Питер Альбано - Атака седьмого авианосца

• Название: Атака седьмого авианосца
• Автор: Питер Альбано
• Издательство: Яуза
• Жанр: Триллер
• Год: 1996

Обладающие колоссальными денежными ресурсами лидеры нефтедобывающих стран Ближнего Востока не жалеют средств для закупки боевых самолетов и кораблей. В огонь войны за мировое господство они бросают все новые и новые силы. Летчикам террористов обещана щедрая плата за каждый боевой вылет и выполненное задание. Экипаж «Йонаги», японского авианосца с фантастическим судьбой, противопоставил ярости фанатиков и «грязным» деньгам наемников преданность долгу и нормам самурайского кодекса чести.

---

— Возможно, он пытается что-то сказать, — предположил Хорикоси.

— Не… пытаюсь, а… говорю… болван… — сумел наконец произнести Брент.

— Смотри-ка, очнулся! — обрадовался старый Хорикоси, и все вокруг с облегчением рассмеялись.

Потом раздался негромкий голос с характерными интеллигентными интонациями:

— Скоро поправишься, Брент, ты пошел в отца, а он был на диво крепок.

Высокий человек лет шестидесяти с серо-зелеными глазами и удивительно густыми седыми волосами, челкой падавшими на лоб, склонил над кроватью бледное лицо, казавшееся особенно белым рядом с желто-смуглыми лицами японцев. Это был адмирал Марк Аллен, начальник военно-морской разведки в зоне Тихого океана, вместе с Брентом прикомандированный к «Йонаге». Он вырос и получил образование в Японии, где его отец был военно-морским атташе, а потому свободно говорил по-японски (как и на многих других языках) и был крупным специалистом по истории и культуре Востока.

Окончив Военно-морскую академию в Аннаполисе, он служил на торпедном катере, а потом был командиром одной из первых субмарин класса «Гато». Однако страсть к авиации возобладала, и Аллен, получив «крылышки»[2] в Пенсаколе, стал пилотом пикирующего бомбардировщика «Дуглас-SBD», приписанного к палубной авиации «Лексингтона». Там он познакомился и подружился с Тедом Россом, отцом Брента, летавшим на его самолете стрелком. Именно он за необузданную вспыльчивость прозвал его Порох Росс.

Марк Аллен сделал двадцать три боевых вылета и был сбит над Коралловым морем, где затонул тогда и его авианосец. Потом он служил на «Йорктауне» и «Уэспе» помощником руководителя полетов и сумел выплыть после того, как оба корабля один за другим были пущены японцами на дно. К нему крепко прилипло шуточное прозвище «глубоководная непотопляемая торпеда „Марк-1“, и многие отказывались служить с ним, считая, что он родился под несчастливой звездой.

Однако Аллен сумел переломить свое невезение и был с повышением назначен руководителем полетов на один из новых авианосцев класса «эссекс». Именно он направлял самолеты, потопившие японский линкор «Ямато» во время его злосчастной атаки на Окинаву 7 апреля 1945 года, а всего он принимал участие в двенадцати морских сражениях, заработав Военно-морской крест и медаль «За выдающиеся заслуги». После уничтожения «Ямато» его представили к медали Почета, которую он, правда, так и не получил. Зато его несколько раз упоминали в приказах, а президент Трумен направил ему личную благодарность.

После войны они вместе с Россом попали в число сотрудников Сэмюэла Моррисона, писавшего капитальный труд «ВМС США во Второй мировой войне». Совместная работа сблизила их еще больше, и, когда в 1953 году Тед женился на Кэтлин Игэн, в свидетели он позвал Аллена, а тот, годом позже венчаясь с Кейко Моримото, разумеется, захотел, чтобы шафером на бракосочетании стал Порох. И когда у него родился Брент, в роли восприемника он видел только своего старого друга.

И вот теперь, увидев полные жалости и тревоги глаза Аллена, Брент попытался успокаивающе улыбнуться:

— Я… уже ничего…

— Конечно! Конечно! У тебя же, как у Тибальта, девять жизней!

Оба американца рассмеялись, а японцы, очевидно, не читавшие «Ромео и Джульетту», недоуменно переглянулись.

— Ты молодчина, Брент, — пробасил Йоси Мацухара. — Одного «мессера» сбил, второй еле уполз. — Он отстегнул от пояса меч. — Я принес его тебе. Офицеры «Йонаги» имеют право не расставаться со своими мечами даже в лазарете. Вот здесь, над койкой, мы его и повесим. — Он приладил меч к изголовью госпитальной кровати.

Брент внимательно следил за его движениями: у этого закаленного клинка в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, украшенных искуснейшей резьбой, которая запечатлела важнейшие события рода Коноэ, была своя история. Последний в роду, лейтенант Нобутаке Коноэ вручил его Бренту перед ритуальным самоубийством, выбрав американца своим кайсяку, хотя терпеть его не мог и даже пытался убить. Однако Брент был храбр, обладал огромной физической силой и оправдал возложенную на него честь. На глазах адмирала Фудзиты и сотни его офицеров он одним отчетливым ударом обезглавил лейтенанта. Правда, потом у него начался приступ рвоты, которая мучила его еще двое суток.

