Юрий Сбитнев - Эхо

• Название: Эхо
• Автор: Юрий Сбитнев
• Жанр: Современная проза

---

Случалось, что купец, путая счет, начислял долг, уменьшая число полученной пушнины и мехов. И крайне удивлялся, что «тунгус» за год не только не забыл, но совершенно точно восстанавливал истину в расчетах.

Я замечал, что на расчетах, а точнее, на удивительном каком-то счете основан феномен необычайной, как бы врожденной безошибочной ориентации эвенков в тайге и тундре. Ганалчи совершенно точно знал количество рек, ручьев, речушек, притоков, стариц, озер на громадной территории, держал в уме количество хребтов, возвышенностей, сопок. И что поразительнее всего – число созвездий и звезд в них на зимнем и летнем небе.

Как же так получилось, что никто не обратил внимания на эту магию чисел?! На эту прекрасную способность человеческого разума все подчинять счету тут, в ледяных пустошах Крайнего Севера, среди первозданной земли, где неисчислимо далекое небо ближе всего к человеческому сердцу!

А может быть, она тут и есть, та самая загадочная страна древней цивилизации, которую ищут ученые совсем в иных краях?!

Скользят нарты, бегут олени к совсем близким звездам, и бег их в ночи стремителен и мудр.

Сколько раз ломал себе голову: почему это эвенки перед дальней кочевкой бессмысленно толкутся целый день, а падет на землю вечер, заструятся синие сумерки, поднимутся первые звезды, как вдруг заторопятся, заспешат и кинутся в нарты, погоняя оленей в ночь? Не проще ли, не осмысленнее было бы пуститься в дорогу с утра? Как я сердился на своих проводников перед дальней дорогой, когда попусту вели они время, слонялись по селу, откладывая с часу на час отъезд, а мне так было дорого это коротенькое время зимнего дня. Но ничто не могло подействовать на них – ни просьбы, ни доказательства, ни обида, ни даже угрозы…

Не было в моей памяти ни одного отъезда куда-либо утром ли, днем ли – обязательно в ночь. Смеялись над этой особенностью эвенков, объясняли ее и ленью, и беспечностью, и еще десятками неприглядных душевных качеств, и всякой чертовщиной объясняли. И в этот раз, уходя из нымгандяка, мы прохлопотали до сумерек и только с первыми звездами тронулись в дорогу. Я спросил: почему так?

Ганалчи объяснил:

– Восходит Хэглен – начинается утро.

Хэглен – эвенкийская Полярная звезда. С восходом Полярной звезды, по представлениям эвенков, начинается новый день. Вот где, в каких древних далях лежит этот обычай – уходить в дорогу с первой звездой. На Севере первым поднимается и горит в небе Хэглен, обозначая приход утра.

Свою страну эвенки называли издревле – ночная сторона Земли, полночная страна. Еще во времена Пушкина северные страны именовались в нашем языке полночными.

Полнощных стран краса и диво…

И у славян северные страны определяются ночными. Пявнична башта (Северная башня) – читаю под фреской в Киевской Софии… А раз ночная сторона, то и значение времени суток иное.

Вспомнилось, как начальник нашей геологической экспедиции, разгневанный этим вот «разгильдяйством», выгнал с базы уже навьюченный олений аргиш. Буквально взашей гнал каюров, страшно ругался. Кстати, эвенки не выносят крика. От крика они заболевают, оскорбленные до глубины души. А те, выгнанные, и километра не отошли. Остановились, о чем-то долго спорили. Потом занялись перекладкой вьюков с одного оленя на другого и, только когда поднялась над тайгою Полярная звезда, заспешили в путь.

В какие дальние-дальние эпохи и откуда вел этот свет предков и что значил он для них, если их потомки до сих пор чтут его путеводным? Сколько красоты в этом обычае, сколько неподдельной высокой красоты! И долгий, может быть, крайне тяжкий путь, освещенный далеким призывным светом, становится легче и обещает радость.

Ганалчи правит оленей на этот свет, и наш небольшой аргиш спешит точно на север.

Все меняется в мироздании, неизменен только Хэглен – центр всего сущего, ось, на которой вращается Великий Круг жизни. Так говорит Ганалчи. Потому что так говорили предки. Он сохраняет их истины, добавляя к ним и свой опыт. И какими наивными, если не просто глупыми, кажутся мне сейчас наши самодовольные утверждения, что мы куда умнее наших предков и знаем куда больше, чем они… Ведь поток информации…

Тут мысль моя пресекается. Ганалчи остановил оленей и зовет меня к себе.

Схожу с нарты. Мы и впрямь поднялись в небо. Не заметил, когда сошли с реки, и аргиш наш двигался выше и выше белым распадком, пока не достиг водораздела. Тут Ганалчи остановил оленей. Стою какое-то мгновение, не в силах понять, что же это произошло. Где я?

