Робертсон Дэвис - Мир чудес (Дептфордская трилогия - 3)

• Название: Мир чудес (Дептфордская трилогия - 3)
• Автор: Робертсон Дэвис
• Жанр: Научная Фантастика

---

Он тоже увидел это и слегка шлепнул меня, словно говоря: "Уж дай мне дожить свое, дружок. Я это заслужил, э? У тебя такой вид, будто ты хочешь слопать меня с потрохами. Но ведь в этом нет никакой необходимости, кн?" Не было произнесено ни одного слова, но я покраснел под гримом. И что бы я ни делал для него впоследствии, я никак не мог смирить в себе волка. Если я и был излишне резок с Роли, то лишь потому, что рассердился на него: он разглядел то, что, как мне казалось, я искусно скрывал.

То же самое было и с Боем Стонтоном. Нет-нет, не на поверхности. У него был превосходный внешний лоск. Но он оставался хищником.

Он вознамерился проглотить меня. Приступил он к этому с привычной легкостью и, думаю, даже ни на секунду не задумываясь о том, что делает. Он наизнанку выворачивался, стараясь быть очаровательным и привлечь меня на свою сторону. Кончив бранить тебя, он начал подыскивать тебе оправдания. Делал он это таким образом, чтобы угодить мне: ты, мол, жил убогой жизнью школьного учителя и приобрел не ахти какую репутацию в научных кругах, тогда как мы с ним добились блестящих успехов и дышали, в отличие от тебя, горним воздухом.

Да, то, что он делал, он делал блестяще. Не так-то легко казаться молодым, но тот, кто умеет делать это красиво, приобретает необыкновенное обаяние, потому что он словно бы обращает в бегство Старость, а то и саму Смерть. Голос его звучал по-юношески звонко, а в разговоре он, с одной стороны, не щеголял идиотскими новомодными словечками, а с другой - избегал доисторического жаргона, который выдал бы его с головой. Мне все время приходилось напоминать себе, что моему собеседнику за семьдесят. Моя профессия требует, чтобы я демонстрировал хорошую физическую форму, но я знаю, как это делается, потому что научился у сэра Джона. А вот Бой Стонтон - притом, что он-то был всего лишь любителем - мог кое-чему научить меня в искусстве казаться молодым, не прибегая ко всяким нелепостям. Я знал: он стремится обратить меня в собственность, очаровать меня, слопать меня, приручить. Только что он обнаружил, что потерпел поражение: он-то считал, что слопал тебя, Рамзи, но ты оказался похож на сказочных героев, которые целыми и невредимыми выходят на свободу из брюха великана.

И вот он попытался слопать меня - так упустивший одну девицу тут же начинает увиваться за другой.

Нам непременно нужно поговорить, сказал он. Мы направлялись из твоей школы в мой отель, и, огибая Куинс-Парк-Серкл, он съехал с проезжей части на отдельную дорожку, ведущую к зданию законодательного собрания, и затормозил у входа с величавым мраморным портиком. Скоро это станет его персональным входом, сказал он.

Я знал, о чем он ведет речь: назначение, о котором будет объявлено на следующее утро. Он был полон этого события.

- Не сомневаюсь, - сказал я. - Это очень в его духе: он - повелитель целого царства, женщины, делающие ему реверансы, и все такое. И уж конечно, этого жаждала его жена, которая все и устроила.

- Да, но дело обстояло не так просто. Получив желаемое, он потерял уверенность, что это ему нужно. Если ты принадлежишь к волчьему братству, то с тобой нередко такое случается: не успеешь ты достичь того, к чему стремился, как уже начинаешь это презирать. Радость Боя была сродни ощущению человека, который думает, что попал в капкан.

- Да, работенка эта - не одни удовольствия. Что такое торжественный прием? Ты приезжаешь в законодательное собрание в карете, кавалькада конных солдат спереди и сзади, тысячи поклонов - ведь ты представляешь корону. Потом вдруг ты обнаруживаешь, что читаешь речь, написанную кем-то другим, и провозглашаешь политический курс, который тебе, возможно, не нравится. Если он не хотел становиться представительской фигурой, то должен был придушить Денизу, когда та взялась добывать ему эту работу.

- Разум, разум, разум! Ты ведь прекрасно знаешь, Данни: когда мы принимаем важные решения, наш разум дремлет. Бой жаждал обзавестись этим государственным ландо с конными солдатами и каким-то образом умудрился внушить себе дурацкое представление, будто в качестве губернатора он будет чем-то управлять. Но он сразу же понял, что ошибся. Он пробежал план мероприятий на первый месяц своего пребывания в должности и потерял душевное равновесие, узнав, какие места ему придется посещать и что делать. Подарить флаги бойскаутам, присутствовать на открытии дома для престарелых, съесть добрую сотню официальных обедов с целью сбора пожертвований для борьбы с болезнями, о которых он и слышать не хотел. И улизнуть у него не было никакой возможности. Секретарь сообщил, что выбора у него нет. Должность требовала его участия во всех этих мероприятиях, и он не мог не выполнить своих обязательств. Но больше всего он был раздосадован другим.

