Нил Гейман - М - значит магия

• Название: М - значит магия
• Автор: Нил Гейман
• Жанр: Фэнтези

От автора: В этой книге собраны разные истории: от детектива в стиле "Сказок матушки Гусыни" до рассказа о людях, которые ели все, что можно есть, от стихов о том, как надо вести себя, если окажешься в сказке, до истории о мальчике, который встретился с троллем, живущим под мостом, и о сделке, которую они заключили. Одну историю я включу в мою следующую книгу для детей под названием «Кладбищенская книга» - ту, что о мальчике, которого на кладбище воспитывают покойники, а другую я сочинил в самом начале своей писательской карьеры. Эта история в жанре фэнтези называется «Человек, который продал Понтийский мост», и ее персонаж списан с Виктора Люстига по прозвищу «Граф»; ему действительно удалось продать Эйфелеву башню примерно тем же способом (через несколько лет он умер в тюрьме Алькатрас). Есть пара страшилок, пара рассказов посмешнее, жанр некоторых мне вообще трудно определить, но я все равно надеюсь, что они вам понравятся.

---

Октябрь сказал:

– Неплохо, дитя. Рассказывай.

Июнь уставилась на него, словно испуганный зверек.

– Я только что, - прошептала она.

Октябрь кивнул.

– Конечно, - сказал он и, не дожидаясь замечаний, спросил:

– Перейдем к моей истории?

Февраль шмыгнул носом.

– Что-то ты не по порядку, начальник. Тот, кто в кресле, рассказывает историю, только когда закончат остальные. Нельзя так - сразу к основному.

Май, ухватив покрепче длинные щипцы, которыми выкладывала узор из каштанов на решетке над огнем, проворчала:

– Пусть рассказывает, если уж так невтерпеж. Уж наверно, его история будет не хуже, чем та, с вином. А у меня еще полно дел. Цветы сами по себе не раскроются. Все за?

– Ставишь на голосование? - удивился Февраль. - Не может быть. Просто невероятно.

Он вытер лоб скомканной салфеткой, которую вытащил из рукава.

Семеро подняли руки. Четверо рук не подняли - Февраль, Сентябрь, Январь и, к общему удивлению, Июль.

– Вы не подумайте, я не против лично Октября, - сконфуженно оправдывался он. - Это же чисто процедурный вопрос. Нельзя создавать прецедент.

– Значит, решено, - сказал Октябрь. - Кто-нибудь хочет выступить до того, как я начну?

– Да. Вот… Иногда, - замялась Июнь, - иногда мне кажется, что из чащи на нас кто-то смотрит, а когда я пригляжусь - там никого нет. Но мне все равно кажется.

Апрель сказала:

– Это потому, что у тебя с головой не в порядке.

– Мда, - заметил Сентябрь, глядя в пространство. - В этом вся наша Апрель. Ранимая и необычайно бессердечная.

– Хватит, - оборвал его Октябрь. Он потянулся, не вставая с кресла, раскусил орех, вытащил ядро и бросил скорлупки в огонь. Они зашипели и треснули, и Октябрь начал свой рассказ.

Жил- был мальчик, -начал Октябрь, - которому плохо жилось. Нет, его не били. Он просто никак не мог подладиться ни к своей семье, ни к городу, в котором жил, да и вообще к своей жизни. У него были два старших брата, близнецы. Они или гнали его прочь, или не обращали на него внимания. Они играли в школьной футбольной команде, и их любили все. Иногда один из них забивал больше голов, и все считали героем его; иногда героем становился другой. А их младший брат не играл в футбол. Они придумали для него специальное прозвище. Они звали его Последыш.

Они звали его Последышем с самого рождения, и сначала мать и отец ругали их за это.

Но близнецы ответили: «Да он же вылитый последыш. Сравните только его и нас». Близнецам было шесть лет, когда они так сказали. Родителям это показалось забавным. Клички вроде «Последыша» могут прилипнуть намертво; скоро его звали Дональдом только бабушка, когда звонила, чтобы поздравить его с днем рождения, и те, кто не был с ним знаком.

И, возможно потому, что в именах заключена особая сила, он действительно был похож на самого младшего поросенка из помета: маленького, костлявого, беспокойного. С самого рождения у него текло из носа, и не перестало течь, даже когда прошло десять лет. За столом близнецы, если им нравилась еда, таскали ее у него с тарелки; если же нет, они потихоньку подбрасывали свои порции ему, и его ругали за то, что он плохо ест.

Отец всегда ходил на футбол, когда играли близнецы, и после игры покупал мороженое тому, который забил больше голов. Другому мороженое доставалось в утешение. Мать говорила, что «работает в газете», хотя по большей части просто искала новых подписчиков и желающих дать в газете рекламу; как только близнецы подросли и могли заботиться о себе сами, она снова стала работать целый день.

Одноклассники мальчика обожали близнецов. Они звали его Дональд в первом классе, всего месяц, пока не прошел слух, что братья зовут его Последышем. Учителя вообще редко обращались к нему по имени, хотя между собой нередко судачили, что ни отвагой, ни воображением, ни жизнелюбием младший Ковэй, увы, не пошел в братьев.

