Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой

• Название: Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой
• Автор: Джеральд Даррелл
• Издательство: Collins
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1984

Новая книга Джеральда Даррелла, широко известного английского писателя-натуралиста, посвящена описанию съемок фильмов для телепрограммы о животных. Съемки происходили в самых разных уголках Земли — на тропических островах вблизи берегов Панамы и на севере Канады, в американской пустыне Сонора и в национальном парке Африки. Это позволило автору показать не только контрасты природы, но и познакомить читателя с многообразным миром животных.

Читателю представляется возможность вместе с Дарреллом совершить увлекательное путешествие, окунуться в атмосферу создания фильмов о животных, встретиться с интересными людьми.

---

— Когда перестанешь смеяться, — обратился я к Ли, — забери этого чертова птенца и выпусти его. Лично с меня на сегодня хватит.

Ли взяла моего жирного, пушистого приятеля и, пройдя с ним несколько шагов, посадила в вереск. Он принялся улепетывать со всех ног, уморительно припадая то на одну, то на другую ногу, точь-в-точь как пожилая полная дама в мехах, пытающаяся догнать отъезжающий автобус.

— Ужасный милашка, — задумчиво проговорила Ли. — Как бы мне хотелось оставить его у себя.

— Только этого нам не хватало, — возразил я. — Мы бы с ним на одной химчистке разорились.

Поморники, безусловно, одни из самых грациозных воздушных хищников. Подобно бронзовым от загара пиратам, они преследуют других птиц, беспрестанно их атакуя до тех пор, пока те не уступят свой улов. Тогда поморник камнем бросается вниз и подхватывает рыбу прямо в воздухе. Известны случаи, когда эти наглые разбойники щипали олуш за кончики крыльев, заставляя их выпустить добычу. Будучи всеядными, они не погнушаются украсть рыбу из-под носа у олуши или кайры, а заодно угоститься их яйцами и даже птенцами.

Мы шли вперед, а вокруг по зеленому полю, точно взбитые сливки, были разбросаны стада овец. Зная о суровом климате Шетлендских островов, мы были укутаны с головы до ног и теперь под ярко светящим солнцем, когда пот полил с нас градом, начали постепенно разоблачаться. Через некоторое время дорога пошла под уклон, к отвесным скалам, под которыми раскинулся синий, словно цветы горечавки, Атлантический океан. Повсюду над нами мелькали каменки-попутчики; их хвостики вспыхивали, словно маленькие белые огоньки. Два черных, как траурные повязки, ворона, попеременно меланхолически каркая, медленно летели вдоль обрыва. Где-то высоко в небе завис невидимый жаворонок и лилась нескончаемая дивная песнь. Если бы падающая звезда имела голос, мне кажется, она пела бы голосом жаворонка.

Вскоре мы подошли к обрыву. Там, внизу, в шестистах футах от нас, в тучах брызг, похожих на клумбы белых хризантем, прокладывали себе путь среди скал гигантские мягкие голубые волны. Воздух был наполнен рокотом прибоя и криками сотен тысяч птиц, перелетавших со скалы на скалу подобно поднявшейся снежной буре. От бесчисленного множества птиц голова шла кругом. Тысячи олуш, моевок, глупышей, хохлатых бакланов, гагарок, чаек, поморников и десятки тысяч тупиков! Неужели море в состоянии прокормить эту разноголосую воздушную армию с ее многочисленными семействами, заполонившими скалы?

У края обрыва обосновалась колония тупиков. С помощью сильных клювов и лап они роют себе норы прямо в земле. Птицы располагались большими группами, не обращая на нас никакого внимания и позволяя подойти чуть не вплотную, потом неожиданно бросались с обрыва и улетали, делая быстрые взмахи крыльями, а их лапки болтались сзади словно маленькие оранжевые ракетки для пинг-понга. Это сборище забавных, неуклюжих птиц, важно выступавших в аккуратных черно-белых фрачных парах, с огромными оранжево-красными клювами, напоминавшими карнавальные носы, походило на съезд клоунов. Многие тупики только что вернулись с рыбной ловли (иной раз они охотятся в трехстах милях от берега), и по обеим сторонам их ярко раскрашенных клювов, наподобие рыбных усов, аккуратно свисали песчанки. Самое удивительное заключалось в том, что песчанки располагались в клювах голова к хвосту, как сардины в консервной банке. Каким образом птицы ухитрялись расположить песчанок столь тщательным образом, так и осталось загадкой.

