Вера Полозкова - Стихи Веры Полозковой разных лет

• Название: Стихи Веры Полозковой разных лет
• Автор: Вера Полозкова
• Жанр: Поэзия

Верочка, корябеда, турецкий барабан. Абсурдопереводчица, вездесука, краснобайка-задушевница с тридцатилетним стажем. Не стесняется носить тяжелый крест с легкими юбками. Территория победившего распиздяйства. Сложный творческий гибрид, и во лбу звезда горит. Мать-основательница, идеолог и почетный член всемирного проебольного движения; учредитель и генеральный директор Московского Проебанка. Серебряный призер, позер и стриптизер. Звезда Большого Секса в изгнании. Любо, но дорого. Заморачивается. Большая и Бешеная. Как выскочит, как выпрыгнет, и полетят клочки по закоулочкам. Буря и натиск. Хрусть - и пополам. Паста карбонара, двойной мохито и сразу счет, пожалуйста. Центровая, с запросами, чё сказал щас, а, чё сказал? Детеныш Годзиллы, Бурный Гений, Отрезанный Ломоть; мало не покажется. Маленький Мук отечественного шоу-бизнеса. Не спит по ночам. Страшно ищущая. Как доедешь - позвони.

---

И из выпростанных, выпотрошенных, вывернутых недр отзовется – да, я тоже люблю тебя.

И это снова будет не конец.

Любить людей, indica, это такое же проклятие, как их животно ненавидеть: разница только в том, что во втором случае ты вечно обороняешься, а в первом всегда беззащитен. Ненавидя, ты знаешь, чего ждать в ответ – и можешь полагаться только на себя; любя, ты отдаешь свой меч в руки первому прохожему: он может посвятить тебя в рыцари, осторожно дотронувшись этим мечом до твоих плеч, может вернуть его тебе с поклоном, а может вогнать его тебе в горло по самый эфес. И это рулетка, моя солнце, и ставки все время растут.

И – выжатость, конечно, высосанность через сотни трубочек: чем больше любимых тобою, тем больше завернутых в коробочку лакомых кусочков себя ты ежедневно раздариваешь. Тем больше матричных проводов у тебя в теле – тех самых, что, сочно причмокивая, качают из себя драгоценные животворные токи.

Но если отсоединить их все – отечешь, распухнешь и лопнешь: все твои железы – с гиперфункцией, всех твоих соков – через край; так и задумано было – говорила же, проклятие.

Либо растащат на волокна, до клеточки, до хромосомки, - и облизнутся очаровательными кошачьими мордочками (позже поняв, что так никогда и не раскусили, не просмаковали, не переварили до конца) – либо перебродишь, отравишься собственной бесконечной, неизбывной любовью – и растрескаешься переспелой сливой, гния.

Как тебе выбор?

И на тысячное предательство, на миллионное подставление левой щеки, глядя, как, давясь, обжираются тобою распухшие до свиней любимые когда-то люди, - когда уже в горле забулькает, закипит – ненавижу, ненавижу, сто Хиросим на вас, чтобы до атомов, отпустите, оставьте – появишься ты, indica, и я скажу: Господи, какие руки невероятные, какие умные, спокойные, честные, безупречные руки – девочка, не уходи, просто полюбоваться позволь.

Одаривающих тебя собой в ответ – единицы. Только ближайшие, бескорыстные, неподдельные – и только этим и существуешь. В остальном же – неохотно, только как чаевыми – вежливые же люди, с чувством такта, в конце концов.

И еще реже – сами протягивают изысканные блюда из себя: бери, кушай, ничего от тебя не надо. Берешь и кушаешь. И себя всегда чуть-чуть оставляешь на чай.

И – приползти к тебе и сказать: доедают, солнце, помоги. И ты погладишь по макушке умными своими руками и скажешь – да, вот такие мы. Вкусные.

И хочется покопить для тебя сладости, пряности – и накормить. И рассказывать что-нибудь сидеть, пока ты кушаешь.

И устало улыбаться. ;)

@@@

У тебя есть пульт от меня. Все кнопки.

Тело – хром, глаза – как система призм.

Ты живешь в моей черепной коробке.

Там отныне полный абсолютизм.

27 июля 2004 года.

@@@

По салютам, ракетным стартам,

По воронкам и перестрелкам –

Я слежу за тобой по картам.

Я иду за тобой по стрелкам.

Между строк, по чужим ухмылкам,

По аккордам, по первым звукам –

Я хожу за тобой по ссылкам,

Я читаю тебя по буквам;

Терпкой кожей своей барханьей,

В звоне полупустых бутылок –

Ты ведь чуешь мое дыханье,

Обжигающее затылок?

Разворачиваешься круто,

Гасишь фары и дышишь тяжко?

Позабыв, что твои маршруты –

Все мои: мы в одной упряжке.

Закольцованы, как в цепочке,

И, как звенья, литы и жестки.

Мы столкнемся в конечной точке.

На решающем перекрестке.

Ночь с 1 на 2 августа 2004 года.

