Юрий Сбитнев - Эхо

• Название: Эхо
• Автор: Юрий Сбитнев
• Жанр: Современная проза

---

Бобыль водил сюда Шурку. И они долго следили с сопки над падушкой, выискивая лежки. Бобыль видел их и, считая, показывал Шурке. Шурка не увидел ни одного волка и лежек их не разглядел, но места, указанные Бобылем, запомнил. На них и выводил вертолет.

Волки лежали прочно. Первый заход ничего не дал. Тогда командир, снизившись, вошел в падушку и, почти касаясь колесами снега, помчался по пси, оглушая все окрест грохотом и воем.

Тайга летела перед самым лицом, казалось – ветви хлещут по обшивке. Стало муторно, и на миг ушло сознание.

Еще момент, и вертолет влипнет в частолесье. Но командир выдергивает машину, взмывая в небо.

– Нет их там! – кричит на ухо второй пилот.

– И не было! – орет Борис и поднимается с пола. Лежал за спиной Кеши, страховал.

Но в это время что-то кричит командир, и второй влетает к нему в кабину и так же стремительно скатывается к нам.

– Подняли! – Он уже плюхнулся на сиденье подле иллюминатора, изготовился к выстрелу.

Молодой волчишка, не выдержав нашей атаки, оставил лежку и теперь мчит вниз по падушке к руслу Турулаиды весь как на ладони.

Командир закладывает вираж, и нам хорошо виден зверь. Мосластая парнишковая стать, длинные и оттого неуклюжие ноги (но несут они его быстро), чуть вжатая в лопатки шея, и во всем неудержимый страх.

– Как реактивный прет! – успевает выкрикнуть Боря, и перед нами только небо, только далекие перистые облачка. Когда и распогодило – не заметили.

– Что он делает! – сердится Кеша, готовый к стрельбе.

Но в следующий момент мы понимаем маневр командира. Из буерака вырывается еще один зверь и мчит что есть духу за волчишкой. Бег этого зверя точен и красив. Могучее тело стелется над землей, мощно, в каком-то удивительно расчетливом, и согласном ритме работают попеременно сдвоенно передние и задние лапы. Волк набирает скорость могучими толчками мышц, но этих толчков не улавливает глаз.

Командир, чуть накреняя машину, выводит Кешу на выстрел. Но зверь, словно бы почувствовав это, меняет направление и уходит под брюхо вертолета.

Еще маневр. Теперь нам видны оба волка. Матерый, сбив молодого со стремительного бега падушкой к руслу Туруланды, уводит его в узкую долину ручья. И тот уже не мчит сам по себе, абы унести ноги, но подчиняется старшему.

– Хитрюга, сволочь! – орет Кеша, до пояса вывалившись за борт, и стреляет.

Хрясь! Хрясь!…

– Мимо! Мимо! – орет истошно Борис.

– Возьми левее! – кричит Кеша командиру.

Второй запрыгивает в кабину. И машина резко меняет куре, сваливаясь влево.

Но волки успевают достичь узкого каньона ручья и бегут по нему, мелькая сквозь разнолесье.

Ручей невелик, с километр, не больше, а там снова чистое место, склон каменистого распадка, почти до краев занесенного снегом. Это хорошо видит командир, не отпуская волков, гонит по ручью. В голове все перемешалось, руки дрожат, пот заливает глаза, нечем дышать. Никакой не стрелок я в таком состоянии. А Боря, словно бы и понял, выхватил из рук карабин, оттиснул в угол.

Гремит, сотрясается, вот-вот развалится наша видавшая виды машина. Поднимаюсь в пилотскую. Снова простор на три стороны. Слева громадные пустые тундровые покати, справа редколесье тайги и широкое поле Туруланды. Впереди узкая змейка покрытого крепкими наледями ручья и распадок, рассекающий еще одну чистую покать вершинных тундр.

И под самым стеклянным колпаком вертолета два стремительно мчащихся к своей гибели зверя. Я знаю, как стреляет Кеша. И то, что смазал он, не случайность. Боялся, не пойдут по ручью волки. Он эти места знает. Загнал их в ручей. Хочет добыть обоих.

– Скажи командиру, – кричит мне второй, – не спешил чтобы! Надо гнать по распадку. А у гольцов вывести на выстрел.

Я передаю. Вижу и распадок, и гольцы, и волков, которые, словно подчиняясь задуманному людьми, уже стелются вдоль распадка по левому его срезу. Над правым громадным козырьком застыли снежные задувы. А левый – гладкий и удобный для бега. Звери заметно увеличили скорость, но вертолет по-прежнему висит над ними.

Командир снижается, еще сокращая расстояние. Я отчетливо вижу волков. Впереди волчица…

Мне становится не по себе. Я забываю вдруг про то, что мы сюда прилетели специально на волчью охоту, что стая, если ее не отстрелять, учинит в стадах кровавую бойню, что могут пострадать и люди: Бобыль, Васька, Шурка с Таней, их дети… Сейчас мне мучительно хочется одного: чтобы эти двое спаслись.

