Владимир Колин - Зубы Хроноса

• Название: Зубы Хроноса
• Автор: Владимир Колин
• Издательство: Издательство "Альбатрос"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1979

---

— Алхимик?

— Нет, — улыбнулся Мирг. — Мечтатель.

— Я хотел бы взглянуть на него…

Мирг дал ему необходимые разъяснения, и Старый снова склонился над кнопками машины. Веко дрогнуло.

Он находился в комнате со странной мебелью, в сердце большого города будущего. Ряды книг, не похожих на те, к которым он привык, плотно стояли на полках, шедших вдоль стен. Сидя за столом, мужчина средних лет занимался делом, для Старого совершенно непонятным: ведь он никогда не видел пишущей машинки. Зато он тут же узнал портрет, украшавший стол, и, с усердием человека, вдруг обнаружившего, что он совсем другой, чем думал, принялся разглядывать свое лицо. Затем нагнулся над плечом мужчины и начал читать строки, четко напечатанные на белой странице. Они были написаны на французском языке других времен, но Старый понял их без труда. «Я восстановил его «исчезновение» вплоть до мельчайших подробностей, — прочел он, — и знаю, что случилось с ним после того, как он пропал из виду виконта де Сюрси…» Мужчина средних лет остановился, протянул руку и взял портрет. Он долго глядел на него и затем поставил ближе, прислонив к бронзовой статуэтке, изображавшей набальзамированного Осириса. Ударяя двумя пальцами по клавишам машинки, он вызвал на белой странице новый ряд букв.

«И иногда я спрашиваю себя: разве это так уж невозможно — получить знак, один-единственный знак — доказательство того, что я не ошибся…» Старый протянул руку, взял фотографию и — унес ее с собой, в недоступный четырехмерный мир, поглотивший его навсегда.

Снова переведя взгляд на статуэтку, мужчина, сидевший за столом, остолбенел. Лицо его побледнело. Быстрыми движениями он поднял книгу, порылся в стопке бумаги, поискал внизу, под столом, перерыл корзинку, полную скомканных бумаг…

И через несколько минут, измученный, распрямился.

На его губах блуждала улыбка, не соответствовавшая глубине его взгляда, устремленного на старую бронзовую статуэтку. Сквозь открытое окно долетал шум города. Он обхватил руками лоб и долго сидел так, неподвижно, наедине со своими мыслями. И на душе у него было тихо-тихо.

Лнага

Заметив этот проклятый гриб, я сразу же понял, что он ядовитый. Только яд может вырядиться в роскошную епископскую мантию фиолетового цвета, старательно украсить ее золотистыми блестками и потом выставить все это на всеобщее обозрение, уверенный, что никто к нему не прикоснется. Мы заметили его одновременно на мшистом пригорке, пропахшем прогорклой водой, у слоновьей ноги ствола старого дерева — одного из тех растительных чудовищ, что сплетают свои ветви в клубок сырых и клейких змей, которые не отличаются ни от увивающих их лиан, ни от настоящих змей, во плоти и крови, — настоящих лишь потому, что они, кажется, немного холоднее самих ветвей.

— Черт возьми! — воскликнул Джим. — Верной!

Мы были уже недалеко от тех развалин, о которых нам рассказывал Нгала, но начинало темнеть, и мне отнюдь не хотелось столкнуться с дикими зверями, рык которых то и дело доносился до нас (хотя Джим и уверял, что мне это лишь кажется). Поэтому я притворился, что задумался, и прошел мимо, но он окликнул меня снова, и мне пришлось остановиться.

— Что стряслось, Джим?

— Чтоб мне никогда не увидеть белого слона!.. Иди сюда, Верной!..

Я насторожился: когда Джим поминает белого слона, с ним лучше не спорить. И с удивлением обнаружил, что он все еще торчит над этим фиолетово-золотистым обманщиком. Хотя было темно, что-то вроде лучей спектра сияло вокруг гриба и — не знаю, может быть, меня вдруг пронзила сырость, только я весь съежился под своей непромокаемой рубахой, стараясь отогнать какоето неприятное ощущение.

— Даю голову на отсечение, что это лнага! Что ты на это скажешь, Верной?

— Я и не знал, что ты занялся грибами, — ответил я со всей необходимой осторожностью. — А я так остался верен своей специальности…

— Глупости! Лнага тоже относится к твоей специальности, и если ты после трехмесячной экспедиции даже не слышал о ней, разреши мне усомниться в твоих познаниях…

«Так, — подумал я. — Мало того, что ты задерживаешь меня здесь своими разговорами, когда нам уже пора быть на развалинах Нгалы, мало того, что из-за этого мы рискуем нарваться на диких зверей… Теперь ты надо мной еще и издеваешься…» Но, так как он только что упомянул о белом слоне, вслух я сказал лишь: — Никто никогда не говорил мне об этойлнаге…

Но с тем же успехом я мог промолчать и не сотрясать воздух звуками своего голоса; казалось, он меня даже не слышал.