Последыш и сам не мог сказать, когда он впервые решил убежать из дому, или когда его неясные мечты превратились в четкий план. К тому времени, когда он признался себе в том, что собрался сбежать, у него уже была припрятан за гаражом, под листом шифера, большая пластиковая коробка, в который были три батончика «Марс», два - «Милки Вэй», пакетик орешков, пакетик лакрицы, фонарик, несколько журналов с комиксами, непочатый пакет закуски к пиву, и тридцать семь долларов, по большей части монетами по двадцать пять центов. Закуску он стащил только потому, что читал, как исследователи месяцами питались только вяленой говядиной; и именно тогда, когда он сунул этот пакетик в коробку и плотно, до щелчка, закрыл крышку, он точно понял, что собрался сбежать.

В книгах, газетах и журналах ему приходилось читать, что если ты сбежишь из дому, ты можешь повстречать нехороших людей, и они сделают тебе что-нибудь нехорошее; но ему приходилось читать и сказки, так что он знал, что там, снаружи, среди чудовищ попадаются и добрые люди.

Худенький десятилетний мальчик по прозвищу Последыш, маленького роста, постоянно шмыгающий носом, был на редкость неприметен. Если бы вам нужно было найти его среди сверстников, вы бы ошиблись. Вы бы указали на другого. А он - вон там. Вы его просто не заметили.

Он откладывал побег весь сентябрь. Но однажды, в особенно скверную пятницу, когда оба старших брата повалили его на землю и уселись верхом (а тот, что сел прямо на лицо, пустил ветры и злорадно рассмеялся), он решил, что какие бы чудовища ни ждут его на улице, они будут не хуже - а то и лучше.

В субботу предполагалось, что близнецы будут присматривать за ним, но они почти сразу отправились в город, на свидание с девчонкой, которая нравилась им обоим. Последыш зашел за гараж, вытащил коробку из-под листа шифера, и отнес ее в спальню. Он высыпал содержимое своего ранца на кровать, и уложил в ранец шоколадки, комиксы, деньги и мясо. Потом он налил воды в пустую бутылку из-под лимонада.

Он дошел до города и сел в автобус. Он поехал на запад, на десять долларов на запад, расплатившись пригоршней мелочи, и приехал куда-то в незнакомое место. Он счел, что для начала это неплохо, вышел из автобуса и пошел пешком. Тротуаров здесь не было, и когда по шоссе проезжали машины, он прыгал в придорожную канаву, где было безопаснее.

Солнце стояло высоко. Ему захотелось есть, он порылся в ранце и достал один «Марс». Когда он съел его, ему захотелось пить, и он выпил чуть ли не полбутылки воды, но спохватился, поняв, что воду придется экономить. Он думал, что за городом повсюду текут ручьи с чистой водой, но до сих пор не нашел ни одного. Неподалеку, впрочем, под широким мостом, текла река.

Последыш остановился на мосту и поглядел вниз, на темную воду. Он вспомнил, как в школе рассказывали, что все реки рано или поздно впадают в море. Он никогда не был на море. Он спустился к реке и пошел по течению. Вдоль берега шла слякотная тропинка, по которой, судя по пустым пивным банкам и пакетикам из-под чипсов, ходили, но ему никто не встретился.

Он допил остатки воды.

Интересно, ищут ли его, думал он. Он представил себе, как кружат полицейские машины и вертолеты, как идут по следу собаки, пытаясь его разыскать. Им его не найти. Он доберется до моря.

Река плескаясь, бежала через пороги. Он видел, как в небе, широко раскинув крылья, плавно пронеслась голубая цапля, он видел несколько стрекоз, празднующих закрытие сезона, и иногда - облачка мошек, наслаждавшихся последним теплом бабьего лета. Небо из голубого стало сумеречно-серым, над головой мелькнула летучая мышь, охотясь за мошками. Где он будет спать этой ночью, Последыш не знал.

Тропинка разделилась на две, и он пошел по той, которая вела прочь от реки, надеясь, что выйдет к дому или ферме, где найдется пустой амбар. Он шел, и сумерки сгущались, и в конце концов он вышел к дому, полуразрушенному и довольно неприятному на вид. Последыш обошел его, и в нем крепло ощущение, что ничто не заставит его войти внутрь; тогда он перелез через покосившийся забор и устроился на ночлег в траве на заросшем выгоне, положив рюкзак под голову.

Не раздеваясь, он лег на спину и смотрел в ночное небо. Спать ему не хотелось ни чуточки.

– Они уже меня хватились, - сказал он сам себе. - И беспокоятся.

Он представил себе, как вернется домой через много лет: восторг на лицах родных, увидевших, как он идет по дорожке к крыльцу. Как они обрадуются. Как они вспомнят, что любят его…

Он проснулся через несколько часов. Прямо ему в лицо светила яркая луна. Ему был виден весь мир - яркий, как днем, как в детских стихах, только бледный и лишенный цвета. Луна в небе была полной, или почти полной, и ему почудилось, что тени на ее поверхности похожи на почти доброе лицо, которое смотрит на него.

– Ты откуда? - услышал он.

Он сел, не испугавшись - не успев испугаться - и огляделся. Деревья. Высокая трава.

– Вы где? Я вас не вижу.

Он уловил в тени под забором какое-то движение. Из-за дерева на краю пастбища вышел мальчик, его сверстник.