Вовсе не от страха вымахнула из скрытни волчица. Мать поняла всю нелепость поступка своего ребенка, страсть защитить его, увести из-под выстрелов заставила это сделать.

До боли сжимая скулы, я едва удерживаю крик отчаяния, все во мне всколыхнулось, все панически закружилось, толкая на какое-то страшное безрассудство, лишь бы только остановить эту охоту. Любой ценою! Любой!… Я протестую!…

И вдруг волчица с полного бега делает стремительную скидку. Большое тело, вмиг подобранное, ядром перелетает через распадок, исчезая в сугробе под толстым козырьком надува, туда же летит и ее ребенок. Подрезанный двумя тяжелыми ударами наст срывается с места, и снежная лавина скрывает следы звериной скидки.

А командир уже развернул вертолет для боя. Но внизу тишина, и я скатываюсь туда, захлебываясь от радости, ору:

– Бей! Бей их! Бей!

Кеша пожимает плечами, тянет шею за борт. Борис с открытым ртом и выброшенным на изготовку карабином застыл у иллюминатора. Второй в недоумении разводит руками.

– Где они?

– Были, – говорит Кеша, встает в сердцах, сбрасывает ремень и захлопывает дверцу. – Как это зараза выскочила – все! Я понял, охоты не будет.

– Какая зараза? – спрашивает Боря.

– Волчица… Я ее, суку, знаю. – И плюется.

А я хохочу, облапив бочку, и, как Кеша во сне, бодаюсь с ней.

– Упустили… упустили… упустили.

– Чему радуешься?! – говорит Борис. – Стрелять надо было – охотники!

Вертолет возвращается к месту звериной лежки.

Кеша висит за спиною командира, разглядывая землю.

– Так и есть! – кричит он. – Пока мы тех гнали, эти поднялись и в урманник ушли.

Из кабины спускается очень счастливый Шурка – приобщился к техническому прогрессу, посидел в кресле второго пилота. Второй идет на свое место, аккуратно убрав в футляр бокфлин.

– Все! – говорит Борис – Рыбаки ловили рыбу, а поймали раку…

Вертолет снова приземляется на месте прежней посадки.

Таня с Васькой уже снимают палатки. Бобыль повернул и направил стадо на новые пастбища. Пригнал десяток ездовых оленей и теперь впрягает их в нарты, вяжет аргиш.

– Мужики, помормыжничайте маленько, – предлагает командир, – а мы с Борей в керосинке покопаемся…

– А что с ней? – тревожно спрашиваю я, поглядывая на донельзя закопченную «легкую» нашу машину. Но никто не разделяет моей тревоги.

Второй, уже прихватив на всякий случай ледоруб, спешит к реке.

– Пойдем на талицы, – говорит Кеша. – Там хариуса прорва.

И мы идем к черным быстринкам чистой воды, туда, где речка Вювю, делая плавный изгиб, вливается в Туруланду.

«Где-то тут все и было», – снова думаю я, и в сердце далеким, далеким эхом отзывается давным-давно прожитое и пережитое, когда был я молод, и только-только начиналась жизнь, и столько было вокруг непознанного, тайного и удивительного.

– Волк, – говорит Кеша, сладко попыхивая сигареткой, – из всех зверей первым приспособился к НТП (так называет он научно-технический прогресс). Раньше его обложил флажками – под ствол лезет, а через них не пересигнет. Теперь что хотишь вешай, сиганул – нету, ушел из обклада. Раньше как мы их, сердешных, били? На вертолетку – и пошли по-над тайгою. Страсть гула вертолетного боялся. Вскакивал – и ну нарезать. Пока всю стаю не перебьем, на землю не присядем. Теперь – сам видел. Так ведь, гляди, что учудила! Ей, вишь, ребятенка жалко стало. Так ведь знала, что нас перехитрит. А я того не знал. Теперь ученый буду. А знаешь еще одно, ведь если их зараз все-таки с их скрытни подымешь, так ведь они что делают: не друг за другом стаей, как было, нарезать начинают, а вроссыпь. Пока одного гонишь, другие уйдут. Вот ведь мудрая скотинка.

– А что эти? – спрашиваю я.

– Эти сюда больше не пойдут. Они дикие стада пойдут пасти…

– Есть еще дикие?

– Ого-го сколько! Три больших стада!…

И пока мы кондачили – таскали зимними удочками хариуса, его тут было и впрямь прорва, Кеша рассказывал о диких оленях.

ГЛАВА III

Снова скользим по белым просторам. Черные вешки еловых лап, определявшие наш путь, исчезли. Река тут широкая, и тайга, далеко оттиснутая крутыми берегами, вовсе исчезла из поля моего зрения. Лежу в нарте на спине, подоткнув под голову свернутый валиком спальник. Перед глазами только небо, крупные звезды, и льется из ковшика млечный след. Если упереться локтями и чуть-чуть приподняться, то в этом неограниченном просторе возникнут белые спины оленей, их мерно покачивающиеся рога, а чуть дальше и впереди, тоже белая, спина Ганалчи, его и олений парок от дыхания, и ничего больше. За спиной Ганалчи, за оленьими рогами звезды, небо и разлитое из ковшика молочко.