@@@

Все топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных -

Но всегда упираюсь лбом в тебя, как слепыш.

Я во сне даже роюсь в папках твоих компьютерных,

Озверело пытаясь выяснить, с кем ты спишь.

Пронесет, может быть, все думаю, не накинется -

Но приходит, срывая дамбы, стеклом звеня:

Ты мне снишься в слепяще-белой пустой гостинице,

Непохожим - задолго, видимо, до меня;

Забываюсь смешными сплетенками субботними,

Прячусь в кучи цветастых тряпочек и вещиц -

Твое имя за мною гонится подворотнями,

Вылетая из уст прохожих и продавщиц,

Усмехается, стережет записными книжками,

Подзывает - не бойся, девочка, я твой друг,

И пустыни во сне скрипят смотровыми вышками,

Ты один там - и ни единой души вокруг;

Не отмаливается - исповеди да таинства,

Только все ведь начнется снова, едва вернусь.

Мы, наверное, никогда с тобой не расстанемся,

Если я вдруг однажды как-нибудь

Не проснусь.

6-7 августа 2004 года.

@@@

Наши любимые должны быть нас достойны.

Это вообще единственное, за что стоило бы пить и ставить свечи – пусть они окажутся достойными нас. И понятно это станет не сейчас и не потом, а именно тогда, когда мы с ними расстанемся – тогда станет все ясно.

Пусть наши юноши, с которыми, понятно, и в горе и в радости, и в болезни и в бедности, и лучшие годы, и на край света – просто разлюбят нас и тихо уйдут, а не переспят по пьяни с какой-нибудь малолетней шлюшкой, и нам расскажут об этом наши же добрые друзья. Пусть наши духовные наставницы просто найдут себе новых учеников – но не станут продавать нас за несколько сотен баксов, случись нам работать вместе, грубо, цинично –

возьмут в команду, досыта накормят перспективами и ты-лучше-всех, а потом уволят, не заплатив, и будут бросать сквозь зубы «Я не обязана тебе ничего объяснять», и брезгливо морщиться, встречая нас на улице. Пусть наши большие и сильные друзья, как-старшие-братья и вообще сэнсеи поссорятся с нами из-за того, что мы ни черта не смыслим в мужской психологии – но не станут грубо затаскивать нас в постель и унижать нас просто потому, что нас угораздило родиться с хорошей фигурой, а им не нашлось бабы на эту ночь.

Потому нет ничего на свете больнее и гаже этого. Потому что этим людям ты всегда веришь как себе, но оказывается, что они тебя недостойны.

Я готова всю жизнь ссориться с любимой подругой и слушать от нее несправедливости и упреки в собственной мягкотелости, лени и показушности – но я знала и знаю, что она имеет на это право. Мы убьем друг друга за идею, но никогда не станем банально как-нибудь и нелепо вцепляться друг другу в волосы из-за мужика или поднимать хай из-за дурацкого стобаксового долга. И если мы когда-нибудь все-таки поссоримся навсегда – это будет как раз тот случай, когда лучшие друзья перестанут быть друзьями, но останутся лучшими. И я буду думать о ней светло, и говорить гордо, едва зайдет речь – N? Да, мы когда-то были не разлей-вода – и всю жизнь расти и добиваться вершин, чтобы доказать ей, что я была ее достойна.

Либо совсем не прощаться, либо прощаться так, чтобы можно было через много лет написать книгу об этом человеке – а не прятать глаза: N? Нет-нет, не знаю такого – не рассказывать же, что вы с N дружили сто лет, а потом он прошипел, что все это время просто хотел тебя трахнуть – и теперь ненавидит, потому что спать с людьми, чтобы доказать им свою преданность, как-то не в твоих правилах. Так ведь не может быть, потому что не может быть никогда, какой-то гребаный бредовый сон, разбудите меня, скажите, что это неправда, что она меня не продавала, что он не читает всем подряд мои письма и асечную хистори – просто так, мол, вот как она за мной бегала, жуткое дело, не знал, куда деться, - что они все просто не дозвонились, чтобы извиниться за это, просто не дозвонились – если б они попросили прощения, это ведь значило бы, что они его достойны. И я бы все равно не общалась бы с ними, но хотя бы выдохнула эту мерзость, это рвотное ощущение грязи внутри, когда хочется перестирать всю одежду, в которой ты приехала от этого человека, когда кажется, что тебя обокрали, и вынесли, как назло, самые любимые, давние, талисманные вещи, и устроили в доме помойку – Господи, столько времени, столько слов, столько «мы» и «вместе», столько, столько – тогда хотя бы хотелось жить, я не знаю, а то ведь не хочется, и людям перестает вериться абсолютно, а только тошнит, тошнит, тошнит.

Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не так.

10/08/04

@@@

Писать бы на французском языке –

Но осень клонит к упрощенным формам,

Подкрадываясь сзади с хлороформом

На полосатом носовом платке.

Поэтом очень хочется не быть.

Ведь выдадут зарплату в понедельник –

Накупишь книг и будешь жить без денег.

И только думай, где их раздобыть.