают. Они коричневые, с увеличенными белками. От этого их все замечают. А брови широкие, серые, косой рябью, как у елочки. И волосы тоже. Я люблю коротко, чтобы были видны мои уши. И такая же под носом. Как будто сложили пополам, но пропечаталось слабо. Он длинный, узкий. Когда я разговариваю, кончик шевелится. С волнистой переносицей и темными ноздрями, на левой - прыщики. Это всегда, если кто-то влюблен. А у меня вон сколько всех сразу высыпало. Единственное, что мне не нравится у меня - губы. Они очень тонкие. Верхняя сломана посередине, как дерево, и здесь приподнята. Я их густо всегда мажу. Но это ничего не дает.

Я бы хотела, чтобы у меня были другие, опухшие, красные, всегда воспаленные, пересохшие, с сетью трещин, я бы их облизывала, очень ровные, без зазубрины, сильно выпяченные. Я очень люблю, когда у женщины - такие. Они похожи на ребристые карамели. Если б она меня полюбила, я бы их только и сосала. Они бы царапали мне рот и щеки. Я бы ее никуда не отпускала. Но у меня, к сожалению, ничего подобного. Я лишь могу их иногда увидеть. Они, например, у Тани. Только поэтому я с ней и дружу. Она такая дура. В ней больше ничего интересного. Она их у себя, конечно, не замечает, как само собой разумеющееся. Она к ним привыкла. Почему им всегда везет? Она небольшого роста, плотненькая, с широкими плечами. У нее вздернутый носик и большие ясные глаза. Когда в буфете к ее губам пристало яичко, я его сняла. Она сказала спасибо и засмеялась. Она оглянулась, не видят ли. Ощущение у меня долго оставалось в пальце. Я не могла поверить, что ее касалась. Она очень серьезная в этом отношении. Она всегда верна своему парню. Она с ним носится, как эта. Она думает, что выйдет за него замуж. Просто даже нельзя было раньше представить. Она была очень развратная. Она ловила меня, чтобы рассказать об очередном мужике. Как ее кто-то опять раздевал, что она при этом думала. Она все специально для меня запоминала. И какой у него был член. Он всегда был длиннее, чем у предыдущего. У нее был коллекционный подход. И какогo цвета его белье.

Она с ним не расстается, все время за ним ходит. Она бы хотела прятать его под подушку, идя в туалет. Он меня очень раздражает. И имя - Андрей. Сам высокий, сутулый, с длинными горбатыми носом и руками, которыми обнимает ее за плечи. Говорят, по носу можно о величине члена. Но Танька на этот раз ничего не сказала. Она очень злится, если я спрашиваю. А я нарочно. Я думаю, короткий, и поэтому она молчит. Я ей как-то попробовала внушить, что он ей изменяет. Не следит же она за ним. Ночует он дома. У него - мама. Или будет. Потому что так все мужчины. Она меня чуть не избила и прямо заплакать. Я думала, она ему сначала изменит, а потом со мной что-нибудь. Да хоть бы и нет, все равно я его не люблю. Она его везде за собой таскает. Даже к нам, когда мы все соберемся. Хотя все были без мужей и вообще. Я ведь тоже могла бы прийти не одна. Очень он нам был нужен. Она ему велела, чтобы он - смотри молчи. Он сидел, как немой. Мы под конец про него совсем забыли. Мне потом сказали, они у кого-то брали ключи. Я очень мучилась, не могла ночью заснуть. Только засыпаю, вдруг представляю, как он ей расстегивает кофточку на спине. А она его немного стесняется.

Никогда не прощу, как я вспугнула - лет 16, с губами. Мы ехали в автобусе. Она сидела напротив. Я была в нее влюблена. Наши колени почти касались. Сначала она читала. Я смотрела на нее и смотрела. Вдруг она подняла глаза и тоже на меня. Я даже не дрогнула. Она вскоре выбежала. Я очень себя потом ругала. Надо было потихоньку. У меня ведь совсем почти, да нет - нет вообще, никакого опыта в этом плане. Ведь нельзя же считать. Потому что Ленку я никогда не любила. Просто она была очень несчастная. Она всегда одевалась в рыжую вязаную жилетку и такую юбку, которые никто не носит. Ей мать только на обед дает, как маленькой. Она не получает стипендии. А пишет очень тонкие, тоненькие-токенькие, стишки. Мне очень нравился ее голос, сухой и выщербленный. Я ее заставляла встать на стул и их читать. Я ложилась на пол, закрывала глаза и представляла, какое у нее красивое лицо. Она на самом деле очень некрасивая, съеженная, какая-то бесцветная, с белыми прямыми волосами, которые все время откидывает от щеки. На нее никто никогда не обращал. Она была влюблена в очень высокого, сильного. Он за нас в баскетбол выступает. Ему все так ставят, как спортсмену. На него все вешаются, я видела. На улице, как он знакомится, очень просто. Он нас всех даже презирал. А она плакала и мне жаловалась. Она ко мне специально приезжала. Я не была против, чтобы послушать, как она читает. Тогда я ее научила. Не только потому, что жалко. Мне было самой интересно. Но я даже не ожидала. Потому что если ты это умеешь, то тебе уже никто не нужен, и он. Я ей говорила. Она сначала боялась. Она думала, у нее от этого что-то разовьется. У нее родители очень строгие. И ты вообще можешь кого угодно себе представлять, хоть его, как будто ты с ним. А может быть, кого-то себе найдешь еще лучше. Она сначала смотрела на меня, как на сумасшедшую.

Я вам расскажу про маленькую, с черными-черными, мелкими, как изюм, они сияли. Она была не одна. Она вся просто светилась. Она все время смеялась и оглядывалась. Я делала вид, что смотрю мимо. Ее мочки горели, как фонарики, в них дрожащие сережки. Она трясет волосами. Ее изогнутая сзади голубоватая шейка видна. Лицо медленно алеет, когда она засмеется. У нее должна быть розовая-розовая, нежная кровь. Я хотела быть врачем, чтобы брать у нее из пальца. Теплый столбик поднимается к моим губам, во рту остается его мятный вкус. Я боялась почистить зубы. Она хватала подругу за плечо. Она тянулась к ее уху, шептала, загоревшись, засмеявшись вся. И вдруг боднет. Та отступит и опять вернется, берется за поручень. Она смотрела на маленькую сверху, не только потому что выше. У нее строгое, с правильными крупными чертами, с желтоватой переносицей, немного бледное. Она не смеялась, а в ответ тихо улыбалась. Маленькая ее иногда украдкой целовала, схватив за плечо. Та оглядывалась и потом говорила что-то вполголоса "ну что ты прямо". И вдруг маленькая ее куснула за ухо. Та ахнула и стукнула ее пальцами по губам, сволочь. Они обе засмеялись. Они были совершенно счастливы. И ничего больше не надо. Они перешли к дверям. Я тоже встала и встала за ними. Они пахли духами. Которая старше, подхватила ее за талию. Она на мгновение прижалась. Они были как две сестрички. Я пошла за ними. Мы шли все время против течения. Нас все толкали, на нас оглядывались. Я боялась их потерять. По станции, в переход, где написано "нет входа", опять по станции, уже другой, и переходе "нет входа", когда мы вышли на Свердлова. И было бы последовательно, если б мы наконец свернули на лесенку вниз, которая обязательно в конце зала. Мы остановились перед решетчатой закрытой дверью. Они впереди, я сзади, тоже к ним спустившись. Они на меня оглянулись, я повернулась. Мы пошли в обратном порядке. Тут они сели в поезд, а я с ними не поехала.