Димитр Пеев - Вероятность равна нулю

• Название: Вероятность равна нулю
• Автор: Димитр Пеев
• Издательство: Радуга
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002000-0

Димитр Пеев – известный болгарский писатель, доктор юридических наук – выстраивает сюжеты повестей, как бы приглашая читателя вместе исследовать актуальные проблемы современности.

Повесть «Вероятность равна нулю» – о подрывной деятельности западных спецслужб против стран социалистического содружества.

---

Да, слежка была настолько безрезультатной, что наводила на решительную мысль оставить бесперспективный объект. Если бы не было черного чемодана!

После смерти Маклоренса при обыске в номере обнаружили черный чемодан. Но он оказался пустым. Если не считать одного-единственного рапана из тех отполированных и покрытых лаком ракушек, которыми бойко торгуют на всех перекрестках приморских городов. Вернулся ли Маклоренс в гостиницу с пустым чемоданом, или в нем было кое-что? Кто и зачем положил туда рапана? Ничего компрометирующего в вещах Маклоренса не нашли. Судя по всему, он следовал завету древних мудрецов и все свое носил с собою: два пистолета, а передатчик со всеми принадлежностями для шифрования – в своей машине.

Обсудили и версию, что в переданном Маклоренсом чемодане находились самые обыкновенные подарки, посланные Пешо его заграничным приятелем Гошо. Но версию тут же отклонили. Те, кто выступал против, даже возмущались ее изначальной несостоятельностью: ну кто в здравом уме вручает подарки, пользуясь явно шпионскими методами? Не согласились и с предложением сделать обыск в доме Петкова и разгадать тайну чемодана. Оставалась единственная возможность – негласное наблюдение, чего бы оно ни стоило. И слежка продолжалась, пока наконец не принесла первые плоды.

В понедельник, когда обнаружили, что мадам Мелвилл мертва, Петков подъехал ко входу «Интернационаля» ровно в 12.30 и простоял четверть часа, отказав нескольким клиентам. В 12.45 время назначенной встречи явно истекло, он великодушно взял подвернувшегося пассажира и укатил в город. Наверняка дожидался Маклоренса. Чему была бы посвящена их встреча, если бы она состоялась?

22 июля, вторник

В полдень Петков подвез двух мужчин к международному дому журналистов, а в 12.30 снова оказался у входа в «Интернациональ». И опять он был глух к просьбам клиентов. Выкурил несколько сигарет, открыл дверцу, вылез, посмотрел по сторонам.

В 12.45 (явно был уговор дожидаться ровно 15 минут) он смилостивился и отвез на вокзал болгарскую семью (мужа, жену, двух маленьких детей), обремененную тремя саквояжами, едва влезшими в багажник. Когда с ним расплатились, Петков тоже вышел и встал в очередь к почтовому киоску. Купил несколько марок для отправки корреспонденции в Америку и вскоре уже опускал в почтовый ящик синеватый конверт. Когда такси Петкова с очередным клиентом двинулось в путь, следом, как обычно, поехала оперативная машина. Сидящий в ней снял трубку радиотелефона:

– Докладывает «Альбатрос-семь». Письмо в Америку, по форме несколько суженное, синее, ящик номер 243 на железнодорожном вокзале.

– Принято, – сказал голос на другом конце. – Немедленно попросим прокурора дать разрешение и по его получении взглянем на письмо.

Взяв синий конверт и два листка с переводом, напечатанным на машинке, Марков прочитал вслух:

– «Уильям Монтег, седьмая Восточная улица, дом 89, Нью-Йорк, США.

Дорогой Билл! Пишу тебе с другого конца света, из некой Болгарии, куда нас послали. Но когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Я попросил одного из здешних типов, с которым судьба свела меня случайно, опустить конверт, если со мною это случится. А поскольку письмо у тебя, то знай: это случилось. И хотя для меня это уже не имеет ровно никакого значения, как и все остальное на грешной земле, все-таки хочется наступить на мозоль этому негодяю Бонифацио. А на мозоль наступишь ему ты, если ты мне друг и если не запамятовал годы нашей совместной службы. Прошу тебя! Умоляю! Тебе это ничего не стоит. Позвони инспектору Бидли (из автомата, анонимно или пойди к нему как коллега – ты уж сам это решишь) и скажи, что Джузеппе Макаронину кокнули перед кинотеатром люди Бонифацио. По личному указанию Бонифацио. Пусть порасспрашивают Майка Длинного или Джо Гарднера – они расколются, если их поприжать. Так ему и скажи. И передай ему привет отсюда, с того света, если Бидли меня еще помнит. И еще кое-что скажи, это самое важное! Скажи, он страшно обрадуется. Бриллианты, представь себе, здесь, с нами. Это тоже дело рук Бонифацио. Пусть не вынюхивают их там, они здесь, здешние легавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности. Все здесь. У Маман. А я ее охраняю. Потому и опасаюсь за свою жизнь. И не только потому: случайно знаю кое-что про некоторые вещи, о которых лучше и не знать. Между прочим, старый Никто тоже здесь, вместе с этим мерзким исчадием ада Коко. Вот так-то, дорогой Билл. Я всегда верил, что ты мой человек, уверен, что и теперь исполнишь последнюю просьбу твоего друга и бывшего коллеги… Морти. Кстати, у тебя есть резон выполнить мою просьбу. Если не понимаешь насчет резона, загляни в газеты ближайших дней – и сразу все поймешь. Твой друг Морти.