Такую должность не получишь за два-три дня, и ему о грядущем назначении стало известно за несколько недель. В это время у него образовались какие-то дела в Лондоне, и, находясь там, он счел, что неплохо бы позаботиться о парадной форме. Так он сказал сам, но я-то - такой же волк, как и он, знал, как ему, вероятно, не терпелось побольше разузнать обо всей этой государственной мишуре. И вот - к Иду и Равенскрофту, денег не жалеть и чтобы заказ был выполнен в лучшем виде. Оказалось, что у них есть парадная одежда как раз такая, как ему нужно. Он ее примерил, чтобы посмотреть, каким будет общее впечатление. И хотя было совершенно очевидно, что все это сшито на человека комплекции помельче, впечатление было ужасающим. "Внезапно я перестал быть похож на себя, - сказал он. - Я оказался стариком. Не дряхлым, не жирным, не отталкивающим, но все же, несомненно, стариком".

Он ожидал от меня сочувствия, но волк никогда не должен обращаться за сочувствием к волку. "Вы и есть старик, - сказал я ему. - Очень красивый и хорошо сохранившийся, но все равно никто не примет вас за молодого". "Да, ответил он. - Но все же не такой, каким кажусь в этом мундире. Не представительская фигура. Я попытался надеть фуражку чуть набок посмотреть, не поможет ли, но тут присутствовавший при этом человек с портновским метром на шее сказал: Нет-нет, сэр, так нельзя, и поправил ее, чтобы сидела прямо. И тут я понял, что теперь всегда рядом со мной будет человек, который станет поправлять на мне фуражку, а я буду лишь бесплатным приложением к этой форме".

Пробыв семь лет своей жизни хитроумной начинкой Абдуллы, я смотрел на ситуацию, в которой оказался Стонтон, совсем не так, как он. Конечно же, Абдулла был надувательством. Он был создан, чтобы морочить Простофиль. Но губернатор не имеет права опуститься до уровня Абдуллы. Губернатор воплощение всего корректного, честного, предсказуемого. Простофили получили его, и теперь он должен выполнять их желания.

"Я потерял свободу выбора", - сказал он и, кажется, ждал, что я в ужасе всплесну руками. Но я этого не сделал. Я получал удовольствие. Для тебя, Данни, Бой Стонтон был старой историей, а для меня - новой, и я тоже по-своему вел свою волчью игру. Я не забыл уроки миссис Константинеску и знал, что ему нужно выговориться, а я был готов слушать. Я помнил совет старой Зингары: "Баюкай их". И я принялся баюкать его.

"Я вижу, вы оказались в ситуации, в которую никогда бы не попали, действуй вы с открытыми глазами. Но выход есть из любого положения. Неужели вы не видите никакого выхода?"

"Даже если я и найду выход, то вы только представьте, что произойдет, если я вдруг откланяюсь", - сказал он.

"Наверно, будете продолжать жить так, как жили до сих пор, - сказал я ему. - На вас обрушится град критики, потому что вы отказались от должности, которую вам даровала Корона. Но, осмелюсь сказать, такое уже случалось".

Клянусь, делая это замечание, я не имел в виду ничего конкретного. Но он, услышав это, оживился. Он посмотрел на меня так, словно я сказал что-то необыкновенно ценное. Потом он сказал: "Но он-то относился к этому по-другому. Он был моложе".

"Вы это о чем?" - спросил я.

Он как-то странно посмотрел на меня.

"Я говорю о принце Уэльском, - сказал он. - Вы же знаете, он был моим другом. Хотя нет, не знаете. Но много лет назад, когда он приезжал в Канаду, я был его помощником, и он оказал на меня очень сильное влияние. Я многому у него научился. Понимаете, он был необыкновенный. Это был поистине удивительный человек - что он и продемонстрировал при отречении. Какое нужно было иметь мужество!.."

"Это потребовало мужества и кое от кого из родни, - сказал я. - Как вы думаете, он был счастлив после этого?"

"Думаю - да, - сказал он. - Но он был моложе".

"Я уже говорил, что вы старик, - сказал я. - Но я не имел в виду, что жизнь для вас кончилась. Вы в великолепной форме. Можете прожить еще, по меньшей мере, лет пятнадцать. Если подумать о том, сколько всего вы сможете сделать за это время..."

"А если подумать о том, чего я не смогу сделать?" - произнес он. Тон его подтвердил мои подозрения: я почувствовал, что под всем этим внешним лоском, дружелюбием и осторожными попытками снискать мое расположение скрывается отчаяние.