Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай

• Название: От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай
• Автор: Владимир Обручев
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1940

В книге академик В. А. Обручев описывает впечатления своего путешествия в Монголию и Китай, которое было организовано Русским Географическим Обществом и выполнено в 1892–1894 гг. Во главе этой экспедиции был этнограф Г. Н. Потанин. Автору были поручены геологические исследования на западе Центральной Азии, в особенности в горных системах Нань-Шаня и Вост. Тянь-Шаня, а также восточной окраины Тибета. Таким образом, впечатления и наблюдения, собранные во время путешествия, были очень разнообразны, и изложенное в книге поможет знакомству с природой и населением значительной части обширной Азии.

---

Рис. 5. Субурган

В тесной кумирне огромная статуя подавляла своими размерами. Перед статуей был расположен высокий алтарь с подсвечниками, чашечками с яствами и напитками и двумя рядами символических кружков в роде мишеней, раскрашенных розовой и голубой краской. Между алтарем и стенами — низенькие диваны с грязными подушками и столиками перед ними. На диванах восседали во время богослужения ламы и пели молитвы. В верхнем этаже над шкафами с бурханами тянулись хоры, с которых можно было рассмотреть верхнюю часть Майдари, на голова его поднималась еще выше. Статуя была задрапирована желтым атласом; на алтаре перед ней курились бумажные палочки. Возле алтаря стояло закрытое покрывалом отдельное кресло гэгэна, изредка посещавшего богослужение в этой кумирне.

Против этой кумирни находился ямынь, т. е. присутственное место главного правителя Урги, также во дворе, окруженном частоколом. Я заглянул во двор; доступ туда был свободен. Вокруг юрты среди двора толпились монголы; в ней происходило заседание суда; возле юрты для назидания толпы сидели осужденные преступники — два монгола, на плечи которых были надеты тяжелые квадратные доски с отверстием для головы (см. рис. 57). Этот чудовищный воротник, давящий плечи, служил одним из способов пытки для вынуждения сознания, но надевался также и в наказание на целые недели и месяцы, и осужденный должен был спать и есть в этом наряде. У монголов имелись и другие способы пытки, так как из юрты раздавались протяжные стоны — суд разбирал какоето дело.

Западную часть Урги, расположенную за речкой Сэльби на холме, составлял Гандан, населенный исключительно ламами, проходившими высший курс буддийского богословия. Эта духовная академия по внешности не отличалась от описанного города — те же дворы, окруженные частоколами, над которыми поднимались узорчатые крыши двух больших кумирен, и пустынные улицы между дворами. Только по двум окраинам тянулись друг возле друга 28 субурганов, построенных благочестивыми поклонниками Будды ради очищения от грехов и отогнания разных бед и напастей.

Рис. 6. Монгольские ламы у входа в кумирню

Субурганы — преемники древних индийских «ступ» и «чайтья»; в Индии они сооружались на местах замечательных событий, а также служили гробницами лам. Субурганы монголов буддистов имеют различную форму и величину, но в основном всегда состоят из трех частей (рис. 5): пьедестала, главной части в виде плоского шара или митры, называемой «бумоа», и шпица, увенчанного изображениями луны, солнца и пламенеющего огня премудрости — «нада». В лучших субурганах шпиц украшен тринадцатью металлическими кольцами. Субурганы воздвигаются обычно возле храмов (кумирен), но иногда и уединенно порознь и группами в степи.

Ламы, т. е. буддийские монахи, населявшие монастыри (дацаны) Монголии, посвящали себя с отрочества служению Будды, изучению богословских трудов, написанных на тибетском языке, и благочестивым созерцаниям. Обилие лам в монастырях объяснялось тем, что каждая монгольская семья считала долгом отдать хотя бы одного из сыновей в монастырь. Многочисленные монастыри существовали на пожертвования верующих, так как каждая семья, отдавшая сына в ламы, естественно должна была поддерживать и монастырь. Ламы никаким производительным трудом не занимались и были в сущности паразитами. Врачевание, которое практиковалось частью лам, в большинстве являлось знахарством. В одной Урге, как упомянуто, число бездельниковлам достигало 14000, а монастырей в Монголии были десятки, и они ложились тяжелым бременем на бюджет монгольского населения. При них не было ни школ, кроме богословских, ни больниц и приютов, а праздники, которые устраивались для развлечения монголов, служили средством для выкачивания новых пожертвований.

Ламы питались так же, как и зажиточные монголы — кирпичным чаем с молоком и маслом, пресными лепешками, бараниной, имели это в достаточном количестве и жирели от малоподвижной сидячей жизни. Они начинали жизнь в лени с юношеских лет, когда родители отдавали их в монастыри для религиозного обучения. Молодые ламы выполняли иногда некоторую работу по поддержанию чистоты в храме и жилищах и разъезжали по улусам для сбора пожертвований (рис. 6).