Постскриптум. До свидания в одном из котлов с кипящей серой».

Генерал замолчал, взгляд его скользил по письму, словно он удостоверялся в точности перевода.

– Ну, полковник, как вам это нравится?

– Да, вот это весточка. Дайте-ка и мне насладиться оригиналом!

Ковачев дважды прочитал письмо про себя, но, когда положил его на стол, ничего не сказал. Оба молчали, полные самых разнообразных догадок. Первым не выдержал генерал:

– Давайте, давайте, поразмышляйте вслух!

– Не знаю почему, но этот Морти чем-то мне симпатичен…

– Куда уж симпатичней! С двумя базуками! А письмо?

– Самое сильное место – про бриллианты.

– Да, бриллианты… Звучит как в «Тысяче и одной ночи». Но тогда где они? Если были у Маман – то почему мы их не нашли?

– Создается впечатление, что их компания – во всяком случае, Морти и Маман – из команды Бонифацио.

– И что он послал их сюда с какими-то бриллиантами!

– Которые, по всей вероятности, не перешли к Бонифацио по наследству от тетки. А инспектор Бидли явно из другой партии. С приятелем Биллом он, очевидно, в одной команде. По всей вероятности, и наш Морти подвизался раньше у них… «Если не запамятовал годы нашей совместной службы»…

– Возможно, речь идет о военной службе, – сказал Марков.

– Возможно. Но важнее другое. Морти, опасаясь, что погибнет от рук людей Бонифацио, действительно хочет наступить ему на мозоль и выдает полиции местонахождение бриллиантов.

– Совершенно согласен. Однако не забудем и другой пассаж. «Здешние легавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности». Здесь Морти прекрасно нас охарактеризовал!

– Позвольте не согласиться, хотя навара и нет.

– Позволить можно все что угодно. Например, позволяю вам доложить, где находятся бриллианты!

– Если вопрос поставлен ребром, мне скрывать нечего. Но, прежде чем расколоться, хочу сказать об одной детали, бросившейся мне в глаза при обыске.

– Выкладывайте эту деталь!

– Деталь, извините, очень деликатная…

Ковачев извлек из досье конверт со снимками Эдлайн Мелвилл и, как фокусник, разбросал их по столу. Большинство фотографий запечатлели ее во весь рост – как она одна или с Маклоренсом фланируют по курорту, как сидят в ресторане, как нашли ее мертвой в постели, и последний снимок – тело на оцинкованном столе в морге.

– Посмотрите внимательно. Что больше всего производит впечатление?

Марков некоторое время придирчиво разглядывал фото – так ищут скрытые дефекты в картине, – но сказал только:

– Обворожительная мадам… была.

– Зачем, по-вашему, неизвестный проник в ее номер?

– Мы же договорились: чтобы убить.

– Только ли для этого?

– Разумеется, убийство могло быть не единственной целью. Он мог и взять что-либо. Прочтя письмо, вы думаете, что бриллианты.

– Это очевидно. Морти выразился вполне определенно: бриллианты у Маман, а он их охраняет. С двумя пистолетами. И если мы при тщательном обыске ничего не обнаружили, значит, неизвестный их забрал. Притом они были спрятаны – не по частям, а в одном месте.

– В каком же месте, скажите?

– Вы осматривали труп?

– Конечно.

– Но не в морге, верно? Там у Маман был достаточно скромный бюст. А взгляните на другие снимки. Любая красотка из порнографических журнальчиков ей позавидует!

– Так… так… – Марков задумался. – Ведь верно! Такие приспособления делают на Западе. Кто знает – может, и у нас… Постойте! Значит, для нас, профанов, она была просто… скажем, щедро одаренной от природы. Но люди, знавшие ее раньше, легко могли заметить внезапное изменение прекрасных форм. И сделать соответствующие выводы.

– Эти выводы могли сделать и те, кто имел возможность лицезреть ее не только на улице, но и в постели.

– Намекаете на Ларри?

Да, он имел в виду О'Коннора, который крутился около мадам Мелвилл и, вероятно, не упустил возможности лицезреть ее в постели. А поскольку с самого своего появления здесь он прилип к Маклоренсу и Мелвилл, которые владели бриллиантами Бонифацио, то это могло значить, что он достаточно осведомлен и сделал соответствующие выводы, а может быть, и действия предпринял… Все было и логично, и правдоподобно. Вопрос заключался в том, не слишком ли наивно поступила мадам, упрятав бриллианты в переменной геометрии бюста. Ведь сразу могло броситься в глаза, где собака зарыта, как любил выражаться генерал. А это означало: и тайник, и шифр были предназначены для легкого распознавания. Но кому предназначалась эта легкость? Зачем?