Пройдя дальше по краю обрыва, мы наткнулись на двух людей, занятых чрезвычайно любопытным занятием — ловлей тупиков. Часто путешествуя по свету, я привык не удивляться странному поведению аборигенов, но подобную картину наблюдал впервые. Сидя на ягодицах, они, ерзая, съезжали к краю обрыва, где за их действиями настороженно наблюдала группа степенных тупиков. Один из мужчин держал в руках шест с петлей на конце. Выбрав жертву, он с большими предосторожностями подползал к ней, проводил ряд манипуляций, чтобы в петлю попала лапка тупика, затем подтаскивал громко кричавшую и бившую крыльями птицу ближе к себе, где ее хватал помощник. Лично мне подобное обращение с птицами в заповеднике показалось довольно странным. Когда же я подошел поближе, то понял, что происходит кольцевание тупика. Такие кольца — своеобразный птичий паспорт или удостоверение личности. Если птицу найдут где-нибудь больной или мертвой или она попадет в сеть, кольцо на ноге укажет, откуда она прилетела и дату кольцевания. Безусловно, с точки зрения птиц все это — чистейшая бюрократия, но нам она помогает узнать много нового о загадочной жизни морских птиц вдали от родных берегов вне брачного сезона.

Оба смотрителя сообщили нам, что на скалах мыса Германес для выведения потомства собираются одновременно сотни тысяч тупиков, и только в этот период их можно отловить для кольцевания. Потом они вручили мне своего пленника, чтобы я мог представить его телезрителям; тут я убедился на собственной шкуре, что, несмотря на комичный вид и кажущееся тупоумие, тупики могут отлично постоять за себя. Я беспечно взял тупика на руки, и в тот же момент толстый, острый как бритва клюв сомкнулся на моем большом пальце, словно огромная крысоловка, а заостренные как иголки, ничуть не уступающие кошачьим когти начали раздирать мне руки. Проговорив перед камерой свой монолог, я был счастлив поскорей отделаться от воинственного партнера и отдаться в руки Ли, заботливо наложившей повязки на мои раны.

— После того как меня чуть было не разорвал на куски тупик, — обратился я к Джонатану, — какие еще испытания мне предстоит выдержать?

— Осталось только спуститься со скалы, — ответил Джонатан.

— А где? — спросил я.

— Да прямо здесь, — ответил Джонатан, показывая на шестисотфутовый обрыв, почти отвесно спускавшийся к морю.

— Ты говорил о тропе, — пытался протестовать я.

— А разве я тебя обманул? — спросил Джонатан. — Подойди ближе и убедись.

Осторожно, хотя все внутри у меня замирало, я подошел к обрыву. Теряясь среди травы и армерий, вниз сбегала еле видная, почти пунктирная линия, которую даже с большой натяжкой трудно было назвать тропой. Она выглядела так, будто когда-то, в стародавние времена, стадо козлов, шатаясь, спускалось с отвесной скалы, чтобы принять участие бог знает в какой пьяной оргии.

— И это называется тропой? — возопил я. — Что я, серна что ли, чтобы лазить по отвесным скалам? Ни один человек, рожденный женщиной, не сможет здесь спуститься.

Пока я упражнялся в красноречии, Крис, Дэвид и Брайан, нагруженные рюкзаками со съемочной аппаратурой, обогнали меня и исчезли во мраке.

— Только и всего, — сказал Джонатан. — И нечего бояться. Смелее. Я буду ждать тебя внизу.

С этими словами он беспечно начал спускаться по отвесной скале. Ли и я посмотрели друг на друга. Я знал, что она также страдала от головокружений, но не в такой острой форме, как я.

— Интересно, а в наших контрактах сказано что-нибудь о скалолазании? — поинтересовался я.

— Если только где-нибудь в примечаниях, — печально ответила она.

Наскоро помолившись, мы начали спускаться. В жизни мне не однажды приходилось испытывать страх, но то, что я пережил, спускаясь с этой скалы, с лихвой перекрывает все прошлые ощущения. Остальные члены группы спускались по едва различимой тропе так, как если бы это была широкая, ровная автострада, я же сползал на животе, отчаянно цепляясь за пучки травы и крохотные кустики, которые в любой момент могли оторваться; шаг за шагом я продвигался по тропе шириной в шесть дюймов, стараясь изо всех сил не смотреть вниз — туда, где скала шла совершенно отвесно; руки и ноги сильно дрожали, а сам я обливался потом. Это было постыдное зрелище, и мне было ужасно неловко, но поделать я ничего не мог. От боязни высоты не излечиваются. Когда я, наконец, достиг подножия, ноги мои так отчаянно тряслись, что я не мог продолжать путь и мне пришлось присесть. В нескольких сильных выражениях я высказал Джонатану все, что о нем думал. К сожалению, он пропустил мои слова мимо ушей и как ни в чем не бывало обратился ко мне:

— Молодец, спуск прошел отлично. Теперь остался только подъем.

— Еще чего, — огрызнулся я. — Можешь спустить нам сюда палатку и организовать доставку продуктов, а мы останемся здесь — станем отшельниками острова Анст.

По правде говоря, место для этого было весьма подходящее. Там где заканчивалась так называемая тропа, в обе стороны вдоль обрыва тянулась ровная, заросшая травой полоска земли. Береговая линия состояла из нагромождения огромных, иногда величиной с небольшую комнату валунов, между которыми вскипало, пенилось и ревело темно-синее море. Весь обрыв, насколько хватал глаз, был усеян птицами, а в небе их кружилось столько, что они напоминали гигантские снежинки.