Старик улыбается, манит к себе. А я не могу и шага сделать. Сердце бьется у самого горла. Хочется смеяться и плакать одновременно. И только потому, что вот она, Земля, на которой прожил уже немало, которую любил по-своему, но никогда не видел такою, какой вдруг предстала она сейчас. И даже не Земля, а весь наш Мир и мироздание, в котором, наверное, есть не только место тем трем мифическим землям из верований эвенков, но и тысячам, миллионам им подобных, которые хранит все еще Время.

Мы стояли на гребне какого-то удивительного хребта, вознесенного над всем сущим. На четыре стороны перед нами открывался неограниченный простор, излучающий удивительное сияние. А над нами высоко и чисто, едва заметно, плыли звезды, каждая из которых на языке Ганалчи имела свое название, одно из которых я уже знал – Хэглен. Полярная была в самом зените, и, чтобы видеть ее, я закидывал голову, отчего начиналось легкое кружение. Но оно не мешало видеть, а словно бы затягивало в это вечное движение, которое и определено у эвенков как Круг Жизни.

По этому кругу, присев на задние лапы и принюхиваясь к трубочке Волопаса, плыла Большая Медведица, хищно скользила Рысь, бежали куда-то Гончие Псы, извивался Дракон, устремляясь туда, где над горизонтом всходила Вега, а напротив нее, чуть только выше, в южной части неба светился Сириус – моя звезда, с которой связан я необъяснимыми притягательными силами; она, эта звезда, близка мне, и к ней одной испытываю я необычайную нежную и тревожную любовь.

А по Звериному Кругу, о котором толковал мне при нашем отъезде из Хамакара Ганалчи, медленно шествовали в строгом порядке: Овен, Телец, Близнецы, Рак и Лев…

Высоко и ясно сияла вечная Кассиопея.

Далеко у наших ног извилисто, словно этот вот небесный Дракон, лежала под снегом Великая река, мягко обнимая черные леса с чуть голубоватыми в ночи блюдцами бесчисленных озер, мягкими ковригами поднимались над нею сопки, а где-то далеко-далеко на севере, утопая за горизонтом, призрачно вставали вовсе не земные горы – Путараны.

– Тут вот, – сказал Ганалчи, – от реки до реки – восемнадцать километров. Там, – он показал на наш путь рекою, – сто двадцать километров. Это Холи – большой мег.

Я впервые услышал это название. По-русски оно звучало Холог, так было обозначено и на картах, так называли вес мои знакомые, рассказывая самые удивительные истории.

Я видел Холог, проплывая года три назад по реке. Целый день кружились. И этот громадный, мрачный лесистый хребет, приближаясь, то возникал прямо по курсу, то оказывался слева от нас, а то неожиданно выплывал справа, все грознее и суровее нависая над рекой. И было в этом бесконечном кружении что-то роковое и тайное.

А на самой вершине курился едва различимый дымок. Старожилы утверждали, что Холог курится так уже многие десятилетия. Дым этот выходит из-под земли, а где, никто не знает.

И вот теперь мы с Ганалчи стоим где-то рядом с этим курением. И я пристальнее оглядываю все, что близко окружает меня. И вот всего лишь в каких-то десятках метров среди черных, словно обугленных, скал вижу, как что-то струится и дрожит едва различимо.

И Ганалчи, уловив мой взгляд, говорит:

– Холи дышит…

«Холи» no-эвенкийски – «мамонт».

Я прилетел в Хамакар на маленьком ЯК-12 с надеждой попасть в оленьи стада, кочующие по северной кромке тайги на границе с Великой тундрой. Мне повезло: в Хамакаре был Ганалчи, с которым познакомил меня секретарь райкома и который, как оказалось, еще раньше спас меня от верной смерти на мертвом калтусе. Он сразу же узнал меня, заулыбался, протягивая руки, а я все еще силился припомнить, кто же это из моих знакомых так рад нашей встрече. И только когда Иван Константинович, хозяин дома, в котором мы и встретились, усадил за стол и потекла неторопливая беседа, я узнал Ганалчи, хотя не узнать его было просто-напросто невозможно. В отличие от большинства эвенков он высок ростом, плечист и длинноног, спину держит всегда прямо, определяя этим гордую, независимую осанку. Но лицом необыкновенно добр, хотя черты его сурово и волево явлены. Этот тип лица в наших северных краях стал удивительно редок. А на первых фотографиях, сделанных в начале века и даже в тридцатых годах, самый распространенный: резко обозначенные скулы, высокий лоб, хорошо выраженные дуги бровей, узкий, но длинный разрез глаз, тонкие волевые губы и над ними не приплюснутый, но хорошо определенный чуть с горбинкой нос.