В Урге мне бросились в глаза оригинальные молитвенные мельницы, если можно так выразиться. Это деревянный цилиндр, насаженный на столб и могущий вертеться вокруг него, как вокруг оси. Цилиндр оклеен буддийскими молитвами на тибетском языке, и каждый проходящий мимо такого цилиндра (а их было наставлено много по улицам и во дворах) считал долгом повернуть его несколько раз, что равносильно произнесению всех начертанных на нем молитв. Еще более упрощенный способ вознесения молитв к божеству я видел позже в горах Китая и Наньшаня, где подобные же цилиндры приводились во вращение ветром или водяным колесом на горном ручье и, таким образом, молитвы возносились беспрерывно и без затраты труда верующих.

Нужно отметить, что после революции, превратившей Внешнюю Монголию в демократическую республику, влияние буддийской религии благодаря начавшемуся просвещению темной народной массы стало падать и, вместе с тем, роль и значение монастырей и численность лам сильно пошли на убыль.

Чтобы закончить мои беглые наблюдения в Урге, упомяну еще один случай, характеризующий низкий уровень культуры монгольских князей, управлявших крупными областями — аймаками и хошунами — Монголии, составлявшими их потомственные владения. В Ургу както приехал часовщик. Он открыл лавочку и развесил привезенные стенные часы разных сортов. Торговля шла не бойко, так как кочевникумонголу и ламам часы не нужны: они определяют время по солнцу. Покупали часы китайцы и, изредка, монгольские князья. Среди часов был один экземпляр с кукушкой, которая выскакивала из окошечка над циферблатом и куковала число часов. Эта кукушка возбуждала восторг всех посетителей, но часовщик очень запрашивал за часы, и они не продавались. Наконец, один князь купил их за хорошую сумму и увез в свою юрту. Через несколько недель он привез их обратно и просил часовщика вылечить птицу, которая, очевидно, заболела, так как перестала выскакивать и куковать. Часовщик открыл футляр и из него посыпались зерна ячменя.

— Зачем ты насыпал ячмень в часы? — удивился он.

— Как же, — ответил князь — птицу ведь нужно кормить, чтобы она не издохла. Я ее кормил понемногу, сначала она еще пела, а потом стала петь все реже и реже и, наконец, замолчала: может быть, она привыкла к другому корму. Ты мне объясни, чем ее кормить.

Князь с трудом поверил, что кормить кукушку совсем не нужно.

Против Урги на левом склоне широкой долины р. Толы поднимается довольно высокая гора Богдоула или Ханула, которая привлекает взор путешественника зеленью густого леса, отсутствующего на горах правого склона, представляющих бурую степь, выгоравшую за лето. Эта гора считалась священной, обиталищем божества, поэтому на ней было запрещено рубить лес и охотиться. За выполнением этого следили караульные, жившие в юртах коегде у подножия горы.

Секретарь консульства предложил мне посетить эту гору. Меня интересовал ее геологический состав, и я, конечно, согласился, хотя меня предупредили, что взять с собой молоток, чтобы отбивать образцы горных пород, нельзя: это тоже могло бы нарушить покой божества. Мы поехали вдвоем в тележке консульства, пересекли долину, переехали р. Толу в брод благодаря осеннему мелководью и поднялись на склон горы по проселочной дороге, ведущей на вершину. В лесу остановились, привязали лошадь к дереву и углубились в чащу. День был солнечный и тихий. Лиственные деревья были уже в полном осеннем наряде: березы в желтом, осины в красном; лиственицы также начинали желтеть. Яркие осенние цвета разных оттенков были разбросаны пятнами среди темной хвои сосен и редких кедров. Дикие жители леса, не пуганные охотниками, были совершенно доверчивы. Мы заметили рябчиков, посвистывавших на ветках и смотревших на нас с любопытством. Несколько тетерок паслись на прогалине, поклевывая бруснику под большой сосной и взлетели только тогда, когда мы подошли совсем близко. Возвращаясь к лошади, мы наткнулись на пару козуль, которые посмотрели на нас своими бархатными глазами, пошевеливая большими ушами, и потом спокойно продолжали свой путь по подлеску. Было приятно видеть эту мирную лесную жизнь. Осмотрев несколько попавшихся по дороге утесов, которые состояли из гранита, по видимому, слагающего главную часть горы, мы поехали назад.

В бинокль из консульства можно было видеть, что в самой западной из долин северного склона горы внизу высится скала гранита, у подножия ее — небольшая кумирня, а на вершине — «обо» в виде двух куч камней, между которыми протянуты веревки, увешанные цветными тряпками, хадаками и бумагой с священными изображениями. В следующей к востоку долине видна дорога на перевал в хребте, за которым на южном склоне имеется старинный монастырь.