— Хм… — пробормотал он. — Вот ведь черт!

— О чем это сы, Джим?

Он взглянул на меня с таким сожалением, словно я был несчастным сосунком, и он никак не мог решить, стоит ли со мной вообще связываться. Потом, как видно, решившись, начал терпеливо и тщательно разъяснять мне — так, словно мы сидели на террасе у Фреда, а не находились в гуще джунглей, на пороге ночи: — Вот что, Верной. Лнагу человек встречает раз в жизни, а может, и ни разу. Многие искали ее всю жизнь, но так и не нашли… Я прожил здесь дольше, чем ты («не больше чем на месяц» — подумал я, но не решился его прервать), так что я знаю. Нужно быть просто-напросто сумасшедшим, чтобы пройти мимо нее равнодушно!

— Почему равнодушно? Сорви ее, если тебе этого так хочется, и пошли наконец…

Я почувствовал, что мое терпение истощилось. Рев диких зверей раздавался все чаще… Но Джим сокрушенно покачал головой.

— Человек, который не слыхал о лнаге, лучше бы молчал и не высказывался! Любой негритенок знает, что лнагу нельзя переносить; она ломается, превращается в пыль, одним словом, катится к черту через несколько минут после того, как ее сорвали…

Я взглянул на него как можно ласковей.

— Прости, Джим, но что же тогда делают с лнагой?

С минуту он молчал — я стоял, как на иголках; вокруг совсем стемнело. Потом прошептал: — Я думаю, у нас нет другого выхода, Верной…

В его шепоте прозвучала кротость, не предвещавшая ничего хорошего (не забудьте, что я знал Джима с детства).

— Что ты задумал, несчастный?

— Лнагу следует сразу же съесть, Верной, — ответил он с насмешливой улыбкой. — Или ты не голоден?

Увидев, что он и в самом деле тянется к фиолетовому наросту, я, больше не сдерживаясь, ударил его по руке и оттолкнул от гриба. Как видно, мои нервы сдали. Джим, не ожидавший такой выходки, — хотя бы уже потому, что мы оба знали, что он гораздо сильнее меня, — потерял равновесие.

— Чтоб тебя растоптал белый слон! — рявкнул он, растянувшись на сырой траве во весь свой рост. — Ты что, спятил?

— Это ты спятил! — крикнул я, не думая уже ни о белом слоне, ни о своем поступке. — Как ты можешь даже подумать о том, чтобы взять в рот эту гадость, от которой за версту несет отравой. Лучше посмотри: уже совсем стемнело и нас вот-вот застигнет ночь, а мы еще так далеко от развалин!

Я ждал, что он поднимется и влепит мне пару пощечин (в том состоянии, в котором я находился, я, думаю, смог бы устоять), но мне стало гораздо страшнее, когда я услышал, как он говорит — спокойно, словно бы ничего не случилось: — Не валяй дурака, Верной! Это ведь случается раз в жизни… Никто еще не умер от лнаги (на какую-то неуловимую долю секунды он замолчал), зато мы будем первыми белыми, которые узнают…

— Что? Что имеет для тебя такое значение, чтобы стоило травиться этим проклятым грибом здесь, посреди джунглей, с единственным утешением, что потом ты отравишь своим мясом зверей, которые не замедлят тебя растерзать?

Он снова замолчал, и по его молчанию — яснее, чем если бы он нанес мне пощечину — я понял, как он меня презирает. Когда наконец он заговорил снова, стало ясно, что его решение непоколебимо. Разумеется, в голосе его звучала ядовитая кротость.

— Надо было тебе остаться дома, Верной. Разгуливал бы по плантации и общался бы не с Нгалой, а с неграми, которые ловят каждое твое слово. Посвятил бы свое время линчеванию, а не изучению африканской культуры…

— Прощай, Джим! — бросил я ему и решительно пошел вперед. Я мог найти дорогу и сам и не обязан был жертвовать своей жизнью только потому, что он вдруг свихнулся. Вдруг… Я пожал плечами и, освещая себе путь карманны фонариком, углубился под отвратительную сень леса. По правде сказать, я лучше, чем кто бы то ни было, знал, что Джим не в своем уме — еще с тех пор, как с ним познакомился. Не случайно бедняга Чарли Браун, его отец, был самым бедным белым во всей Джорджии — один из тех бедолаг, что живут вместе с неграми, в состоянии пьянствовать с ними, жениться на негритянке и произвести на свет дюжину несчастных, которые проклянут их с первого своего шага в жизни. Правда, Чарли женился не на негритянке, а на некой Евдоре, которую привезли черт знает откуда, но оба они работали на плантациях плечо к плечу с неграми, как негры. И если бы я случайно не встретился с Джимом…