Воспоминания Брента были прерваны Эйити Хорикоси.

— Молодцом, молодцом, мистер Росс. Скоро будем кушать как все люди, а не через трубочку, — он показал на введенную в вену Брента иглу, которая была присоединена к пластиковой трубке капельницы с физиологическим раствором. — Такеда, — обратился он к санитару в белом халате, — пока все-таки продолжай давать пятипроцентный раствор декстрозы с половинной солевой концентрацией из расчета тысяча пятьсот кубиков в час.

Такеда поклонился и торопливо записал назначение.

— Будут боли, — продолжал Хорикоси, — сделаешь ему четыреста единиц демерола раз в четыре часа. Но не больше. Понял?

— Понял, — высоким, срывающимся на фальцет голосом ответил тот.

— Такии… — сказал Брент. — Лейтенант Йосиро Такии. Как он?

Хорикоси еще не успел ответить, как все обернулись на громкий протяжный стон, донесшийся с соседней койки. Брент осторожно перекатился на бок и увидел под ожоговым навесом неподвижную, сплошь забинтованную, словно египетская мумия, фигуру, утыканную пластиковыми трубками, входящими во все отверстия тела. Носа не было — подающие кислород трубки были присоединены к двум круглым дыркам, черневшим в бинтах.

— Такии… — в ужасе воскликнул Брент. — Это мой командир!

— Он был просто пропитан бензином, — хрипловатым голосом сказал Фудзита. — Не сразу удалось… сбить пламя.

— Ожоги третьей степени. Голова — целиком, шея, обе руки, плечи, спина… По «правилу девяток»[3] — сорок пять процентов поверхности тела.

— Каких еще девяток? О чем вы, доктор? У него же нет носа! А уши? Глаза?

Хорикоси, уставившись поверх головы Брента на меч, еле слышно ответил:

— Нет у него ни ушей, ни глаз.

— Он потерял зрение и слух, почти половина его тела уничтожена! Зачем же вы его лечите, зачем стараетесь сохранить ему жизнь?

Глаза старого доктора блеснули, словно кусочки полированного оникса:

— Зачем? Затем, что это — мой долг. Я восстанавливаю то, что уничтожаете вы! Здесь, — он обвел вокруг себя рукой, — здесь идет такое же сражение, как и в небесах, где вы превращаете друг друга вот в такое… — Он ткнул пальцем в сторону обожженного летчика, в изголовье которого тоже висел меч. — Но я сражаюсь со смертью, а вы — с жизнью. — Он, явно не робея перед офицерами в высоких чинах, окинул их вызывающим взглядом. — Чудес от меня не ждите: увечить и убивать легче, чем спасать и лечить!

Адмирал Фудзита выпрямился, в глазах у него вспыхнул опасный огонек. Но прежде чем он успел заговорить, с койки обожженного Такии донесся пронзительный, протяжный стон — словно флейтист во всю силу своих легких опробовал инструмент, — который царапал нервы, как скрип железа по стеклу, леденя кровь в жилах и бросая людей в озноб.

— Такеда! — приказал Хорикоси, — введи ему сто миллиграмм демерола.

— Господин старший фельдшер… Я только что…

Такии снова, еще громче, застонал, попытался повернуть спеленутую бинтами голову.

— Не пререкаться! Делай, что тебе говорят!

— Есть!

Катая по скулам желваки, санитар взял со столика шприц и выпустил его содержимое в одну из капельниц, укрепленных над кроватью летчика. Стоны почти сразу же стали стихать.

Хорикоси как ни в чем не бывало повернулся к Фудзите:

— С вашего разрешения, господин адмирал… Меня ждут, — он кивнул в сторону длинного ряда тридцати госпитальных коек, двенадцать из которых занимали раненые.

— Работайте, — отвечал тот. — И нам пора заняться делами.

Следом за адмиралом к дверям направились все остальные. Брент, осененный пугающей догадкой, крикнул им вслед как мог громко:

— Арабская эскадра?..

— Мы всадили авианосцу две торпеды ниже ватерлинии, — не останавливаясь, бросил через плечо адмирал, — и арабы убрались.

— Слава Богу, — прошептал Брент, снова откидываясь на подушку. Забытье стало путать его мысли.

Американский лейтенант с поразительной быстротой восстанавливал силы. Хотя ожоги вызывали мучительный зуд, а швы неприятно стягивали тело, он проснулся наутро бодрым и без головной боли. У койки стояли Хорикоси, Такеда и еще несколько санитаров, прилаживавших над его правой, обожженной горящим бензином ногой маленькую ожоговую «люльку».

— Прекрасно… Капиллярное наполнение просто прекрасное… — бормотал старый фельдшер, откидывая простыню и осматривая ожог.

— Да? А как там с «правилом девяток»? — весело спросил Брент.

От улыбки все морщины на лице Хорикоси пришли в движение.